"В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО"

Главная Жизнь 01:01 24 Июля 2003 176

ИВАН НИКИТИН
1824 - 1861
Наверняка Есенин еще в сельской школе заучивал наизусть:

Напечатать

ИВАН НИКИТИН
1824 - 1861
Наверняка Есенин еще в сельской школе заучивал наизусть: "По зеркальной воде, по кудрям лозняка От зари алый свет разливается". Вот откуда есенинское: "Выткался на озере алый цвет зари". Думаю, что и мои ранние строки из поэмы "Станция Зима": "Заря, сходя с востока, оставалась У петухов на алых гребешках" тоже никитинские. Но даже и такой далекий от Никитина по своей поэтике Александр Межиров недавно вдруг затосковал по нему, загрустил:
C поэзией родной наедине
на вольной воле прожил я в неволе.
Никитина стихи прочтите мне,
стихи Ивана Саввича о поле.
Кто я такой? Секрета в этом нет,
ну а теперь тем более не тайна,
что я несостоявшийся поэт,
поэт, не состоявшийся случайно.
Приходило ли в голову самому Ивану Саввичу, что через полтора века после его смерти один из лучших поэтов России, перечитывая его стихи, вдруг ощутит себя "несостоявшимся"? Это нешуточное признание надвременной силы таланта Никитина, чья репутация не рухнула после распада двух империй - царской и советской - и после распада, как такового.
Это чудо, что выжил ритмический и пейзажный шедевр "Утро", покоряющий до сих пор с первого услышания, а он самослышится, даже когда его читаешь, шевеля губами лишь беззвучно.
Раздольно, с некрасовской нежностью и силой написано: "Полно, степь моя, спать беспробудно...", "Вырыта заступом яма глубокая... ", "Ехал из ярмарки ухарь-купец... ". До сих пор кажется до боли неестественным, что два таких близких друг другу и очень одиноких человека, как Некрасов и Никитин, не встретились. Некрасов не раз посылал приглашения Никитину быть автором своего журнала, но тот не отвечал. Почему? Никитин, восхищавшийся когда-то Некрасовым, не только перестал упоминать его имя после одного из "оступков" но, кажется, именно ему и посвятил свое нелицеприятное стихотворение "Обличитель чужого разврата... ". Некоторые наши специалисты и по Некрасову, и по Никитину стараются как бы не замечать этого не поставленного, но осязаемого посвящения, однако, по-моему, стих сам по себе - бесспорное доказательство. Да мало ли было в литературе вражды между писателями, которые могли бы стать соратниками?
"С младенчества дикарь печальный..." - так изобразил себя самого Никитин, этот будущий стихотворный живописец русской природы. Он ее чувствовал как мало кто и до него, и после. Природа осталась единственной утешительницей после ранней смерти его матери, молчаливо сносившей непредсказуемые выходки отца - владельца свечного завода, человека недюжинного, который нередко переходил от запоев водочных к запоям книжным, но никак не мог сам себя обуздать. Тем не менее у них дома была какая-никакая, а библиотека, редкая у купцов, только-только выбившихся в люди, и мальчик читал и читал с ненасытной неразборчивостью. Научившись в шестилетнем возрасте грамоте у местного сапожника, он поступил в приходское духовное училище, а затем в семинарию, но не закончил ее и вынужден был вместе с отцом, все больше пьющим и все меньше читающим, торговать свечами.
Никитин постригся по тогдашнему провинциально купецкому обычаю "в кружок", завел сапоги с голенищами до колен, но не стилизации ради, а для того, чтобы не выделяться - белых ворон воронежские торгаши не жаловали. Этого не простили и Кольцову, которого считали чем-то вроде купца-расстриги. Однако тень его то и дело еще блуждала по воронежским улицам, словно призрак из пыли, скрученной ветром после чьей-нибудь промчавшейся заезжей коляски, и не с кем было поговорить этой тени, кроме как с Никитиным, - ведь до ссылки Мандельштама в Воронеж было еще далеко. Никитину не суждено было узнать, что разминувшийся с ним во времени будущий классик - Иван Бунин отметит в его стихах "расстановку слов, тот выбор их, которым руководствуется художник, знающий природу существом своим", с восхищением цитируя строки:
Ковыль сухой и стар и сед.
На нем блестит морозный след.
Ну что ж, скупенек был автор "Господина из Сан-Франциско" на цветистость и одевал свои стихи так же, как герой его рассказа себя, - тщательно, неброско, скрупулезно. Поэтому ему и нравился экономно упорядоченный стиль стихов Ивана Саввича, инстинктивно противостоящий всему тому разгулу, который столько лет царил в его семье, доме.
Несмотря на то, что Никитин постоянно писал, лет десять после семинарии он жил, не обнаруживаясь в литературе, пока случай не помог напечатать стихотворение "Русь" в "Воронежских губернских ведомостях", и оно разлетелось в перепечатках по всей России.
В нем было и безусловное кольцовское чистое начало, но была и банальная славянофильская риторика. Особенно хорош был могучий запев: "Под большим шатром Голубых небес, - Вижу - даль степей Зеленеется. И на гранях их, Выше темных туч, Цепи гор стоят Великанами. По степям в моря Реки катятся, И лежат пути Во все стороны". Стихотворение немедленно "захрестоматизировали", но, слава Богу, частенько печатали лишь лучшими фрагментами.
Никитин пытался вытянуть свои купеческие сапоги из трясины, но она была тоже купеческая. Он начал изучать иностранные языки, философию, переводил с подлинника Шиллера и Гейне, но было уже поздно - он не мог вырваться: сапоги сами держались за трясину больше, чем она - за них. Один из его старых друзей И. Придорогин с тревогой писал воронежскому опекуну никитинского таланта Н. Второву, впервые напечатавшему "Русь": "Не могут ужиться в одном человеке торгаш и поэт: одно что-нибудь непременно убьет другое". Увы, он оказался прав. Никитин, не выдержав этой разодранности надвое, скончался от чахотки в возрасте Пушкина. Его Дантесом оказалась трясина.
НИКИТИНСКИЕ СВЕЧИ
У кулачного бойца -
пьяни, ухаря-купца -
на его заводике
в некупеческой тоске
сын царапал в уголке
стих да стих под ходики.
Тот заводик был свечной.
Мать была свечой ночной,
не спала от страху,
что вот-вот вернется муж,
все порушит и к тому ж
пришибет с размаху.
Русь была сама собой:
у отца опять запой,
опохмел рассолом.
Превращенье морды в лик.
Раскрыванье тяжких книг
пальцем невеселым.
Дикий, будто весь в шерсти,
сыну он хрипел: "Прости
то, что в срамоте я.
Ты читай - ты дорасти,
сын, до грамотея".
Сына он учить не смог -
сыну в грамоте помог
рвань, сапожник без сапог
и художник мата.
Но Россия такова,
что находит свято
самолучшие слова,
если грешновата.
Белый пар ее лугов -
вот Никитина любовь,
хрупкая и грустная.
Он был, в общем, одинок,
но была у его ног
вся природа русская.
Занят промыслом свечным,
он, как жемчугом речным,
сыпал слезным воском,
возжигаючи стихи
в честь черемухи, ольхи,
в дар полям, березкам.
Стал Никитин торгашом.
Всех на торжище большом
мог пустить и нагишом,
и его пускали.
Но, тихонько в нем шепча,
воском плакала свеча
нежно и пасхально.
Чья ты - русская душа?
Ярославны? Торгаша?
Как все перепутано!
То вокруг сплошной навоз,
то в нем чистый жемчуг слез,
то в нем перлы Пушкина.
И как близок и далек
к звездам теплый уголек
в костерке раскиданном,
добрели сквозь вечность все
к пастернаковской свече
от свечи Никитина.
УТРО
Звезды меркнут и гаснут. В огне облака.
Белый пар по лугам расстилается.
По зеркальной воде, по кудрям лозняка
От зари алый свет разливается.
Дремлет чуткий камыш. Тишь -
безлюдье вокруг.
Чуть приметна тропинка росистая.
Куст заденешь плечом - на лицо тебе вдруг
С листьев брызнет роса серебристая.
Потянул ветерок, воду морщит-рябит.
Пронеслись утки с шумом и скрылися.
Далеко-далеко колокольчик звенит.
Рыбаки в шалаше пробудилися,
Сняли сети с шестов, весла к лодкам несут...
А восток все горит-разгорается.
Птички солнышка ждут, птички песни поют,
И стоит себе лес, улыбается.
Вот и солнце встает, из-за пашен блестит,
За морями ночлег свой покинуло,
На поля, на луга, на макушки ракит
Золотыми потоками хлынуло.
Едет пахарь с сохой, едет - песню поет;
По плечу молодцу все тяжелое...
Не боли ты, душа! отдохни от забот!
Здравствуй, солнце да утро веселое!
1854, 1855
* * *
Ехал из ярмарки ухарь-купец,
Ухарь-купец, удалой молодец.
Стал он на двор лошадей покормить,
Вздумал деревню гульбой удивить.
В красной рубашке, кудряв и румян,
Вышел на улицу, весел и пьян.
Собрал он девок-красавиц в кружок,
Выхватил с звонкой казной кошелек.
Потчует старых и малых вином:
"Пей-пропивай! Поживем - наживем!.."
Морщатся девки, до донышка пьют.
Шутят, и пляшут, и песни поют.
Ухарь-купец подпевает-свистит,
Оземь ногой молодецки стучит.
Синее небо, и сумрак, и тишь.
Смотрится в воду зеленый камыш.
Полосы света по речке лежат.
В золоте тучки над лесом горят.
Девичья пляска при зорьке видна,
Девичья песня за речкой слышна,
По лугу льется, по чаще лесной...
Там услыхал ее сторож седой;
Белый как лунь, он под дубом стоит,
Дуб не шелохнется, сторож молчит.
К девке стыдливой купец пристает,
Обнял, целует и руки ей жмет.
Рвется красотка за девичий круг:
Совестно ей от родных и подруг,
Смотрят подруги - их зависть берет.
Вот, мол, упрямице счастье идет.
Девкин отец свое дело смекнул,
Локтем жену торопливо толкнул.
Сед он, и рваная шапка на нем,
Глазом мигнул - и пропал за углом.
Девкина мать расторопна-смела
С вкрадчивой речью к купцу подошла:
"Полно, касатик, отстань - не балуй!
Девки моей не позорь - не целуй!"
Ухарь-купец позвенел серебром:
"Нет, так не надо... другую найдем!"
Вырвалась девка, хотела бежать.
Мать ей велела на месте стоять.
Звездная ночь и ясна и тепла.
Девичья песня давно замерла.
Шепчет нахмуренный лес над водой,
Ветром шатает камыш молодой.
Синяя туча над лесом плывет,
Темную зелень огнем обдает.
В крайней избушке не гаснет ночник,
Спит на печи подгулявший старик,
Спит в зипунишке и в старых лаптях,
Рваная шапка комком в головах.
Молится Богу старуха жена,
Плакать бы надо - не плачет она.
Дочь их красавица поздно пришла,
Девичью совесть вином залила.
Что тут за диво! и замуж пойдет...
То-то, чай, деток на путь наведет!
Кем ты, люд бедный, на свет порожден?
Кем ты на гибель и срам осужден?
1858
* * *
Вырыта заступом яма глубокая.
Жизнь невеселая, жизнь одинокая,
Жизнь бесприютная, жизнь терпеливая,
Жизнь, как осенняя ночь, молчаливая, -
Горько она, моя бедная, шла
И, как степной огонек, замерла.
Что же? Усни, моя доля суровая!
Крепко закроется крышка сосновая,
Плотно сырою землею придавится,
Только одним человеком убавится...
Убыль его никому не больна,
Память о нем никому не нужна!..
Вот она - слышится песнь беззаботная,
Гостья погоста, певунья залетная,
В воздухе синем на воле купается;
Звонкая песнь серебром рассыпается...
Тише!.. О жизни покончен вопрос.
Больше не нужно ни песен, ни слез!
1860

Напечатать

Жизнь 00:10 / 07 Марта 2024 5175

Псы тоже летают

В тестовом режиме запущена новая услуга - перевозка питомцев на соседнем пассажирском кресле

Евгений Смирнов

Труд

А помните, как «Аэрофлот» обвиняли в бездушном отношении к путешествующим животным? Критика имела последствия. Как сообщила пресс-служба компании, по итогам прошедшего года на треть увеличилось количество...