- Семен, говорят, комический дар дается актеру от рождения. Вы можете объяснить, почему при вашем появлении на сцене зрители сразу начинают смеяться?
- Это вы спросите у них. По крайней мере в жизни я очень серьезный человек, даже сердитый. Но как только оказываюсь на подмостках - будто черт в меня вселяется, мне хочется юморить и стоять на голове. Поэтому никогда не смог бы сыграть трагедию в чистом виде, обязательно нашел бы в ней смешные стороны. Видимо, это свойство моего характера. В то же время я ненавижу, когда актеры специально комикуют, выжимая из зрителей смех ради смеха. Зачем? Ты веди себя, как живой человек: слушай партнеров, реагируй на них, смотри, нюхай, а зрители сами оценят, смешно ты это делаешь или притворяешься. Когда я репетировал Шута в "Короле Лире", так вы не поверите, я страдал по-настоящему, а мои коллеги смеялись. Может быть, в этом моя внешность виновата или мимика, не знаю.
- Вам не бывает скучно с самим собой?
- Есть такая поговорка: "скучают только дураки". Хоть я и переиграл в театре много дураков, но себя таковым не считаю. В принципе мне неведома скука. Бывает невесело, но это другое. А вот во время болезни веду себя, как настоящий паникер, после каждого укола думаю, что у меня рак, и все время читаю медицинскую энциклопедию. Благо моя мама - врач, поэтому такой литературы у нас в доме предостаточно. В период своего полового созревания я читал книги по гинекологии, а потом увлекался психологией, даже ходил на семинары по психоанализу. Гипнотизировал всех своих знакомых. Это оказалось совсем несложно.
- Наверное, могли бы вторым Кашпировским стать?
- Вы смеетесь, а мне бывает совсем не смешно, когда компъютеры в моем присутствии зависают. Порой мне хочется усыпить всех артистов на сцене, которые сами не понимают, про что играют. Бывали и исключения, когда я сидел на спектаклях с открытым ртом, скажем, на "Клаустрофобии" Льва Додина, "Мещанах" Товстоногова. После товстоноговского спектакля "Ревизор" мне страшно захотелось сыграть Хлестакова, но не в водевиле (поскольку почти все режиссеры делают из пьесы Гоголя забавный фарс), а в трагикомедии. В Москве я специально не пошел на спектакль Владимира Мирзоева, потому что, как выяснилось, он оказался похожим на мой замысел. А поскольку я человек завистливый, то не захотел смотреть на Максима Суханова в роли Хлестакова, перебежавшего мне дорогу. Я люблю, когда режиссеры своими спектаклями провоцируют скандалы, а публика готова актеров помидорами забрасывать. По крайней мере, если бы в меня запустили хоть одним, я был бы доволен.
- Вы могли бы прожить без театра?
- У меня был период, когда я почти 10 лет не работал на сцене. А одно время выступал в кукольном коллективе Ленконцерта. Ездили по детским садам и родильным домам и показывали какую-то чепуху, где я изображал... горошинки. Вы не представляете, как я ненавидел себя тогда. До кукольной эпопеи я обошел в Питере все драматические театры, но меня никуда не взяли, поскольку у меня не было театрального диплома. Актерство созревало во мне помимо специального образования, я становился лицедеем, можно сказать, во сне. О, вы не представляете, какие талантливые сны снились мне, какие фильмы, спектакли ставил я, где непременно всех побеждал, был силен и неотразим. А что я с женщинами делал... Ни в сказке сказать, ни пером описать.
- В жизни вы очаровываетесь женщинами?
- Я никогда ими не очаровывался. Просто это гормоны во мне играют, так сказать, зов природы. Вон у нас кот выбегает на лестницу и, не разбирая, кто ему встретился - кот это или кошка, седлает свою жертву.
- Вы сравниваете себя с котом?
- А что в этом плохого? Все мужики - коты.
- Но что в этом случае говорит ваш разум?
- Ничего не говорит. Он живет в полном согласии с моими инстинктами.
- Тогда разрешите поинтересоваться, что происходит с вами после, так сказать, удовлетворения инстинкта?
- Хочется опять. (Смеется). О, Боже, что я несу. Жена прочтет - ужаснется. Все это я говорю к тому, что человеку не надо бороться со своей природой и думать, будто горе только от ума. На самом деле все идет от физиологии. Даже неврозы и те связаны с ней, но не с тем органом, о котором вы сейчас подумали. Скажем, навязчивая мысль об одном и том же связана с левой почкой, а страхи, сомнения - это селезенка, и так далее. Поэтому прежде всего надо лечить внутренние органы, и тогда психически будешь здоров.
- Если вы так хорошо разбираетесь в психосоматике, то объясните, почему Антон Павлович Чехов недолюбливал абсолютно здоровых людей?
- Наверное, потому, что такие люди не могут заниматься искусством. Не зря же в театральных вузах у будущих артистов прежде всего психику расшатывают, иначе они никогда не смогут мгновенно рассмеяться или заплакать на сцене.
- Выходит, каждый актер - психически неуравновешенный тип, ненормальный?
- Хороший - да. Для этого достаточно на меня посмотреть.
- Ну зачем вы сейчас передо мной "играете", ведь я не актриса и не ваша партнерша по сцене. Кстати, как вы относитесь к своим партнерам?
- В основном плохо.
- Не видите себе равных?
- Да не нужны мне никакие равные. Хочется, чтобы кто-то был лучше меня и я бы у него учился. За свою жизнь мне довелось видеть много интересных актеров и в кино, и в театре, а вот работать с ними не приходилось. Обидно!
- Скажите, вы так же требовательны и к режиссерам?
- Я не могу начать репетировать, если пьеса не интересна мне, а режиссер не знает, зачем он ее ставит. Прежде всего постановщик должен заразить меня интересной идеей, влюбить в материал - и тогда я пойду за ним на край света.
- Как пошли в свое время за Геннадием Тростянецким в "Скупом" и Юрием Бутусовым в "Стороже"?
- Да, но теперь Тростянецкий в основном работает в Риге, а Бутусов Москву покоряет. Не гоняться же мне за ними ...
- А до Питера где вы работали?
- В ашхабадском ТЮЗе, играл всяких недотеп. Ну и, как мог, боролся с 50-градусной жарой. Целыми днями ходил со своей пластмассовой кружкой и пил из фонтанчиков, а потом пристрастился к зеленому чаю, научился лежать на земляном полу.
- И как вы только не спились от такого однообразия?
- Если вы имеете в виду не воду, а вино, то это зависит не от обстоятельств, а от наследственности. Тот, кому суждено спиться, сопьется и в Москве. Я не стал пьяницей, даже когда работал сторожем в Питере.
- Теперь мне понятно, почему вы так достоверно сыграли в "Стороже". Жизненный опыт, какой-никакой, помог.
- Ну это совершенно разные вещи. В нашем спектакле речь идет о двух мужчинах, выброшенных на обочину жизни и оказавшихся в положении изгоев. Вместе с тем им надо как-то выживать и кушать тоже надо, крышу какую-то над головой иметь. Вот мой персонаж и хитрит, что-то выгадывает за счет своего партнера, а потом стыдится, совесть его начинает мучить.
- Сознайтесь, в жизни вы хитрый человек?
- Скорее, вынужденно хитрый, но это у меня плохо получается. Раньше, когда я пытался говорить людям правду, меня считали простаком, теперь думают, что я играю. А я в принципе не воспринимаю скрытных людей, они мне неинтересны. Всю свою сознательную жизнь я борюсь за сохранение своей индивидуальности, своего "я". Порой это доходит до идиотизма. К примеру, если на столе будет лежать белый кубик и 20 человек признают его белым, то я скажу, что он черный...
- Дух противоречия всегда вам был присущ?
- С детства.
- У вас, наверное, от этого мало друзей? Кому же понравится, если ему будут постоянно возражать...
- Верных друзей не может быть много. Настоящая дружба - очень редкое явление, похожее на падение метеорита. Это непостижимая вещь, даже с любовью ее сравнить не могу. Друг нужен потому, что он друг, и все тут. Никакой корысти, не то, что наша встреча. Кстати, я не хотел с вами беседовать, а потом подумал, а вдруг это интервью будет мне на пользу...
- Как съемка в рекламном ролике?
- Вы знаете, я очень люблю деньги, люблю удовольствия, а бесплатно их никто не предоставляет, вот я и снимаюсь в рекламе, но только в той, которая мне нравится и не портит моего имиджа.