"В ОДНОЙ НЕВЕРОЯТНОЙ СКАЧКЕ..."

Недавно в Елабуге на улице Московской преобразился дом-музей, в котором жила и умерла знаменитая Надежда Дурова - рядовой конно-польского полка Александр Соколов, она же корнет Мариупольского гусарского полка.

Памяти женщины-легенды в Елабуге в определенном смысле не везло. После выселения жильцов из дома N 123, в котором более 30 лет прожила Надежда Андреевна, он еще долго простоял полуразрушенным. Открытие музея-усадьбы загадочной амазонки не состоялось ни к юбилею города, ни к 200-летию со дня ее рождения.
Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Теперь бронзовый памятник красуется в центральном парке города, а дом-музей на днях вновь распахнул двери для посетителей после реконструкции, проделанной на средства Федеральной целевой программы "Культура России" и Федерального адресного инвестиционного проекта. В экспозиции, правда, нет подлинных предметов и вещей, принадлежавших Дуровой (прямых потомков у нее не было), однако обстановка соответствует характеру хозяйки и духу времени: старинный столик, шкаф для посуды, подсвечники из серебра, чернильница, шкатулка, расшитый бисером кошелек, книги, изданные в XIX веке. Самое ценное - подлинные документы Центрального военно-исторического архива и, конечно же, коллекция военной формы полков, в которых она служила.
В войсках о ней ходило множество легенд и слухов. Девицей, сражавшейся в его армии, заинтересовался сам император Александр I. И это не легенда! Затребовав ее во дворец и оставшись с нею тет-а-тет, спросил: "Я слышал, что вы не мужчина, правда ли это?" Краснея, выслушал вымученный утвердительный ответ. Его высочайшей милостью Дурова оставалась в кавалерии, взяв государево имя своим пожизненным псевдонимом.
Ей приходилось постоянно держать ухо востро, чтобы не выказать женских привычек, держаться если не мужчиной, то хотя бы юношей.
Первым, кто публично раскрыл инкогнито корнета Александрова, стал Пушкин, благословивший "нежные пальчики, некогда сжимавшие окровавленную рукоять уланской сабли", на литературный труд и редактировавший ее "Записки", которые имели столь шумный успех у читателей, что рецензировавший их Белинский склонен был считать это произведение мастерской пушкинской мистификацией.
"Двое суток я не спала и не ела, беспрерывно на марше, а если и на месте, то все-таки на коне, в одном мундире..."
Как не похож автор приведенных выше строк на тот расхожий водевильный образ, который мы знаем по фильму и спектаклям. "В одной невероятной скачке вы прожили свой краткий век..." - словно именно Дуровой адресованы эти строки из стихотворения Марины Цветаевой "Генералам двенадцатого года", волею судьбы разделившей с ней землю своего вечного упокоения...
Десять лет в кавалерии, Бородинское сражение, служба адъютантом у главнокомандующего генерал-фельдмаршала М.И. Кутузова... Авантюризм и скрытность, впрочем, были присущи самой ее натуре. В экспозиции музея-усадьбы впервые представлены уникальные архивные документы, касающиеся личной жизни Дуровой. К примеру, свидетельство о рождении у нее ребенка - этот эпизод биографии она тщательно скрывала. В 18 лет будущая амазонка вышла замуж за сарапульского чиновника, родила сына Ивана, но семейная жизнь ее тяготила (кстати, в графе о семейном положении всегда писала: "Холост").
Здесь же письмо ее отца Андрея Васильевича к военному министру Аракчееву с просьбой сообщить о месте службы дочери. У него с ней были особые отношения. Однажды в походе (отец был гусарским офицером) утомленная и раздраженная криком дочери мать вышвырнула ее из окна кареты. Потрясенный отец поднял окровавленную малышку к себе на седло и больше не отпускал ее от себя.
"Казарменное" воспитание дало свои плоды. "Я решилась, - пишет она, - употребить все способы выучиться ездить верхом, стрелять из ружья и, переодевшись, уйти из дома отцовского". Что она и сделала 17 сентября 1806 года в день своих именин: обрезав локоны и облачась в мужской казакин, под покровом ночи ускакала из дома, догнала на марше казачий полк, достигнув с ним расположений регулярных войск. Назвавшись Александром Соколовым, завербовалась в полк товарищем - рядовым из дворян. Под Гутштадтом, когда полк несколько раз поэскадронно ходил в атаку, она по незнанию скакала в атаку с каждым эскадроном.
В свое время будущий Дом-музей Дуровой показала мне участница другой Отечественной войны Галина Яковлевна Чигвинцева - сержант-дальномер дальнобойной батареи зенитного полка, фронтовые дороги которой в Польше и Пруссии не раз пересекались с маршрутами ее знаменитой землячки. Служба ее была тяжела и смертельно опасна, как всякий воинский труд. И все же, когда вспомнили мы с ней про Дурову, Чигвинцева признала, что зенитчицам, надо полагать, было все-таки намного легче, чем участнице войны 1812 года. Хотя бы потому, что они носили свою женскую одежду, а простое и ласковое слово "сестричка" согревало жарче спирта. Наверное, среди прочих героических заслуг Надежды Дуровой нельзя не отметить и эту: с честью выдержав армейские мужские испытания, она проторила дорогу в военную службу будущим поколениям защитниц Родины.
Ее ждала долгая и спокойная старость (умерла 83 лет), успешное писательство. Выйдя в отставку в чине штаб-ротмистра, до конца дней не изменила мужскому имени и платью и даже отпевать себя завещала Александром Андреевичем Александровым. Жила предельно скромно, получая жалованье от военного ведомства (по нынешним понятиям "на одну пенсию"). Нашли после нее в доме один серебряный рубль. Перед ее гробом, следовавшим на Троицкое кладбище, подпоручик Елабужского гарнизона нес на бархатной подушке орден Георгия - единственный Георгиевский крест, которого удостоилась единственная в России женщина-офицер...