ФИЛИППЫЧ ПЕРВЫЙ

- То, что вы видите здесь, не найдете на всем земном шаре, - Филиппыч гордо, но без заносчивости обводит рукой свои сияющие чертоги. А началось все с того, что как-то увидел он резные работы в Новозыбкове, соседнем городе, и очаровался ими. Купил две стамески, пару пилочек, ножик, подобрал кусок доски, а через несколько дней вместо нее получился букет из листиков яблони, кукурузы, груши и других растений. Что придумывать, коли все уже придумала природа и надобно только подсмотреть у нее секрет.

- Начал делать резную мебель, столы инкрустировал красным деревом - оно ведь до 40 расцветок имеет. Раньше это дерево вагонами привозили в страну, накопили целые склады. А еще использовал бук, клен, березу, ясень.
Талант художника Акулов сочетал с бунтарскими наклонностями, и они сильно повлияли на творчество. Работая бондарем на местном консервном заводе, он никак не мог смириться с нищенскими заработками. Обидно было не столько за себя, сколько за мужиков. Сначала коммунист Акулов решил выйти из партии. О причинах поставил в известность ЦК. Написал, что коммунисты воруют, что даже первый секретарь райкома умыкнул какие-то бочки. Областное партийное начальство велело разобраться с диссидентом. Акулов счел, что самое время поднимать мужиков на забастовку. Однажды утром рабочие отказались взять молотки и прочий инструмент, завод остановился. Директор был вынужден пойти на уступки, но зарплату повысили только на четыре рубля.
- Я тогда нутром почувствовал, что за мной скоро придут, и написал Хрущеву: "До каких пор мы будем нищенствовать? Ты обещал коммунизм, а в магазинах шаром покати". Знал, что пишу себе приговор, но закончил так: "Если ты честный, то пришли человека, но не к начальству, а к рабочим".
Он и поныне со всеми командирами на "ты". Не по причине хамства, а по праву творца. Приехала тогда строгая дама из ЦК, шесть сотен рабочих обступили ее и все свое горе рассказали. Через день, как по щучьему велению, слетели со своих должностей директор завода и партийное начальство, даже секретарь обкома, которого рабочие гоняли по бочкам в цехе. Но месяцев через пять к Акулову все-таки пришли сотрудники КГБ. В подвал спустили по скользким ступенькам, и Филиппыч шесть часов провел с крысами. Тем дело и закончилось.
Судьба отрядила ему однако полтора тюремных года. Охотилось за смутьяном климовское начальство непрестанно, и однажды милиция обвинила его в том, что сбил на мотоцикле человека. Тюремное бытие Акулов употребил на развитие своих талантов. Научился даже зубные коронки из фальшивого золота чеканить. Однажды ему поручили собственноручно сделать мебель для Щелокова, причем на одном из шкафов должна была красоваться инкрустированная супруга министра внутренних дел. Корпел резчик над этим творением долго, получил за труд 60 рублей. Как утверждали знающие зэки, та работа стоила в тысячу раз дороже.
Владимир Филиппыч всегда был любвеобилен, и свою страсть к женщинам полагает непременным сопутствием таланту художника. Жена у него нынче четвертая.
Добыча Филиппыча - то 300 рублей в месяц, то намного больше - от толстосума, который вдруг пожелает иметь резную мебель. Но толстосумы в Климове редки. Заезжают иностранцы. Те валят толпами, а выходят из дома Акулова потрясенными. Его называют русским чудом, с журналистами из "Вашингтон пост" деревенский мужик Акулов на короткой ноге, визитки их показывает. Немцы, подивившись на рукоделие климовского мастера, предложили ему несколько лет назад помощь в открытии собственной школы. Уже собрали столько марок, что впору было музей открыть, но брянское чиновничество заволновалось. Чтобы оттеснить немцев, пообещали мастеру целое здание, где Акулов мог бы преподавать свое искусство, но обманули. А немцы все равно до сих пор ездят к чудо-мастеру.
Ступив в сенцы, зачарованно останавливаешься при виде античных барельефов, росписей на потолке и стенах. Большая комната будто 200 лет назад обставлена резными позолоченными креслами, стульями, столами и диванами. Балдахин, нависающий над кроватью, собирает сказочные образы, и потому мастеру снятся дивные сны. Днем он запечатлевает эти сказки на дереве. На полу - огромный круг из мореного дуба. Лучи от него расходятся во все стороны, а на кромке мореного солнца старославянской вязью означены инициалы художника. Французы, зайдя в акуловскую залу, ахнули:
- У нас такого нет.
Акулов соглашается, не скромничает. Он знает, что повторить его вряд ли кому-нибудь удастся. Человек 300 в учениках ходили, но только из двух толк вышел, а уж с самим мастером и подавно никто не сравнялся. Он же на восьмом десятке лет во славу свою вознамерился сесть на трон:
- Лет 20 об этом мечтал. Режу трон настоящий, царский. Для себя. И скипетр, и державу, и корону сделаю. А что, не имею права?..