Как живется человеку, у которого дед - Станиславский, а прадед - Лев Толстой?

Наш корреспондент узнал об этом из первых рук

Действительно, редкая возможность: получить ответ на вопрос не из документов и мемуаров, а вживую, из уст Ольги Игоревны Алексеевой, внучки всемирно известного деятеля театра и правнучки гениального писателя. Конечно, такое родство с великими — достаточный повод для гордости. Но, как полагает наша собеседница, именно скромность, унаследованная ею от выдающихся предков, помогла ей выстоять в этой жизни.

— Льва Николаевича, вы, разумеется, видеть не могли. А деда, Константина Сергеевича, застали?

— Можно сказать, что и не застала. Мне было тогда года два с половиной, дед с бабушкой приехали в Париж. Так что память хранит только какие-то смутные образы: я у него на коленях, он что-то очень смешное мне рассказывает, я смеюсь. Но было ли это на самом деле или я это запомнила по рассказам старших — о нем много говорили и папа, и тетя Кира, — я не знаю. Есть только ощущение какой-то неведомой мне, малышке, силы, которая исходила от него.

— Вы много лет добивались, чтобы Константину Сергеевичу был наконец установлен памятник. Решение принято. Вы рады?

— Добивалась не я одна — все родственники этого очень хотели. Но нам из раза в раз отвечали: его имя неразрывно связано с МХТ, его носят улица и сразу два театра: музыкальный и драматический — неужели вам этого недостаточно? Никакие доводы, что табличка на доме — это одно, а памятник, дающий представление о сути человека, — совсем другое, никого не убеждали. Ну хоть к юбилею решение приняли. Правда, памятник будет парным — Константину Сергеевичу и Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко. А мне всегда хотелось, чтобы Станиславский был окружен персонажами, которых он играл. Место, правда, хорошее — рядом с его детищем, МХТ.

— Вы родились в Париже. Как ваша семья оказалась во Франции?

— Мой отец, Игорь Константинович, с детства не отличался крепким здоровьем. Ему необходимо было лечение за границей, желательно в Швейцарии. Вот ради того, чтобы заработать эти деньги для любимого сына, Станиславский и повез, как мне говорили, труппу МХАТ во Францию на гастроли. Когда отцу стало лучше, он поселился в Париже, где и встретил мою мать — Александру Михайловну, внучку Льва Толстого. Они поженились. А в 1948 году нас с отцом выслали из Франции в СССР вместе со многими русскими, оказавшимися в этой стране из-за революции. Это грустная история, и, не обижайтесь, я об этом говорить не буду. В Советском Союзе я прожила с 1948 по 1973 год. А потом мне удалось вместе с двумя младшими сыновьями вернуться в Париж, чтобы ухаживать за тяжело заболевшей мамой.

— В Москве часто бываете?

— Приезжаю каждый год на пару недель, иногда на месяц. Здесь же мой старший сын живет — Миша. Когда в 1973-м я уехала, он остался в Союзе, не мог бросить деда — Игоря Константиновича. Но все это наши семейные частности, посторонним они неинтересны.

— Кто-то из ваших близких имеет отношение к искусству?

— Миша. Но не к театру, а к кино. Он недавно закончил съемки документального фильма о Кремле. Когда-то в 91-м он, кажется, чуть ли не единственный из киношников, заснял, как на здании правительства сменяются флаги — советский на новый, российский. И вот через 20 лет решил снять фильм.

— Ольга Игоревна, а вы актрисой стать не мечтали? Наследственный ген не подцепили?

— Нет. Даже мысли об артистической карьере не было. Я человек очень застенчивый и не люблю быть на виду. Это, кстати у меня от деда — Константин Сергеевич был в жизни очень скромным, даже стеснительным человеком. Я по профессии технический переводчик. Звучит прозаически, но свою работу я очень любила и рада, что не попыталась стать актрисой.

— Почему? Свет рампы не манил, цветы, аплодисменты?

— Вот-вот — цветы, аплодисменты... Понимаете, люди нередко выбирают творческие профессии, актерскую в первую очередь, именно ради внешних признаков славы, а не потому, что у них есть талант, призвание и они просто не могут ничем другим заниматься. Когда серьезных способностей нет, аплодисменты с цветами заканчиваются очень быстро, если вообще возникают. И человек всю жизнь влачит жалкое существование, злясь на несправедливость судьбы. Жизнь и так не скупится на испытания, зачем же увеличивать их количество собственной самонадеянностью? К себе надо относиться критически — меньше будет разбитых иллюзий.

— Ну а ходить в театр вы, по крайней мере, любите?

— Я к нему отношусь без особой восторженности. Заядлой театралкой никогда не была, хотя в молодости в театр довольно часто ходила. Только о впечатлениях, пожалуйста, не спрашивайте: давно это было. Впечатления от произведения искусства держатся в памяти ровно столько, сколько они связаны с чем-то конкретным, случившимся в жизни человека: влюбленностью, рождением ребенка, смертью близкого. Мне так кажется. Смотрела в основном классику. Потом не до того стало. А сейчас я живу совершенно иной жизнью: я приняла монашество, и главное для меня теперь — церковь.

— Вы живете в монастыре?

— Нет, у нас рядом с домом прекрасная церковь, я там пою в хоре и занимаюсь архивами нашей общины.

— Вокруг великого человека рано или поздно начинают возникать легенды. Есть такие, которые вам пришлось развенчивать?

— Конечно! Бесцеремонность прессы, уж простите за откровенность, меня иногда просто поражает. Почему журналистам надо с таким патологическим интересом копаться в личной жизни? Не понимаю! Буквально на днях в известной российской газете напечатали, будто Константин Сергеевич не был верным мужем. А это неправда! Конечно, отношения между ним и его женой, Марией Петровной Лилиной, были непростыми. Она ведь тоже была актриса. И, как утверждают современники, очень талантливая. В каждой семье свои сложности, но сложности же не означают отсутствие любви между супругами. Станиславский был очень верующим человеком и семейные заповеди чтил свято. Да, пыталась Айседора Дункан его завлечь, но Константин Сергеевич восхищался ею как талантливым человеком.

— Есть люди, которых слава предков угнетает, словно к земле пригибает. Вы ощущаете себя наследницей двух гениев?

— Я помню об этом, но не думаю каждую минуту. Во Франции Толстого далеко не все знают (тех, кто его читал, еще меньше, там в школах зарубежную литературу не проходят), а имя Станиславского вообще известно разве тем немногим, кто имеет отношение к театру. Да, мы потомки великих людей. Но нашей-то заслуги в этом нет. Мы к их славе непричастны. У нас своя жизнь, свои, пусть маленькие, достижения. И мне кажется, нужно правильно соотносить свое истинное положение в мире с этой славой минувших времен.