Игровые «Уроки персидского» и документальная «Гунда» на Берлинале-2020
Во внеконкурсной программе специальных гала-показов прошла премьера американского режиссера (и бывшего нашего соотечественника) Вадима Перельмана «Уроки персидского» (копродукция России, Германии и Белоруссии). Потрясающая история (сценарий Ильи Зофина основан на реальных событиях) – главное достоинство этого простого, крепкого и вполне зрительского кино. Если критикам под силу идентифицироваться с публикой в кинотеатрах, то есть на время забыть об упреках в прямолинейной и сентиментальной режиссуре, то история, рассказанная в этом фильме, им тоже покажется любопытной и занимательной.
Франция, 1942 год. Молодой бельгиец Жиль вместе с другими евреями отправлен в лагерь. По дороге незнакомец, оказавшийся рядом, просит Жиля дать ему поесть и в обмен за бутерброд отдает книгу о персидских легендах. В лагере сообразительный и запуганный Жиль называет себя персом. И выясняется, что офицер Кох (в его роли известный немецкий театральный актер Ларс Айдингер) мечтает выучить персидский, чтобы после войны отправиться в Тегеран и открыть там ресторан.
Знакомство с немецким мечтателем — это для бельгийского еврея шанс выжить или хотя бы оттянуть неминуемую смерть. Изворотливый Жиль, осмелевший от ужаса и безвыходного положения, начинает выдумать персидские слова, которые аккуратный Кох заучивает и спустя какое-то время пытается общаться со своим благодетелем на фарси. Это действительно смешно. В благодарность за такую удачу романтический нацист направляет Жиля на кухню, а не камни колоть, что раздражает других лагерных служак. Они плетут интриги, пытаясь извести Жиля, но Кох в роли послушного ученика так нуждается в мнимом учителе, что спасает его (и не раз) от гибели. Эта дружба опасна и постоянно угрожает молодому бельгийцу провалом. Но ирония судьбы и удача вызволяет обманщика из затруднительных, мягко говоря, ситуаций. Один из этой странной парочки не предаст любой ценой своей мечты оказаться в Тегеране, другой натренирует память, переписывая в гроссбух имена расстрелянных жертв, которые он переиначивает, чтобы составить персидский лексикон. Когда же лагерь будет ликвидирован, документы сожжены, а Жиль с Кохом убегут, то на допросе в американской зоне эти списки погибших, озвученные Жилем, спасут ему жизнь. А Кох, добравшись до Тегерана и заговорив на несуществующем языке, от своей судьбы все же не уйдет. И будет отомщен за нацистское прошлое.
Жаль, что этот поистине голливудский, притом реальный сюжет не выжат режиссером на полную мощность. Но так рассудили мы, фестивальные журналисты, а публика была благодарна и без всякого снисхождения: на сеансы для зрителей было не попасть.
В новой конкурсной и второй по значению программе «Встречи» Виктор Косаковский представил свой радикальный и эстетский документ — фильм-наблюдение «Гунда» (Норвегия, США). Так зовут свинью, одну из героинь — наряду с одноногой курицей и коровой — его черно-белого фильма-эссе, поэтического и страшного. Фильм без единого слова, но с изумительной звуковой дорожкой голосов природы погружает в чувственный и пронзительный мир этой самой животной природы, поначалу едва ли не райской и даже весьма эротичной, но постепенно распаляющейся тревогой и приходящей к трагедийному финалу.
Изображение, то есть «чистое кино» тут празднует свой триумф и удивляет тактильностью, странными крупными планами, изысканной светотенью, едва ли не физической осязаемостью и — метафизикой, лишенной выспренности, визуального пафоса и прочих неприятностей.
Вот Гунду, роженицу, окружают и сосут поросята, толкая друг друга, лаская изнемогающую громадную свиноматку, похожую на бегомота или слониху. Косаковский снимает детально, в разных ракурсах, зачарованно, будто не может глаз от них оторвать. Но вот на смену этому семейству являются петухи с длиннющими шеями и громадными когтями, будто это не домашние птицы, а динозавры или инопланетяне. А вот хрупкая курица на одной ноге несет с достоинством свою фигурку по жердочке в загоне посреди бескрайнего, роскошно снятого пейзажа с шелестящими ветвями деревьев и райской тишиной, озвученной птичьим клекотом, как совсем недавно вздохами и сопением Гунды. И как вскоре — говором быков и коров, таких плотских (камера внемлет каждому анатомическому изгибу, волоску и взгляду этой группы «героев») и вместе с тем таких отстраненных.
Чтобы так увидеть этих существ и так с ними сжиться, надо было долго-долго, несуетливо их снимать. Что Косаковский и сделал, запустив в конце концов в эту идиллию комбайн, унесший не только сено, но и детенышей Гунды. А ее он оставил в одиночестве бродить в пейзажах, только что бывших светоносными, переживших ливень, но вдруг утративших свое благолепие.
Светлана Алексиевич в книге «Время секонд-хэнд» записала слова своего отца: «Лагерь можно пережить, а человека нет». С этим, думаю, согласился бы режиссер и оператор «Гунды». Пусть и снимавший лишь братьев наших меньших.