И вот в такой обстановке на территории обители появились трое "эмвэдешников": подполковник, капитан и лейтенант.
- Что случилось? - спрашивает их отец Илиодор.
- В зоне бунт. Осужденные недовольны питанием, отказываются работать. Мы теряем контроль, не знаем, что делать. Выручайте...
- А что же мы можем?
- Вы все-таки Церковь, святые люди.
Оптинец усмехнулся:
- Мы - святые? Да мы по уши в грехах.
- Но ведь вы можете сказать слово Божие, как-то успокоить осужденных?
Многих насельников эта просьба ошарашила. Послушники помоложе про себя посмеивались. Опытные же монахи, хотя и были удивлены, отнеслись к визиту людей в погонах всерьез. На них надеялись - и надо бы надежду эту оправдать.
Стали прикидывать, кто поедет. Первая кандидатура была ясна сразу: конечно же, отец Илиодор. А он тут же оговорил: "Я без батюшки Илия не поеду, только с ним". Тот согласился: "Как же не ехать. Надобно ехать..."
И, помолившись, тронули на лагерном "козлике". Пока едут, время познакомиться с ними.
Отец Илиодор - личность броская. С греческим скульптурно высеченным профилем, с темными жгучими глазами. Его внешний вид, да еще при высоком росте и мощном голосе впечатлял. При этом - "миссионер от Бога". Попробуй кто-нибудь из паломников пройти по обители без крестика, остановит, разъяснит важность и тут же повесит крестик на его грудь. Да так коротко завяжет тесемку, что ты его уже и не снимешь. А в его огромном жилете под рясой чего только нет... Просфоры, конфеты, сухарики, пряники - это для детей. Поучительные православные книжки, брошюры, листовки. Освященная водичка. Однажды он для смеха накинул на мои плечи свой жилет, и у меня подогнулись коленки. И еще. Отец Илиодор - великолепный полемист.
А что сказать об отце Илие? До того, как я впервые приехал в их обитель, в моем воображении давно сложился собирательный образ старца. И когда я увидел его, сразу подумал: вот он - старец. Щуплый, улыбчивый - он излучал свет. Радостью вспыхивали глаза прихожан, получавших его благословение.
...Тем временем посланцы Оптиной подъехали к исправительному учреждению, обнесенному колючей проволокой. На вышках часовые. Проходя по территории, иноки, люди чуткие, ощущали наэлектризованность обстановки. Начальник колонии сделал по радио объявление, что к осужденным приехали монахи, хотят с ними побеседовать. В клубе на сцене поставили стол. Появился микрофон. Вскоре, как бы нехотя, стали стекаться бунтовщики. Лица хмуро-закрытые, взгляды исподлобья: порох, который мог вспыхнуть в любую минуту.
Первое слово получил старец Илий. Глядишь на него - и возникает мысль: как только в нем держится жизнь? Может, сначала только это и притянуло к нему взгляды бунтовщиков. И голос его был слабеньким, так что им приходилось напрягать слух. И говорил он самые простые слова о том, что все наши беды оттого, что мы забываем о Боге, не исполняем его заповеди, и тому подобное. И мягкий упрек он относил вроде бы и не к ним, а прежде всего к самому себе. Речь его звучала тихо и ласково и, наверное, кое-кому из них напомнила теплый отцовский голос. И слова его трогали зэков, неся успокоение. Когда и кто так с ними говорил?..
И они как бы забылись, но только на короткое время, их сердца были слишком ожесточены. После минутной тишины взгляды многих вновь стали колючими, послышались ехидные смешки.
И тут отца Илиодора будто кто-то подтолкнул: "Иди!"
Он не в пример старцу встал, как могучий витязь. Осаживая свой зычный голос, вопросил:
- Простите, где вы находитесь?..
- Ну где, где? - раздался вызывающий голос. - В зоне! В тюряге!
- В зоне, да? А мне показалось, что вы в санатории. А почему вы тут? Вы что, сделали какие-то открытия, совершили добрые дела? Нет же?.. За преступления сидите. Так надо понимать? Вами всеми были совершены малые и большие преступления. Так?
- Ну... - кто-то вяло соглашается из зала.
- Так чего же вы хотите? За преступление следует наказание, а вы хотите маслица сливочного?
Оптинец говорил резко, а по реакции зала чувствовалось, что многих такой разговор пронимает своей открытостью.
- Вот ты что совершил? - напрямую обращается монах к коренастому парню. - Как тебя зовут?
- Ну, Виктор...
- Что ты сделал?
В зале притихли.
- Чего ты молчишь? Тебя уже приговорили, второй раз судить не будут.
Виктор молчит.
- Это что, тайна? - спрашивает монах у начальника колонии.
- Да нет, - отвечает тот, - это известно. Он убил свою мать.
Инок такого ответа не ожидал. "Ка-ак?!." - непроизвольно вырвалось у него. А потом повторил: "Как? Ты убил свою мать?!"
Вряд ли все и знали об этом. Здесь пошел какой-то перелом в сознании и настроении лагерников. Оптинец продолжал:
- Ты убил родную мать и теперь требуешь масла сливочного, дополнительного пайка? Сахарку тебе не хватает?.. А знаешь, что Закон Божий говорит? Чти отца твоего и мать свою. А кто их не чтит, тот проклят будет.
Виктор вдруг начал оправдываться. "Я был пьяный, я не хотел... Случайно... И ничего я не требую!" - с досадой закончил.
Надо заметить, что отец Илиодор мог говорить человеку справедливые, строгие вещи, но не со злобой, а как равному, и на него нельзя было обидеться.
Монах взялся за другого осужденного. Тот забормотал:
- Залезли в дом, кого-то связали, ударили утюгом по голове, грабанули...
- Называй вещи своими именами, - останавливает инок, - не стесняйся. У нас есть такое таинство в церкви, как покаяние, где ты должен точно сказать, что совершил. Ты преступил закон. Кто его нарушает - преступник, вещи надо называть своими именами...
Стало тихо. Администрация переглядывается. Отец Илиодор понял: надо заканчивать.
- Ну что, братья, как будем дальше жить? Ведь многие из вас, наверное, крещеные?
- Я крещеный, - раздался голос.
- А ты? - обратился монах к другому.
- Я тоже, - ответил тот.
- А где твой крестик?
- Крестик? Да у меня он был... И нам запрещают...
Оптинец повернулся к администрации:
- Какие могут быть запреты?
Из зала другой голос: "Да у нас тут и помолиться негде".
Гость сразу же ухватился за эту мысль:
- У вас тысячный коллектив. Можно обустроить если не церковь, то для начала молебную комнату. Как вы считаете, братья?
- Мы не против... Как администрация...
Начальник колонии подал голос:
- Мы не возражаем.
- Хорошо. Сейчас мы раздадим крестики, иконки. Тех, кто пожелает, батюшка Илий исповедует. А мы с администрацией и с теми, кто посмелей, пойдем выбирать место для молебной комнаты.
Такого поворота событий никто и не ожидал - ни администрация, ни осужденные. А им-то это пришлось по душе: все же что-то светлое, глоток свежего воздуха, шаг от прозябания. Неловко, но серьезно бунтари принимали крестики, иконки, подходили за благословением к старцу Илию.
А отец Илиодор, никогда не откладывающий святые дела в долгий ящик, с добровольцами и администрацией искал помещение для молебной комнаты.
Поднялись на второй этаж здания. Там все убрано и чисто.
- Что в этих комнатах?
- Пока свободны.
- Вы можете их выделить?
- Можем.
- Ну что, - обращается монах к начальнику колонии, - начнем?
Что начинать, подполковник толком и не понял, но согласился. Тогда оптинец подзывает добровольцев и, показывая на перегородку между комнатами, командует: "Ломайте". Принесли кувалды, и перегородку начали рушить. Через час из двух смежных комнат образовался зал. Инок по-хозяйски расхаживал по нему, прикидывая, где будет алтарь, иконостас...
Через две-три недели молебная комната была готова (позднее появился храм). Монахи Оптиной Пустыни стали окормлять осужденных духовно, а порой и материально в виде пожертвований, которые делают сочувствующие христиане...