У народного артиста России выдался свободный час, который он решил потратить на журналиста и чашку крепкого кофе
Расхожая шутка Аркадия Арканова: «Без бемолей и диезов вам сыграет Оганезов», — очень точно отражает суть артиста, ставшего талисманом для многих музыкальных телепрограмм. Мы встретились с Левоном Саркисовичем прямо у подъезда его мастерской-студии на Кутузовском. У народного артиста России выдался свободный час, который он решил потратить на журналиста и чашку крепкого кофе.
- Сегодня у меня первый выходной день за два месяца, — начал Оганезов. — И я мечтаю просто выспаться.
— А сил хватает, Левон Саркисович? Ведь не мальчик уже...
— Ну не хватает. А кому легко?
— Но вы-то человек-оркестр: и аккомпаниатор, и аранжировщик, и телеведущий, и артист. Что для вас все-таки важнее?
— Первична музыка. Моя профессия аккомпаниатора определилась, когда мне было еще 19 лет. Я быстро запоминал. Да и сейчас могу вспомнить то, что давно не играл. Я знаю жанры, потому что у нас дома любили разную музыку.
— Ваш отец был музыкантом?
— Сапожником. У него была мастерская по ремонту и пошиву обуви в Трехпрудном переулке, которой он заведовал много лет. Все дети в нашей семье были музыкально одаренные. Я начал играть в 4,5 года. У меня были руки не то что большие, но ловкие. И в 11 лет я играл любое трудное произведение с любой скоростью.
— А какой жанр любимый?
— Чистый. Ненавижу эклектику. Вот как делают чахохбили? Надо положить травки: реган, киндзу. Но укроп — ни в коем случае! Он навязывает свой запах. Так что я люблю любой жанр, но правильно исполненный.
— А попсу?
— Попса — производное от какого-то жанра. Надо видеть истоки — откуда этот темпоритм. И отходя от основы, его можно даже улучшить. Но это в Европе молодые люди сравнивают, скажем, исполнение Карояна и... У нас же с нашим диким капитализмом гуманитарное образование застыло на месте.
— Вы помните, как пришли на телевидение?
— Это был первый «Голубой огонек». Кажется, 1962 год. Арно Бабаджанян позвал наше трио (рояль, контрабас, барабан) на свою песню «Не спеши». А пел ее не Магомаев, а какая-то девушка. Арно тогда мне говорит: «Я тебе покажу, как надо сыграть». На что я гордо ответил: «Сыграю, как надо». И затем он стал давать мне свои песни. И Островский, и другие композиторы.
— И как вы себя почувствовали, оказавшись в «ящике»?
— У меня не было страха — только сильная вера в свои силы и возможности. К тому же у нас всегда были гости в доме. Папа был очень общительный.
— Это от него у вас такое чувство юмора?
— Я просто всегда знаю место и время для шутки. Ведь приходить и шутить по заказу — это глупо. А я знаю много разных случаев, которые произошли с тем или иным исполнителем.
— Поэтому вы желанный гость и ведущий на ТВ. Какая передача любимая?
— Конечно, «Белый попугай» Юрия Никулина. Хотя там было много для меня непонятного. Режиссер Алена Красникова снимала как киношник. Только она одна при монтаже знала, что потом из этого получится. А я не могу тупо исполнять чужую волю, не зная цели: Не умею быть винтиком. Вот у Угольникова я даже предложил не писать мне текст, а разрешить экспромт — и они пошли на это.
— А в «Белом попугае» анекдоты были из шпаргалок?
— Это случалось, когда вызывали на съемки артистов, которые никогда не рассказывали анекдотов, не знали их. Им тогда давали хороший список, и они их выдавали в эфире. Мне не надо было давать. Я был первый среди равных, ведь я знаю миллион анекдотов. И очень важно, как анекдот рассказывать.
— А как?
— Лаконично. Без лишних деталей. Это ведь маленькая история, по сути, сценарий.
— Это все влияние Никулина?
— Еще в школе у нас была группа анекдотчиков. Я их правильно рассказывал, никогда не пережимал. Нужно стремиться к репризе, заложенной в анекдоте. Это, по сути, репетиция спектакля, и, когда я работал с Андреем Мироновым, он часто советовался со мной. Это был глубочайший профессионал. Поэтому работать с ним было очень легко. С дилетантами в песне очень трудно работать.
— Но Миронов тоже не был певцом. Говорят, что него слуха вообще не было...
— Музыкальный слух можно развить. С Андрюшей случилась другая история. Александр Менакер и Мария Миронова оба были с абсолютным слухом. И они его зашикали: мол, не пой, не мучай нас. А Андрюша вообще очень музыкальный человек. Он мог спеть очень сложную джазовую песню. А знал он их более 1,5 тысячи! Но когда он начинал петь с аккомпанементом, у него срабатывал, видимо, психологический тормоз. Он акустикой перекрывал себе уши. Ему надо было обязательно играть мелодию. Если не играть, он терялся. Точно так же надо было помогать Марку Наумовичу Бернесу, которому я аккомпанировал несколько раз. А я играю всегда широко, фактурно... Вот у Олега Ануфриева слух как у дельфина. Или у Иосифа Кобзона: играй в любой тональности, если он начал, то допоет сам.
— А эти люди-легенды сами считали себя звездами?
— Тогда было другое понятие — гастролер. Артист, на которого люди покупают билеты. Это было высшее звание среди народных. И это был неплохой заработок. Все они были очень большие мастера — неслучайные люди на эстраде. Так работал и Андрюша Миронов. Однажды при перечислении имен (он пел «Женюсь!») он тянул 5 минут — не мог вспомнить имя невесты. Из зала подсказали наконец: Мариэтта. Он обрадовался: правильно!
— Что вас не устраивает в сегодняшнем телевидении?
— Мой возраст. А серьезно: Если я чего-то не понимаю, это не значит, что это нужно отменить. Я же не член ЦК! Вот я не понимаю, например, юмор «Уральских пельменей». Но я понимаю, что они очень хорошо работают. Они профессионалы. Ими занимаются профессиональные режиссеры, им пишут профессиональные авторы. И они нравятся определенной части населения.
— А «Комеди Клаб»?
— Нет. Это юмор для отвязных молодых людей. Раньше я думал, что это я один такой отсталый. Но вот мои дети — им не нравится тоже. Телевидение — это массовая культура, рассчитанная на 90% населения. Мы к этим 90% не относимся. И не надо судить.
— А из музыкальных программ? Вот сейчас бушуют «Точь-в-точь», «Минута славы»...
— Нет, у меня внутреннее отрицание. Подражание — это старый эстрадный прием. Талантливая имитация встречается одна из 20. Но продюсеры вложили туда кучу денег: Только «Голос» — это да. Кстати, еще в 1997 году я предложил Лесину сделать передачу по старым песням. Он вроде согласился, но потом ушел с телевидения. Идея повисла в воздухе. А год спустя на Первом канале появились «Старые песни о главном». Я подобрал 1,5 тысячи шлягеров — так появилась программа «Жизнь прекрасна». Семь лет она существовала. Любая передача — это живой организм. Она должна родиться, вырасти и умереть.
— Кстати, а почему сейчас не пишут песни-шлягеры?
— Если бы я знал ответ на этот вопрос: Ни одной не появилось. А за столом люди поют песни из прошлого века. Но коллапс не может существовать долго. Будет взрыв — что-то родится, придет герой.
— А у вас идеи есть?
— Много. Рассказывать не буду. Но есть одна идея, ни на что не похожая. Дождемся осени. Тут многое сейчас зависит от политики.
— Это как?
— Например, я хочу пригласить в программу украинскую певицу. Но пока там война, это невозможно. Но я не простаиваю. В концерты меня приглашают, аранжировки делаю. Вот задумал музыкальный спектакль о Ромео и Джульетте, которые выжили, поженились, и через 15 лет их дочь повторяет их историю. Мой племянник Карен Кавалерян написал сценарий в хороших стихах. Но это не мюзикл и даже не водевиль. Именно музыкальный спектакль.
— Чего вам явно хватает на нашем телевидении?
— Например, образовательных программ. Гении на ТВ есть, хоть их не так много. Надо просто аккумулировать желания большинства зрителей. Но руководство пока смотрит на рейтинги. Искусство превратилось в бухгалтерию.
— Ваши дети продолжили музыкальную династию?
— Отчасти. У старшей дочери в Америке своя продюсерская компания. Младшая — профессиональная пиарщица. Вместе с внучкой она работает в «Метрополитен-опера» с российскими исполнителями. Они все имеют музыкальное образование, но никто не стал концертным пианистом. Это, кстати, очень «стремное» дело. Особенно для женщины.
— Почему?
— Портится характер. Появляется сутулость. Рушится личная жизнь. Ни одна солистка не может быть одновременно и домашней хозяйкой.
— Но у вас-то характер не испортился! И с семьей все в порядке...
— А потому что я еще умею многое. Могу досочинить за умершего композитора еще пять страниц его произведений. Могу выступать на праздниках, юбилеях...
-... и украшать собой концертное агентство «7 нот»?
— Да, я один из проектов этого агентства. И мои музыканты с голода не умрут, хотя «вертеться» я не умею. Умею исполнять поручения.
— Левон Саркисович, вы стольких звезд близко знали. Не пора ли...
— Нет, книгу не буду писать. Пока. Приближения смерти пока не чувствую. Хотя иногда мне и хреново бывает.
— А диск свой выпустить?
— Нет. Как говорила Раневская, это плевок в будущее. Я не чувствую себя обязанным это делать, потому что мне пока нечего сказать. Но я в форме. Могу сесть и сыграть то, что играл в 20 лет. И по заказу работаю быстро и безошибочно.
Народный артист России Левон Оганезов родился в 1940 году в Москве. Окончил Московскую консерваторию. Неоднократно побеждал на фортепианных конкурсах. Был соведущим телепрограмм «Белый попугай», «Суета вокруг рояля», «Добрый вечер с Игорем Угольниковым» и других. Снялся в нескольких фильмах («Несравненная», «Ключ от спальни», «Чердачная история»). Вел с Михаилом Швыдким программу «Жизнь прекрасна» на телеканале «Домашний». Выступает с сольными концертами. Пишет музыку для телевидения и радио.