ТРУДНО БЫТЬ ГЕРМАНОМ

- Хоть и живете вы, Алексей Юрьевич, сейчас на другой планете, снимаете фильм по фантастической

- Хоть и живете вы, Алексей Юрьевич, сейчас на другой планете, снимаете фильм по фантастической повести Стругацких "Трудно быть богом", ваш "Хрусталев, машину!" до сих пор не дает многим покоя. В одной приличной газете автор опять горюет: "Даже не верится, что непереносимый "Хрусталев" и гениальный "Лапшин" сделаны одним и тем же режиссером..."
- Да?.. Не читал. Что, это еще все у нас продолжается?
- Под святым предлогом: "Хрусталев" выдвинут на Государственную премию, хотя его в упор не заметило жюри Каннского фестиваля.
- Не скрою, я здорово был травмирован Каннами. Жиль Жакоб, директор фестиваля, был абсолютным поклонником этой картины. При отборе он говорил, что это лучшее, что ему пришлось видеть за последние 20 лет. Но картина натолкнулась на раздражение праздничной публики: приехал какой-то человек, опять начал рассказывать о своей несчастной стране. Они даже не смотрели, поднялись и ушли. Я был членом жюри Каннского фестиваля, знаю тамошние нравы. Никто не мог гарантировать победу, но я ехал за победой. Такой фокус... Все ушли.
- И все газеты об этом написали.
- Во Франции история с "Хрусталевым" продолжилась весьма забавно. Через какое-то время картина пошла в Париже. Интеллигенция рванулась ее смотреть, произошла революция среди газетчиков. "Либерасьон" и "Монд" разразились рецензиями, полностью противоположными каннским оценкам: "Богатейшая фреска северного Феллини..." Мне мои французские друзья прислали уже 36 таких вырезок.
- Бесспорно, наверное, только одно: на этой картине денег не сделаешь. На таком кино можно сделать лишь репутацию - но до нее сегодня мало кому есть дело.
- Вы знаете, откуда возник "Хрусталев"? Мне показалось, я умираю. Поэтому я должен рассказать про сталинизм то, чего не знают. Я выдумал своего отца, выдумал ситуацию. Все остальное в фильме - правда, которую вроде все знают, понять только не могут. После "Лапшина" меня тоже много лет уничтожали за формализм, хотя сегодня это совершенно прозрачная картина. Мы предложили совершенно новый киноязык. Люди постепенно в этом разберутся. Но разве можно выдвигать на Государственную премию фильм, который существует только в двух копиях? Мы ездим и показываем его по стране сами.
- Непросто быть новатором...
- Все кино - очень условная вещь. Как театр кабуки, в котором только японцы понимают, где надо аплодировать, а где - плакать. Элементарный пример. Кинокамера показывает вас, потом меня, потом опять вас. Потом я вижу, как ваша спина удаляется... Все. На киноязыке это значит, что я влюбился. И в то же время это ничего не значит. Вот идет женщина, вот пожилой мужчина, вот он смотрит. Это лишь монтаж и условность. Показать сначала лицо, потом хлеб - то же самое, что зарифмовать "розы - морозы": хочу есть. Мы робко пытаемся уйти в своих картинах от общепринятых условностей. Но на нас полетели гранаты: мы, дескать, снимаем непонятное кино.
- Андрон Кончаловский увидел в вашем "Хрусталеве" подражание Гоголю.
-Спасибо ему за это. Картина даже называлась в первом варианте "Русь-тройка". Еще Шукшин про "птицу-тройку", которой, косясь, постораниваются и дают дорогу другие народы и государства, заметил: а кибитка-то кого везет? Вора и жулика. На нарах место ему. А что это значит? Если бы ехал драгунский капитан, а не Чичиков, то Гоголь был бы плохой панегирический сочинитель, а так он великий писатель. Хочешь понять Россию - читай Гоголя. Но ни Гоголя, ни Достоевского теперь не читают.
-Трудно согласиться: и читают, и переводят...
- Вы думаете, что осуществилась мечта поэта и вместо милорда глупого с базара Белинского и Гоголя несут? Не уверен. Новые русские лимитчики запустили в оборот макулатурное чтиво. Некоторые мои знакомые говорят: ах, я так устал на работе, что с удовольствием на ночь Бубуюкова читаю. А я и четырех строк этого Бубуюкова прочитать не могу. Если России сейчас что-то и угрожает, то это экспансия пошлости.
Россия велика не своей нефтью - нефти и в Саудовской Аравии до хрена. Не своими хитрыми олигархами - мы достаточно бесхитростный народ. Россия ценна своим искусством, своей культурой. Каким-то чудом сегодня учитель, библиотекарь, фельдшер своим подвижничеством держат над нами всеми небо, спасая от всеобщего затмения наживой. Всерьез нажить можно только то, что никогда нельзя отнять у человека, - образование, просвещение.
- Мир не торопится это признать.
- Мой друг, директор библиотеки Конгресса США Джордж Биллингтон снимал культурологический фильм о России, меня для дискуссии пригласил. Речь зашла о Достоевском, я спросил его: "Джордж, ты видел рисунки Достоевского?" - "А что?" - "Князь Мышкин у Федора Михайловича нарисован уродом. И это для чего-то. Потому что красоту Достоевский не с лица считывал. Неужели можно всерьез думать, что красивая б... спасет мир? Красота - внутренняя сила, то, чем покоряет человек". Вот такая вышла дискуссия. Некоторые говорят, что Достоевский не знал, что писал. Достоевский знал, что писал. Но не все знают, что читают.
- Просто в разное время разные книги люди читают по-разному. В той же повести Стругацких "Трудно быть богом" вы находили один смысл в 1968 году, совершенно иной - в 1986-м и вот теперь, в послеельцинскую эпоху, ищете ответ на съемочной площадке, трудно ли быть реформатором в некотором вымышленном Арканарском королевстве. А не страшно? Ведь благородный дон Румата не видит иного способа победить серых, ставших черными, как утопить город в крови. По старой советской привычке зритель продолжает искать в фильмах Германа или подтекст, или пророчества.
- Трудно ли сегодня быть богом? Да. Сейчас человек во власти проявился поострее, но ведь страх не прошел. Какие могут быть выступления в защиту свобод, когда какой-нибудь Сеня Корзубый держит целый городок в страхе? Не верю, что государство не может справиться с бандитизмом, ему этого пока просто не хотелось. Опасаюсь усталости реформаторов, тем более страна отчаянно сопротивляется реформам.
- В прежних наших беседах вы не раз подчеркивали, что реформы на Руси, начиная с Петра I, происходили только тогда, когда сильно резали и били.
- Жаль, конечно, но это так. Мы - страна, которая практически никогда не жила при демократии. Вся держава в памятниках Петру I, загубившему почти треть собственного народа, и, по-моему, без единого памятника Александру II, упразднившему рабство. Кстати, когда ему предложили перлюстрированную переписку, он сказал свою знаменитую фразу: "Я русский царь и дворянин, чужих писем не читаю". Так в него в конце концов бросили бомбу. За что?
Кстати, к концу царствования Ельцина происходило нечто подобное: любая дешевка-корреспондентка, любой "пидер" с телевидения мог запустить лапы в историю его болезни, в историю его семьи. Бандиты даже не скрывали, кто они. Надо было бы доставать дубины. Хочется надеяться, что Путин без зон и лагерей будет приближаться к светлому будущему. Довольно трудно это делать одному. Отвернулся - колесо украли, вышел посмотреть - лошадь увели. Должна быть мощная команда, должен быть сильный корпус губернаторов. И если замерзает роддом в Приморье, то я уж не знаю, кто до сих пор пригревает бездарность местной власти.
- И все-таки чувство апатии и безысходности стало отступать в последнее время. Я не знаю, связано это с властью или с психологией души: люди устали быть несчастными в несчастной стране.
- Давно известно, что не обязательно быть богатой страной, чтобы быть счастливой. ЮНЕСКО недавно обнародовала любопытное исследование. По количеству людей, которые считают себя несчастными, лидируют шведы. А самыми счастливыми считают себя индийцы. Возможно, им помогает в этом их религия. Умерла жена? Нет, она просто в кого-то переселилась. И я умру...
Мои студенты с Высших режиссерских курсов снимали в Гималаях фильм "Русские в поисках покоя". Там есть много интересных рассуждений. Одна "новая русская", которая вышла замуж за богатого индийца, кричит про всех этих буддистов: да их надо палками бить, они ничего не желают. Она ничего не понимает, что их счастье - в покое. Нет, они должны пылесосить. А они не пылесосят, поэтому их надо бить палками. А бить никого не надо.
- А когда вас выводят из себя на съемочной площадке, вы беретесь за дубину?
-Всем известно, что я тиран на съемочной площадке. Вот мы целых четыре месяца, затратив немалые деньги, снимали в Чехии. Миф о том, что там находится кинематографический рай, оказался ерундой. Нас гоняли из замка в замок, хотя за все было заплачено. Разговаривали с нами так: "Вы же знаете, что наш министр культуры не любит русских". Я не видел их министра культуры, я не знаю, за что уж меня так не любить. У Светланы, моей жены, отец убит при освобождении Чехословакии от фашизма, мы тоже косвенным образом пострадали за ввод советских войск в 1968 году. Самое главное, симпатичные люди, прекрасно, если хотят, понимают русский, но у них презрительная необязательность: какие-то русские приехали.
- Теперь вы снимаете на родном "Ленфильме", который сейчас больше жив, чем мертв?
- С "Ленфильмом" все будет в порядке. Когда мы снимали "Хрусталева", то были совсем одни на студии - протаптывали дорожки по снегу. Сегодня запущено несколько фильмов, снимаются сериалы. Со студии изгнаны все фирмы-арендаторы. Раньше у меня всегда требовали пропуск на проходной, спрашивали, кто такой. Теперь не требуют.
- А кто в вашей команде?
- Светлана Кармалита. Соавтор и директор фильма. Шесть моих студентов прошли стажировку на этой картине. По нынешним временам это дорогого стоит. Леонид Ярмольник играет Румату. Артист интересный, человек богатый. Мне как-то не приходилось работать с богатыми артистами, которые из-за любви к искусству терпят режиссеров. Мне кажется, порой в душе Леонид Исаакович думает: ну зачем ты меня учишь? Раз ты такой умный, то почему у тебя нет системы собственных кинотеатров или стоматологических кабинетов?
Еще в фильме занят Юрий Цурило, с которым я работал на "Хрусталеве", играет барона Пампу. Это очень хорошая роль. Жаль, что совсем нет роли для Нины Руслановой, я считаю ее самой большой нашей артисткой, она может все играть как первый раз, у нее нет штампов. Все остальные - не снимавшиеся или мало снимавшиеся артисты. Если помните, в "Лапшине" и Болтнев, и Кузнецов первый раз стояли перед камерами, это потом они стали известными артистами.
- Алексей Юрьевич, трудно быть Германом?
- Это единственное, что я умею.