- Убедили, Виталий Мефодьевич, - заломила я руки, неумело подражая Лидочке из "Свадьбы Кречинского", коей открывались в северной столице гастроли Малого театра, - но почему так раздражают вас вопросы, касающиеся Соломина, человека, вне театра? Или опасаетесь, что начнут сравнивать вас с персонажами, которых изображаете на сцене и в кино?
- Ничего меня не раздражает. А сравнивают или нет... Я 40 лет работаю в театре. Даже немного больше, если учесть, что впервые вышел на подмостки еще будучи студентом второго курса. И за это время научился сам оценивать и свои роли, и самого себя вне их.
- То есть хотите сказать, что мнение критики и зрителей вас не особенно интересует?
- В полном смысле слова профессиональных критических статей - с пониманием сути нашей работы, знанием театра, драматургии - в моей актерской жизни было, дай Бог, две или три. У нас зачастую как: не понравилась штатному критику игра актера, пишет или говорит об этом в недопустимом, оскорбительном тоне; понравилась - ну расхваливать без удержу! И в том, и в другом случае артисту, режиссеру, спектаклю это не на пользу.
- А почему вы взялись в свое время за режиссуру - не удовлетворены тем, как другие это делают?
- Нет, почему? Если чья-то режиссура меня не устраивает, я просто не работаю с таким человеком... А сам ставлю практически с тех пор, как начал играть. Долгое время это были, так сказать, внеплановые постановки: рождается идея, начинаешь потихоньку ее прорабатывать, а там, глядишь, и театру она приглянулась, лет эдак через пять. У меня чаще всего именно пятилетка уходит на то, чтобы, сделав спектакль, представить его наконец зрителю. Исключение - "Свадьба Кречинского". Взяться за эту пьесу предложил мне сам театр. Работа продолжалась около двух лет. Когда я начинал ставить "Кречинского", не предполагал, что получится мюзикл. По заказу театра была собрана довольно сложная светомузыкальная аппаратура, позволяющая выполнить за три акта около трехсот звуковых переключений...
- Чувствую, гордитесь этой своей режиссерской работой. Действительно, хороший спектакль, с удовольствием его смотрела, не уставая восторгаться при этом вашей отменной физической формой - три часа почти непрерывного движения, прыжки, пируэты, даже на шпагат сели!
- Да, благодаря театру, нахожусь в хорошей форме. Разве стал бы я бегать три часа кряду "просто так", безотносительно к спектаклю? Да никогда! А в "Кречинском" делаю это легко, с азартом. В детстве, между прочим, много занимался спортом. Разными видами: гимнастикой, акробатикой, баскетболом, боксом.
- Не представляю вас на ринге, наносящим кому-то удары...
- Вот и я никак не мог вообразить подобное. Был, если верить тренеру, не без способностей, хорошо двигался в квадрате ринга, ловко уклонялся от ударов соперника, но сам всерьез ударить так ни разу и не смог. Пришлось бокс оставить... А из акробатики ушел, стукнувшись при выполнении очередного сальто затылком об пол. После чего, кстати, и "заболел" театром... Мог стать танцовщиком. Во всяком случае, когда приехал в Москву "учиться на артиста", специалисты предлагали мне заняться балетом. Говорили, что и мой рост, и телосложение, и координация, и эластичность мышц, и даже, как это называется в балете, "вывороты" ног соответствуют необходимым требованиям.
- То есть сесть на шпагат в "Свадьбе Кречинского" для вас, мужчины, перешагнувшего 60-летний рубеж, большого труда не составило?
- Потренироваться, конечно, пришлось.
- У российских актеров в классическом репертуаре всего семь ролей, которые нужно сыграть, - "и ты король"! Я сыграл шесть, "в запасе" остался один Сирано де Бержерак.
- Приходится отказываться от ролей?
- Иногда случается. Особенно когда предстоит работа со случайным партнером. Но в принципе могу работать в паре с любым артистом. Чем тот даровитей, тем, как правило, капризней. Я, зная, что такое может быть, загодя "все прощаю". Актерская капризность и раздражительность - не признак дурного характера (хотя может быть и такое). Она дает возможность исполнителю пробиться в суть роли. Так же, как, допустим, переложить текст пьесы на мат и попробовать затем сыграть ее в этой новой "аранжировке". Я частенько делаю так на репетициях, если роль не дается.
- И что, вслух нецензурщину выдаете?
- Именно вслух и надо, только тогда удается прорваться к сути роли! Я и дневник свой с этого начинал в свое время. Мне одна замечательная женщина посоветовала вести творческий дневник. Первое время писал с ощущением, будто кто-то подсматривает за мной, не мог избавиться от мысли, что мои записи будут читать другие люди, и в результате выходили напыщенные литературные фразы, в которых не было искренности. В конце концов мне это надоело, махнул на все рукой - а и пусть читают - после меня хоть потоп! - и начал писать матерными словами. Только после этого и "прорвался".
- А где сейчас эти дневники?
- Дома, где еще им быть. Издавать не собираюсь, несмотря на поступающие время от времени предложения "сделать книгу". Пишу иногда несколько недель подряд, иногда не пишется вообще. Некоторые тетради бросаю недописанными, потому что люблю начинать с "чистого листа". Когда ставлю новый спектакль, дневник очень помогает сформулировать идею постановки, разработать мизансцены. В голове-то всего не удержишь.
- Вы, как видится, человек мягкий, добрый, а режиссер, считается, должен быть жестким, уметь, что называется, спросить...
- Между тем, каким я вам кажусь и какой есть на самом деле... Как дома, в семье, так и в театре, я, бывает, срываюсь, даже иногда кричу. Правда, в такие моменты коллеги меня не пугаются, разве что только новички, но я на них, в основном, и покрикиваю. Иной раз просто другого способа нет, как заорать, чтобы добиться нужного. Сразу воцаряется тишина, все взоры устремляются в нужном направлении, все с трепетом внимают... А так вообще в театре разговаривать громко нельзя. В хорошем театре. Да, собственно, нигде орать нельзя, даже на улице. Так что я редко пользуюсь этим "методом". Вообще, в театре у меня меньше срывов, чем в быту.
- Вы практически ничего не говорите о своей работе в кино.
- А что тут говорить? Фильмов у нас в стране стало сниматься намного меньше, чем прежде, в советские годы. И качество большинства из них оставляет желать лучшего. А качество во многом зависит от средств, которых обычно не хватает. Снять "задешево" хороший фильм нельзя. Хотя время от времени и возникают классные картины. Чаще всего снимают сейчас актеров в возрасте от 20 до 30, они наиболее востребованы. Тем не менее и я, случается, снимаюсь. Недавно, к примеру, закончил озвучание в детективе "Казус белли". Съемки его завершились еще прошлым летом, и после этого ни звука от постановщиков! Я думал и на этот раз сорвалось. А снимались там замечательные актеры - Алексей Петренко, Инна Чурикова, Барбара Брыльска. Но нет, слава Богу, готовится наш "Казус" к выходу на экраны, вероятно, осенью увидят его зрители. А вот сериал "Все красное" так и не закончен до сих пор. Восемь серий сняли, а потом деньги куда-то улетучились.
- Что является главным для вас, когда решаете сниматься или не сниматься, эту роль играть в предлагаемом фильме, может, или какую-то иную?
- Первое: прошу, чтобы дали почитать сценарий. Потому что без сценария снять достойный фильм может только выдающийся режиссер, каковых, как вы понимаете, совсем немного...
- В популярном сериале о Шерлоке Холмсе сценарий был?
- В первых сериях был. А перед съемками последней нам недели две его не давали. На что я вынужден был заметить: "Вы, наверное, думаете, будто мы с Василием Ливановым и в самом деле уже Холмс и Ватсон, можем обойтись без сценария?"... Так вот, если сценарий имеется, начинаю - это второе условие - разговаривать с режиссером, чтобы понять, что за кино он хочет снимать. Смотрю, можно ли там что-то интересное сделать. Поскольку все фильмы нынче малобюджетные, и рассчитывать разбогатеть на них не приходится, надо получить хотя бы чисто творческое удовлетворение, попытаться что-то сказать своей ролью, достучаться до сердца зрителя.
- Вы сами ходите по театрам, в кино?
- Кое-что смотрю. Далеко не все, конечно. Все смотреть нельзя. Я был в комиссии "Золотой маски" и как члену жюри мне нужно было просмотреть все отобранные на эту престижную премию спектакли. Какой тяжкий труд! Я уж не знаю, кто эти спектакли на "Маску" номинировал, но процентов 70 из них я бы без нужды смотреть не стал ни за какие деньги. Скажем, один авангардный театр представил "Вишневый сад", в котором актеры выходят на сцену в тельняшках. Сердечный приступ получить можно после такого "авангарда". Поэтому в театр как зритель хожу только если стопроцентно уверен, что будет интересно.
- А если приглашены, скажем, на премьеру коллегой, рассчитывающим услышать от вас комплименты, а вам его спектакль, игра не понравились?
- Друзья когда-то в шутку прозвали меня "Каменным цветком" - я умею молчать. Как будто разговариваю с людьми, а на самом деле отмалчиваюсь, не высказывая собственного мнения. Потому что для меня выдать желаемое за действительное, сказать, не желая того, комплимент - мучительно. Но лицо при этом у меня жутко кислое, все выдает, и ничего я с собой поделать не могу.
- Чья оценка вашей работы - актерской ли, режиссерской - для вас важна?
- Очень доверяю Василию Борисовичу Ливанову. Он всегда первый смотрит мои работы - еще до того, как их увидит зритель. Мы близкие друзья, что не мешает нам относиться друг к другу объективно... Моя жена, художник по профессии, всегда точна в оценках. Ее поддержка мне необходима, в особенности, когда я в сомнениях.
- Сомнениях какого рода?
- Тем ли занимаюсь. Правильно ли живу... Но об этом мы с вами говорить не будем. Слишком личное.