ТЕМНАЯ ИСТОРИЯ
Начало этого "жития" лежит в Союзе Советских Социалистических Республик, когда в бескрайних просторах Сибири по собственному желанию и роковому стечению обстоятельств "затерялись" в тайге Виктор и Анна. 13 последних лет (или уже больше, пойди проверь!) они не были прописаны ни по какому адресу, не имели документов, не устраивались на работу. Их домом были горы и лес. Жили, как говорят, "дарами тайги" и собственным горбом. Ночлег и кров им давал балок - малюсенький дощатый домик размером два на три метра. Он же был им кухней, прачечной, роддомом и школьным классом, где Анна учила подрастающих детей. Их родилось семеро. Трое умерли. "Такова жизнь, - говорит Анна, - это решил Бог".
Все это происходило не так уж и далеко от людей - всего-то в 15-18 километрах. Их балок стоит в вершине Сохатиного ручья, что впадает в реку Ямная, которая несет свои воды в Бирюсу, полня голубую красавицу прямо у деревни Сереброво. Именно в Сереброво они вышли на свет из 13-летнего тоннеля беспросветной нужды и лишений. Хотя именно "ту жизнь" долгое время считали единственно правильной и "чистой". "Лучший доктор Века, - писал их отец корявым почерком на обрывках серой бумаги, - ходьба в лесную даль... Тайга - колыбель жизни". Он подписывал свои послания "в мир" по-разному: "Семья тайги", "Семья естествоиспытателей тайги. НИИИАП", "Доктор Нового естествознания". И всегда в правом нижнем углу оставлял замысловато скрученный самомнением автограф: В. Антипин.
Это он, Виктор Антипин, еще безусым юношей неведомыми тропами пришел на Киренгу с Лены (так рассказывала Анна), одолев сотни таежных километров в одиночку. Это он, двадцатисемилетний, увез маленькую Анну (8 или 10 лет, а, может быть, 11) из деревни Коротково Казачинско-Ленского района Иркутской области вместе с матерью. Сначала в Брянскую область. Потом в Эвенкийский автономный округ Красноярского края, где год был штатным охотником в фактории Кузьмовка. Отсюда неведомыми помыслами они были заброшены в Хабаровский край...
- Все-таки это личная наша жизнь, - говорила мне Анна. - И она настолько у нас запутана... Мне немножко стыдно о ней говорить.
- Вас пугает людское мнение? - допытывался я.
- Да! Мирская молва - что морская волна: не таких, как мы, сметает и затаптывает...
- Ну а кто он, Виктор?
- Он уроженец Смоленска... Где-то там у него отец и мать, но мы связь с ними никогда не поддерживали. Он очень не любит, когда касаются его происхождения...
Прихотливо сплетался наш разговор - как суровое простое полотно, где между ниточками-вопросами и ниточками-ответами пролегали темные проемы неизвестности, куда меня просто не пускали. Оттого и не "клеились" год к году в рассказе Анны, возникали временные "провалы" и приходилось лишь доверять ее словам. Выходило, что она все-таки где-то успела окончить среднюю школу, где-то позади остались поселки Полины Осипенко и Нелькан на Дальнем Востоке, там они не устроились оленеводами, и вновь возникла Эвенкия - поселок Ванавара.
- Отсюда начался наш жизненный путь. Я шла за ним с любовью и надеждой, с уверенностью, что ничего плохого не будет. Он опытнее меня, знает, куда идет в жизни...
Виктор старше Анны на 16 лет. Сейчас ей исполнилось 36. И она впервые в жизни готовится получать паспорт. Этого документа у рожденной в СССР, а живущей теперь в России женщины НИКОГДА НЕ БЫЛО.
ОЛЕНЯ И ДРУГИЕ
От Ванавары нового штатного охотника с женой забрасывали на участок по реке Подкаменной Тунгуске. Откуда они ушли в "четыре года эвенкийского отрыва", так, по словам Анны, называет этот период Виктор. До ближайшего поселка сотни километров. Остались один на один с тайгой, как и хотели.
В 1986 году 14 февраля у Анны родилась девочка. А с продовольствием было плохо. Потому что летом или осенью они тонули в Большом Сикачембенском пороге. Чудом остались живы. Но весь охотничий провиант утопили... "Было голодно. Я думала, что девочке мало будет молока, боялась, вдруг она не выживет. Мы жаловались духам лесным. И они послали нам оленей. Виктор сумел добыть быка. Тогда все отъелись. Я работала как мясорубка - нажевывала девочке мяско и прикармливала ее этой тюрей мясной. Она стала расти не по дням, а по часам". В честь того, что тайга подарила им жизнь, дочку назвали Оленей. Так решил отец.
Через три года таежная семья убежала из Эвенкии, кинулась на Богучаны, но, помаявшись там, в 1991 году оказалась в Алзамайском химлесхозе, где Виктор устроился сборщиком живицы. Так они пришли на Сохатиный ручей. "Я очень не хотела в лес, - вспоминала Анна. - У меня на руках уже был и сын Ванюша, двухгодовалый почти... Но Виктор настоял..."
Можно вспомнить тот год: путч, сумятица, в Москве почти революция, страна понеслась в какой-то немыслимый штопор. Экономика разваливалась. Сгинул химлесхоз, где работал Виктор. Он решил, что происходит "регресс цивилизации", что от лампочки Ильича - все беды, ведь именно прогресс принес в страну Чернобыль, в обществе "процветают бандитизм, пьянство, падение нравов", весь "внешний мир" погряз в страшном грехе. А лес - чист, он - свят, он - дом и пристанище, тайга - спасение.
...Ванюша в лесу умер "от какой-то страшной болезни". К врачам не обращались. Зачем, если их папа к тому времени почувствовал в себе некий дар и стал лечить людей из окрестных селений? Он выходил из тайги к людям, приносил им заготовленные травы, рекомендовал, как их "пользовать", продавал какие-то талисманы (один из них я даже подержал в руках - кусок маральего копыта), приторговывал кабарожьей струей, чтобы принести домой - в лес - огромную понягу (заплечный мешок), набитую картошкой, мукой, салом, иногда вынимал из нее цветные карандаши, плохонькую бумагу, азбуку, обязательно - газеты, в том числе и "Труд", книжки. Но чаще всего продукты, продукты и продукты. Пропитание, по словам Анны и детей, всегда было проблемой. Иногда голод был столь силен, что Анна распаривала наготовленную впрок крапиву - ее и ели.
Я заставил ее вспомнить, с какими запасами они "входили в зиму" в благоприятные годы. Вышло негусто: ведро соленых грибов да кошелек сухих ("с килограмм..."), ягоды бывало и по 50 литров. Но проблема голода не уменьшалась, а увеличивалась: Олене уже близилось к 17 годам, Вите-Кану (так его прозвали в семье) было 12, Мишке исполнилось 9 лет, а Олесе - три года. Положения не спасали ни рябцы, ни глухари, ни ушканы (зайцы). Лишь однажды отец сумел добыть петлей сохатого...
Наверное, папа-Витя мог гордиться тем, что сам принимал у жены роды. Что дети здоровы, сильны и энергичны. Что они бегают босиком по снегу, сами добывают зайцев и рябчиков с глухарями. Он прямо говорил, что у его детей - особое предназначение. Но когда я пытался что-то выяснить про это "предназначенье", Анна закрывала рот на замок. И ключик к этому замку я не сумел подобрать. Отец учил: их жизнь - в тайге! Но они не согласились.
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Медленно и неотвратимо зрел внутрисемейный нарыв. Никто из спасшихся от "лесной неволи" не хочет говорить об этом прямо и откровенно. Их можно понять. Однако Анна проговорилась: ссоры кончались руганью и скандалами. "Дело дошло до... побоев", - она замолчала, будто совершила некое непоправимое признание, и в эту паузу тихонько встряла Оленя, поправив из-за спины матери: "До конфликтов..."
Анна с детьми пыталась уйти из леса не один раз. Всякий раз беглецов догоняли и возвращали. Если бы не Обухов, неизвестно, как сложилась бы судьба "лесных" и нынче.
Василий Обухов, поработав вдали от родных мест, вернулся в родительский дом, в Сереброво. Осенью прошлого года его выбрали главой Солянской администрации. Когда он еще служил в МВД, куда попал по набору "для усиления органов" как производственник, - приезжал в родную деревню в гости. Тогда впервые Василий Александрович и познакомился с Антипиным. Даже подвез его на своей машине. "Он тогда представился мне как руководитель группы, которая работает от какого-то института... Проводит эксперимент по выживанию семьи в экстремальных условиях. Мужик колоритный, бородатый. Мешок его на заднее сиденье мы еле вдвоем затолкали, аж "Волга" просела. Алька, сестра моя, ему сразу нелестную характеристику дала: "Бабу так мучить - семерых в тайге родить! Издевательство".
Обухов, мужик надежный и обстоятельный, став местной властью, начал приводить в порядок деревни, подзапущенные прежними руководителями. Может быть, прослышав про то, и пришли к нему две молодые незнакомые женщины и огорошили Василия Александровича: "Мы хотели бы выйти из леса и здесь, в Сереброво, обосноваться". Это были Анна и Оленя.
Как Василий Александрович их вывозил, сказ особый. Первый раз
поехал с участковым милиционером. Надо думать, что форма блюстителя порядка роль свою сыграла. Виктор хоть и скрипел зубами, и руки к небу простирал, и на колени вставал - забрали Анну, Мишу и Олесю. Витьки-Кана не было, он убежал "по кругу" рябчиков смотреть, а Оленя... Оленя стояла в лесу и плакала. Ей было и жалко, и больно, и страшно. В тот момент рушилось все, что знала она в этой жизни, обрывались прежние связи и впереди была глухая неизвестность. Отец умолял ее остаться, мать звала с собой... Наконец Анна решилась: "Оставайся, и с Витей придете через неделю". Обухов подытожил: "Оленя! Если к 1 ноября из лесу не выйдете, я приеду опять и заберу всех!"
В назначенный день дети из тайги не вышли. Обухов нашел вездеход и вывез Оленю и Витю-Кана.
- Я ведь и его уговаривал. Выходи, Виктор! Эксперимент ты уже поставил. Семья выжила. Хватит их мучить. Нет, ни в какую...
УЧИТЬСЯ НОВОЙ ЖИЗНИ
Спасая Анну с детьми из таежного плена, Обухов даже не представлял, сколько забот взваливает на свою шею. Выделили им в деревне половину дома - три комнаты. (Анна увидела, обомлела: "Настоящий дворец!".) Потом из этого "дворца" выгребали грязь, белили, красили, ставили кровати - обо всем этом болела голова у Обухова. Правда, односельчане всем миром помогали. Полторы тысячи рублей выделила ей районная администрация. (Анна ахнула: столько в руках не держала.) Обухов же решал сложный вопрос восстановления документов: Анне надо получать паспорт, рождение и родство детей устанавливал районный суд - нужны же основания, чтобы им свидетельства о рождении выписать, ребятишек обследовали врачи.
И это лишь начальные хлопоты. "Анну надо ставить на учет по безработице, - делился "больным" Василий Александрович. - Пробить "детские" как матери-одиночке. Найти работу (а как это сделать в деревне, где никакого производства не сохранилось?)".
При мне Обухов "уговаривал" двух предпринимателей, что держат здесь хилые магазинчики: "Выделите им продуктов рублей на 200-300, не жмитесь, не обеднеете". Сам - на свои - набрал сахару, чаю, конфет, хлеба - сложил в коробку, понес "лесным".
Мы ткнулись с ним - запертая дверь. "Так, - сказал Обухов, - изучают чужое счастье (было время мексиканского сериала). Найдем".
Анну с Олеськой он нашел у новых подруг перед телевизором, а я побывал в школе, где в специально отведенные вечерние часы Витя, Оленя и Миша осваивали премудрости арифметики и письма. Учителя местные ужасались, что у детей "никакой базы"! Но читать они умели и писали печатными буквами. Всему этому их научила Анна.
На днях директору Серебровской школы Светлане Рыбиной таежный отшельник Виктор вручил "манифест".
В нем написано: "Зачем вы подобрали злым роком выброшенные на дорогу Цветы Тайги и стараетесь пересадить их в порочную грязь? Неужели вам не ясна глобальная Ошибка Пути существования человечества... К чему им мертвые науки? Читайте книгу "Маугли" Р. Киплинга. Они изучали и будут изучать Новое естествознание - это живая наука о мудрости естественного образа жизни...
Анна с детьми хотят новой жизни: "Мы возвратились к людям!" Их отцу это очень не нравится. Дело Обухова - не допустить новой драмы. Пока он один взвалил на себя ГОСУДАРСТВЕННУЮ ЗАБОТУ: чтобы пятеро новых жителей России были защищены законом и обрели все гражданские права, закрепленные в Конституции страны. Справится?