КАЖДЫЙ раз, появляясь на людях, нобелевский лауреат высказывает свое мнение по отношению к
КАЖДЫЙ раз, появляясь на людях, нобелевский лауреат высказывает свое мнение по отношению к важнейшим событиям, происходящим в стране и в мире. Не стала исключением и последняя встреча в Доме русского зарубежья.
То, что происходит с НТВ, сказал писатель, вызывает сожаление. Но если смотреть на проблему телевидения в целом, то, по его мнению, "независимые (а бывают ли они независимыми?) эфирно-газетные средства - заметьте, именно средства - освежают наше восприятие остротой, объемностью и продуванием затхлых углов, затхлых завалов государства. Однако они полезны до тех пор и поскольку, во-первых, имеют внутриотечественное управление, а не питаются инструкциями и долларами из-за границы. И, во-вторых, до тех пор и поскольку они сохраняют высокую ответственность перед своей страной и, что очень важно, перед реальным состоянием народа сегодня. И в этом смысле российское телевидение по отношению к состоянию народа большей частью бесчувственно, а иногда глумливо". Об этом свидетельствуют многочисленные встречи писателя с читателями, где все время звучат возмущенные голоса против телевидения. "Когда народ в глубоком бедствии, о чем у нас боятся говорить, это развлекательство, кувыркательство, балаганы телевизионных "академиков" оскорбительны", - заметил писатель.
"Сейчас "наставники" из Страсбурга объясняют, что свобода слова не просто нужна, а она - главная из всех свобод... Эти "наставники", значит, не испытали по-настоящему жизни...
Надо сменить окуляр и видеть не Страсбург и не московский пятачок, а все глубины России, где треть населения утопает в нищете, не имеет свободы жизни, свободы питания, свободы жить в неотравленной атмосфере, свободы потомство иметь, воспитывать детей... А другая третья часть живет молча, но в бедности и в бесправии от чиновничьего произвола... А еще есть "обреченный миллион" - столько по статистике каждый год у нас должно умереть. И это не только старики, но и люди в цветущем возрасте, пришедшие в отчаяние и изнурение от жизни...Для всех этих людей телерассуждения о том, что у нас: "заморозки" или "оттепель", - непонятный щебет...
Свобода слова нужна. Но настаивать, что она важнее возможности жить, все-таки нельзя.
Чего самого главного в государстве нет - правды нет, мы о ней не говорим, а говорим о свободах. Свобода - не цель, это тоже средство делать хорошее или плохое...
У нас было десятилетие - 90-е годы, когда свободы было выше головы. Как же использовалась эта свобода? Страну раздели догола, хищники угнали десятки, сотни миллиардов народного достояния за границу. А образованный класс не боролся с этим, не разоблачал или даже по ошибке аплодировал этому как энергичным реформам.
Видите, правды нет у нас, у нас душная, мутная атмосфера. Эта лживая атмосфера создается не только властями, но и обществом - совместно".
На вопрос по поводу Чечни писатель заметил, что это слишком большая и сложная проблема, чтобы говорить о ней бегло. Но он высказал свое мнение о той волне террора, которая из Чечни приходит к нам. Это проблема внутрироссийская, а не чеченская...
Солженицын констатировал неэффективность борьбы с террористами: нераскрытые дела, версии, которые ни к чему не приводят. Но даже если кого-то и арестуют, то они знают, что смертная казнь отменена, что будет то ли какая-то скидка, то ли амнистия...
В связи с этим Александр Исаевич рассказал малоизвестный эпизод о том, как отец писателя В.В. Набокова - Владимир Дмитриевич - крупный государственный и общественный деятель, 20 лет боролся за отмену в России смертной казни, с конца ХIХ века и до сентября 17-го года, отчасти под влиянием Толстого. В сентябре наступил полный хаос, выразившийся, в частности, в волне ненаказуемых убийств. И тогда В. Д. Набоков пришел в Петроградскую городскую Думу и в своей речи признал, что в своей 20-летней борьбе он ошибался, что бороться с полным развалом можно, только введя смертную казнь.
"Бывают такие случаи, - подчеркнул писатель, - когда для спасения всего общества, спасения государства смертная казнь нужна. Мы имеем исторический опыт, как Столыпин за полгода прекратил такую же слякоть, такую же мерзость 1905 года, прекратил моментально - смертной казнью. За что его презирали, а в России наступил расцвет...
Сейчас вопрос в том, способны ли мы бороться с террором?..
Нам говорят, что мы должны быть на уровне современных передовых условий, исключающих смертную казнь. Но эти условия диктуют люди, не знавшие серьезных испытаний. Такие испытания, какие Россия прошла, Европа не проходила".
На вопрос об отношении к идее Никиты Михалкова о захоронении праха Столыпина в Саратове писатель напомнил, что на Столыпина было много покушений. "Он завещал похоронить его там, где убьют. А убили его в Киеве. Правда, сейчас много делается для увековечения его памяти в Саратове, где он был губернатором... Столыпин - не реакционер, а великий реформатор - самый великий государственный деятель ХХ века в России..."
По мнению Александра Исаевича, если посмотреть на нынешнее движение страны в целом, то в последние годы разрушительные процессы идут быстрее, чем строительные. Власть - исполнительная, законодательная, судебная и т. д. - как бы дремлет. И не успевает отвечать на уже существующие и новые угрозы. Прежде всего это опасность вымирания нации. А власть, которую мы видим по телевизору, благоуспокоена, самодовольна... "Мы в ужасной опасности. Скорости нашего вымирания, скорости разрушения и нашей молодежи, и нашей нравственности угрожающе велики. Требуются не такие темпы и не такая благоуспокоенность. Я на эту благоуспокоенность смотреть не могу..."
Многое тревожит Солженицына и в сфере современной отечественной словесности: "Меня массовый поток сегодняшней литературы коробит. В нем нет ответственности перед страной и нынешним состоянием народа. Многие авторы гонятся за славой и коммерческим успехом. Это какая-то полоса болезни. Здоровые имена появляются, но они почти тонут в этом болезненном потоке". В то же время писатель выразил уверенность, что "здоровье в нашу русскую литературу вернется".