Премьеру новой постановки "Бориса Годунова" в Большом театре обставили с особой
Премьеру новой постановки "Бориса Годунова" в Большом театре обставили с особой торжественностью. Судьбе было угодно, чтобы она прошла в действительно исторический день прощания с другим правителем России, и тоже Борисом. К собравшимся даже обратился со сцены глава Федерального агентства по культуре и кинематографии Михаил Швыдкой, чего обычно на премьерах не бывает. По его призыву публика на минуту поднялась в траурном молчании со своих мест...
И вот белый занавес, похожий на киноэкран (как-никак, а постановщик - знаменитый кинорежиссер Александр Сокуров), пополз вверх. Зал затаил дыхание, а затем, как мне показалось, вздохнул с облегчением: на сцене, вопреки нынешней театральной моде, - не условные конструкции, а мастерски изображенный Новодевичий монастырь, вдали маячат купола Кремля. Стараниями художника Юрия Купера, вдоволь за последние 35 лет постранствовавшего по миру, но теперь все чаще работающего на Родине, отлично воссоздан колорит Москвы на пороге Смутного времени.
Но вот действие... Как же вяло все разворачивается! Уж не знаю, чьей вины здесь больше - режиссера или музыкального руководителя постановки, худрука Большого Александра Ведерникова. Перед премьерой Александр Александрович много рассуждал о существующих семи авторских редакциях партитуры, о том, сколько умственной энергии пришлось ему затратить, чтобы в этом частоколе вариантов найти "самый верный". Парадокс, но в итоге получилось что-то, не сильно отличающееся от общеизвестной академической версии, уже 100 лет идущей в Большом. Но только заметно скучнее.
И еще: такое впечатление, что главный театр страны после сокращения штатов (связанного с "усыханием" репертуара, в свою очередь вызванным идущей реконструкцией) остался без лучших певцов. Да, в целом достойно провел свою партию Михаил Казаков (Борис). Неплох Максим Пастер (Василий Шуйский). Но почему так блекло звучал голос одного из центральных исполнителей - Романа Муравицкого (Самозванец)? Отчего так завяло некогда яркое меццо-сопрано Марианны Тарасовой (Марина Мнишек)?..
Признаюсь: сперва расстроился, прочтя в буклете, что оперу дадут без финальной картины народного разгула "Под Кромами", закончив все смертью Бориса. Но к одиннадцати ночи, измученный вялотекущей трагедией, мысленно даже поблагодарил постановщиков за эту купюру. Боюсь, примерно то же испытали многие в зале, стремительно опустевшем после падения занавеса. Кстати, на сей раз он был уже не совсем белый: посредине красовались гусиное перо и, кажется, гусиное же яйцо. Что сие означало, разгадывать сил уже не было.
Впрочем, в остальном режиссер-символист Сокуров, вопреки ожиданиям, не перегрузил спектакль своими обычными ребусами. И даже на удивление сделал его пресно-заурядным. Ну разве что заставил интригана Шуйского кривляться так откровенно, как это обычно бывает только в детских постановках - чтобы и 5-летнему зрителю сразу было ясно, кто тут плохой. Да уговорил Ведерникова поручить роль царевича Федора не меццо-сопрано, как в партитуре Мусоргского, а действительно мальчику, чей слабенький голосок безнадежно потонул в общей звуковой массе.
Откровенно говоря, зачем было вообще ставить сейчас "Бориса" (во всяком случае такого подчеркнуто академичного), неясно. Ведь существует великая, признанная во всем мире постановка Леонида Баратова, которую Большой после возвращения в строй главной сцены намерен возобновить. Очевидно, что тягучему, не озаренному большой идеей спектаклю Александра Сокурова с ней не тягаться.
Перед премьерой Сокуров признался журналистам, что не намерен задерживаться на оперной сцене: главнейшим из искусств для него по-прежнему является кино. Вот в этом осмелюсь Александра Николаевича поддержать. Пусть с его вялотекущими творениями разбираются кинокритики - им привычнее.