- Леонид Болеславович, успехи нейрохирургии за последние десятилетия не подлежат сомнению. И все же, когда поврежден мозг, судьба больного по-прежнему часто бывает очень тяжелой, а результат лечения - плохо предсказуемым. И, наверное, кома - одно из самых страшных последствий травмы мозга.
- Начнем с упомянутого сообщения. Я понимаю тягу журналистики к сенсациям, но надо быть точным. Я утверждаю: человек 19 лет в коме - это абсолютная чушь. Потому что кома, даже самая длительная, обычно прекращается через месяц. На смену ей приходит другое бессознательное состояние - вегетативный статус.
- Где грань?
- При коме глаза закрыты, при вегетативном состоянии - открыты. Еще важнее то, что при коме управление дыханием и другими жизненно важными функциями нарушено. При вегетативном статусе сердечно-сосудистая деятельность, дыхание, работа желудочно-кишечного тракта стабилизируются. Единственное, что отсутствует, - психическая жизнь. Организм живет, как растение. И это может длиться долго: месяцы, годы, даже десятилетия.
- Возможен ли точный прогноз развития болезни при таких тяжелых нарушениях и вообще при травмах мозга?
- За те полвека, которые я в неврологии, в этой сфере произошли фантастические изменения.
- Речь идет прежде всего о диагностике?
- Не только, но с этого начинается любое лечение. Мы можем теперь видеть мозг, не вторгаясь в него, через кости черепа. Это огромное благо для больных. Ведь раньше сама постановка диагноза была болезненной кровавой процедурой. Сейчас мы имеем абсолютно безопасный процесс диагностики, обеспечивающий высокую точность. Можно видеть любые зоны мозга, нервные пути, несущие его приказы. Если какой-то участок поврежден, мы видим, как он смещен, как он "похудел". Видим, где находится центр речи, центр движения. При операции важно не задеть, не повредить их. Под воздействием опухоли или гематомы они смещаются - может возникнуть паралич. А если удалить опухоль или гематому, все, образно говоря, встает на свои места - и паралич исчезает. Значит, прогноз возможен, хотя очень сложен. Ну, скажем, никто не отменял понятия здравого смысла. Однако иногда он проигрывает научным знаниям.
- Можно привести доступный для понимания пример?
- При травмах нередко возникают хронические гематомы: под твердой оболочкой мозга образуется сгусток крови, который потом разжижается, вокруг формируется плотная капсула. Человек может жить с этим годами. А потом вдруг гематома увеличивается, начинает давить на мозг, причинять страшные муки. Что делать, как вы думаете?
- Убрать гематому.
- Правильно отвечаете - по здравому смыслу. Так и поступали в течение многих десятилетий. Вскрывали череп, удаляли гематому. Чаще всего больные выздоравливали. Но некоторые пациенты, особенно пожилые, не могли перенести такой операции и погибали. Потому что их мозг уже успевал привыкнуть к сдавливанию и после операции не мог быстро расправиться. Операция, которая делалась ради спасения мозга, парадоксальным образом приводила к его гибели. И тогда, после долгих поисков, удалось предложить другой путь лечения: не убирать всю гематому с ее капсулой, а без тяжелой операции, лишь проколом, через маленькое отверстие в черепе, удалить содержимое полости гематомы. Пустая оболочка оставалась на месте, но уже не давила на мозг. А потом просто рассасывалась. И у нас стали выздоравливать практически все больные! Быстро исчезали головные боли, нарушения речи и движений. И удивительно, что благодаря компьютерному томографу можно наблюдать эти процессы - как мозг постепенно расправляется. Оказалось, что возможности восстановления организма огромны. И естественные механизмы выздоровления (по-научному это называется саногенезом) делают все тоньше и надежнее, чем инструмент хирурга. Почему я хотел рассказать об этом примере? Потому что это свидетельство новых методов нейрохирургии - все более сложных и менее травматичных для пациента.
- И тут опять парадокс: новые успехи порождают и новые проблемы. Ведь раньше пациентов в коме или длительном вегетативном статусе почти не было - они просто не выживали. Теперь их тысячи. И само их существование порождает множество проблем: медицинских, психологических, этических...В этой ситуации нужно еще и помогать семье...
- Когда беда только случилась, то все желания близких сводятся к одному: "Был бы жив". Помните строчки Ахматовой: "Будь, каким ни будешь, только будь!". А потом наступает тот самый вегетативный статус. Мне не раз приходилось видеть, как мать посвящает всю себя заботам о таком ребенке: кормит, ухаживает, моет... Так проходят долгие месяцы. Помню, как у нас лежала после травмы девочка 12 лет. Она четыре года была в вегетативном состоянии. Ничего не понимала. Потом у нее внезапно произошла тромбоэмболия (закупорка) легочной артерии, девочка погибла. И мать в слезах благодарила врачей. За что? За то, что делали все возможное. Но и за то, что закончились страдания - и ребенка, и ее самой, и всей семьи. Это тяжелейшие испытания для родных. Первая реакция - был бы жив. Вторая - готовность нести свой крест, даже без надежды. Третья - благодарить Бога, что он принял решение и избавил всех от мучений. Только ли Бог может принимать такое решение? Я не знаю. В США, вы знаете, были процессы над врачами, которые отключали аппарат дыхания и прекращали агонию безнадежного больного. Но, думаю, однозначно клеймить их позором нельзя.
- Наверное, вопрос о правомерности эвтаназии как раз из тех, на которые нет единого ответа...
- Конечно, нет ответа! И, видимо, не должно быть. Вернее, ответы могут быть разными в каждой конкретной ситуации. И это тот случай, когда полярно разные мнения могут быть в равной мере справедливыми.
- Видимо, это относится и к самым тяжелым диагнозам: говорить человеку, что он обречен или прибегнуть к спасительному обману?
- Знаете, мы вообще переживаем сейчас время всеобщего обнажения, предельной откровенности: никто ничего не стесняется и не скрывает. Это коснулось и медицины. Но я всегда был сторонником того, чтобы максимально щадить психику больного. Я убежден: правда, которая несет человеку только страдания, никому не нужна.
- Леонид Болеславович, тема травматизма в России крайне больная во всех отношениях. Во-первых, только у нас в стране она занимает второе место из всех причин смертности, опережая даже онкологию. Во-вторых, наша травма - молодая. Это что - свидетельство агрессивности, "пещерности" общества?
- Да уж, Россия - страна удивительная, в том числе и по картине нейротравмы. Что обычно в развитых странах приводит к черепно-мозговой травме? Это или результат действий стихии (ну, к примеру, землетрясения), или человека. И знаете, какова доля стихии в нашей стране? Доли процента...
- А остальное, получается, сковородкой по голове?..
- Примерно. У нас на первом месте - 50-60 процентов - бытовая травма. А из всех случаев бытовой травмы половина - прямые криминальные травмы. Это когда в подъезде тебя встречают и бьют по голове ради ста рублей или мобильника. А еще 30 процентов - автодорожная травма. Что за этим? Плохие дороги, плохие автомобили. И, конечно, в рот алкоголь - в руки руль. Бытовая травма - отражение нравов в обществе, дорожная - нравы и дороги. Далее - производственная травма. А это что? Это старое оборудование, техника безопасности не соблюдается, да опять же пьют повально. Спортивная травма - всего около процента. И только вслед за всем этим - стихия... Конечно, меня это удручает. Я часто вспоминаю истину: в Шотландии травма - падение, а в России - нападение. Поэтому у нас такая молодая травма. В Европе самая типичная травма - старушка упала. А у нас - один парень стукнул другого. Первопричина банальна: появилось множество людей с отсутствием либо дефицитом совести. Кроме того, процветает психология "одноразовости" жизни: "один раз живем" - и значит, все позволено! И не надо винить во всем только последние годы. В нашем прошлом - множество примеров массового насилия: раскулачивание, сталинские лагеря... Это не проходит даром для нации. Понятия чести и совести размываются.
- Что входит в понятие профилактики травматизма?
- Это важнейшая проблема, ведь по количеству потерянных, недожитых лет травма обгоняет все заболевания, она выбивает из жизни и работы совсем молодых людей. Если предельно сузить формулировку, то причины черепно-мозговой травмы у нас - это нравы и дороги. Значит, надо всеми путями улучшать и то, и другое. А в медицине не надо даже ждать новых изобретений - достаточно внедрить то, что уже есть. Ведь 90 процентов травм относительно легкие. В России в год случается 600 тысяч черепно-мозговых травм. Из них 500 тысяч заканчиваются выздоровлением пострадавших. Но можно спасать и больше людей. Ведь на Западе или в Японии, если в клинике нет современного томографа, то принимать больных с острой черепно-мозговой травмой просто запрещено. Если у нас ввести такой запрет, то полстраны окажется вообще без срочной помощи при такой травме. В крупных городах визуальная диагностика уже появилась, а до районных больниц мы еще не дотянулись.
- Состояние мозга, его здоровье или недуги связаны с образом жизни?
- Еще как! Сегодня мозг человека живет в очень трудных условиях. С одной стороны, большинство людей прилично питаются, никто хотя бы не голодает. Но с другой стороны, мы страдаем от избыточности информации. Компьютер - великая вещь. Но это очевидные перегрузки для психики. У меня масса пациентов, болезнь у которых развилась от усиленных занятий на компьютере. Потому что это большое напряжение и для мозга, и для глаз.
- Но ведь мы, в сущности, находимся лишь в начале компьютерной эры. Возможно, постепенно мозг адаптируется и к этим нагрузкам? Может быть, следующие поколения не будут так страдать от перегрузок, связанных с компьютером? И в целом, как вам кажется, мозг - предельно хрупкая конструкция или все же сильный орган?
- Сильнейший, способный демонстрировать чудеса выносливости! Но нужны условия, время. Беда в том, что наша биологическая эволюция идет гораздо медленнее, чем техническое развитие. У меня был великий друг академик Федор Сербиненко, создатель целого направления в нейрохирургии. Он выкладывался весь в этой работе. Помню, как он приходил ко мне домой. Снимал башмаки. Просил выключить телевизор, радио, мобильники. Ложился и лежал молча. Не спал - просто молчал. Он хотел только тишины и покоя...
- Леонид Болеславович, вы ведь не только врач, вы автор сотен публикаций, нескольких книг. В одной из статей вы написали: "За жизнь надо бороться, и бороться отчаянно. Но как должное со смирением и даже с оптимизмом принимать естественную физиологическую смерть". Как объяснить, что такое естественная смерть?
- Я расскажу один эпизод - это и будет ответом на ваш вопрос. В 1985 году мы отмечали 90-летие одного из основоположников нейрохирургии Исаака Савельевича Бабчина. Все дружно желали ему дожить до столетия и снова собрать всех на замечательный праздник. А юбиляр в ответ сказал: "За что вы меня так ненавидите? Я немощен, едва передвигаюсь, плохо вижу и слышу, десятки старческих болезней не дают покоя ни днем ни ночью. И вы хотите продлить мои мучения еще на 10 лет. За что?" Вот это и есть ответ: смерть естественна тогда, когда ресурсы организма исчерпаны.
- Сейчас много говорят о способности науки сломать механизмы старения, приблизить человека к бессмертию...
- Бессмертие опасно для человека, оно его просто уничтожит. Потому что бессмертное существо - совсем другое, это точно не человек. Бессмертие отменяет существующую систему ценностей. Все заповеди, начиная с "не убий", рушатся - и жизнь становится бессмысленной. Каждый человек сам, в силу своего образования, опыта, взглядов, должен решить эту труднейшую задачу: осознать и принять свою смертность. Нам трудно и не нужно быть теми, кто судит. Но размышлять о вечном мы имеем право. Помните, у Блэза Паскаля: "Величие человека в том, что он мыслит". Вот от этого отступаться нельзя.