- Михаил Исаакович, когда же вы взяли второй старт? В 1954-м?
- Нет, раньше. В нелегальной разведке я проработал более 20 лет. Мы с женой были во многих странах. Каких - считайте, что не помню.
- Ладно. Не помните, так не помните. Но скажите тогда, сколько языков вы знаете?
- Рабочими были английский и немецкий. Основной - английский. Немного говорил на испанском, немного на французском. Бенгальский тоже не мешал.
- На каком языке общались с женой?
- Когда как. Иногда на немецком. Бывало - на польском, на английском.
- Русский использовали?
- Если надо было решить какой-то сложный вопрос. Мы дома никогда и ни о чем сложном не говорили. Выезжали за город, оставляли машину - и ходили, говорили по-русски.
ЧЕЛОВЕК ИЗ ЛЕГЕНДЫ
- Михаил Исаакович, я знаю, что касаюсь области запретной... Вас же не могли вот так взять и поселить в какую-то страну. Была какая-то легенда, повод... Наконец, чтобы попасть в назначенную точку, требуются документы.
- Я лично имел возможность ездить по разным странам. Документы у меня были хорошие. А легенда - тяжелейшая. Не из бахвальства скажу, не каждый разведчик мог ее выдержать и выполнить... В моей семье во время гитлеровской оккупации погибло более 30 человек. В места, где погибли мои родные, мы ездили. Людей, которые выжили, - мало, по пальцам пересчитать. Я нашел человека, он действительно был в этом лагере и прошел через ад. Всю его биографию я взял на себя. А человека этого, с биографией, ставшей моей, постарался с помощью наших властей отправить в Израиль. Туда же выехал его отец. Дальше развивать эту тему я не могу.
- Вы говорили тогда на немецком?
- Я знал этот язык довольно хорошо. Часто копировал правившего в то время канцлера. Мой немецкий с акцентом соответствовал моей легенде. И чтобы я соответствовал ей уж на все сто, я мог допускать некоторые ошибочки.
- Какая все-таки страна стала местом основного пребывания?
- Трудно сказать, какая. Все были главными. Мы ездили по миру.
- И сколько лет заняло это путешествие? 20?
- Если быть точными, то 22.
- Чем все же вы занимались?
- Мы имели возможность и право заключать всяческие торговые сделки с любой страной и фирмой. Я главным образом занимался тем, что являлся посредником между покупателем и продавцом. За это получал проценты. И, конечно, использовал знакомства в разведработе. Публика, с которой мы были связаны, давала нам объективные сведения о ходе и состоянии дел.
- Вы с Елизаветой Ивановной были людьми обеспеченными?
- Вообще-то да.
- И сами сделали свое состояние?
- В какой-то степени.
- У вас были собственные агенты?
- Конечно! Иначе зачем все затевалось? Были, и мы получали информацию, документы, пересылали сведения в Центр - делали все как надо. Это практическая жизнь каждого разведчика.
- Как поддерживали связь?
- У нас была двойная радиосвязь: Центр - нам, и от нас - в Центр. Работала жена. Как-то с нами чуть не случилась неприятность. В первые годы аппарат был громоздкий - весил 16 килограммов. Это потом, за два десятка лет, технику усовершенствовали, и мы в последние годы получали уже модерн. А тот, пудовый, таскать никуда было нельзя и спрятать тоже нелегко. И однажды утром читаем в газете, что вчера на соседней улице в таком-то доме произведен обыск на предмет пресечения работы нелегального радиоаппарата. Когда мы вышли из дома, где сняли временное жилье, по улице уже курсировали машины с антеннами - пеленгаторы. А получилось так, что как раз в тот час, когда Елизавета Ивановна передавала в Центр, в аппарате испортился диод, она была на связи дольше обычного. Но повезло: наше жилище находилось по счастливому стечению обстоятельств на уровне их государственной радиостанции, которая тоже наверняка работала во время нашего сеанса с Центром. И мы оказались как бы в стороне. Заподозрили кого-то другого. Но рисковать было нельзя, и мы временно прекратили выходить на связь. Держали паузу три месяца.
- Михаил Исаакович, а нельзя ли еще один какой-нибудь эпизод?
ЧУТЬ-ЧУТЬ - И ПОЛНЫЙ ПРОВАЛ
- Хорошо, я расскажу. Приехал к нам наш работник из Центра...
- К вам, в Европу?
- Этот человек мог подковать блоху. И так здорово устроил место, где мы могли временно прятать аппаратуру. Но в один из дней, когда он у нас работал, в гости вдруг нагрянули наши знакомые, которым объяснить присутствие в доме этого человека было бы крайне трудно. Наш умелец не растерялся, полез на чердак и терпеливо сидел там три часа, пока люди не уехали...
А теперь расскажу историю, которая может произойти с каждым, даже самым гениальным разведчиком. От этой истории нет спасения, и кто бы, где бы и как бы не учил вас, никакая наука и никакие профессиональные ухищрения не помогут. Потому что разве можно избежать случая? Я был на подготовке к нелегальной работе в одной из стран. Вечером спокойно возвращаюсь домой. И тут встречается мне прохожий, который с большим изумлением на русском спрашивает: "Миша, что ты здесь делаешь?".
- А страна европейская?
- Вполне. Я вылупил глаза, смотрю на него. Тогда он ко мне на английском: "Is it possible?" - возможно ли это? Молчу, просто молчу. Он отошел, но через секунду снова ко мне: "Миша Мукасей, ты не помнишь, как мы вместе бывали в консульстве?". Как же мне не помнить! Семья выходцев из России, жили в Америке, мама его преподавала у нас в консульстве в Лос-Анджелесе английский язык, а он был в те годы подростком. Превратился в красивого молодого джентльмена, которому я прямо говорю: "I do not know You" - я вас не знаю. Разошлись и, к счастью, без оперативных последствий. Такие встречи происходят, и довольно часто. Для некоторых моих коллег они заканчивались не столь удачно.
Язык - это чуть не самое главное. Искали мы однажды, ну, предположим в Амстердаме или в Антверпене, одного нашего пропавшего человека. Он три месяца не выходил на связь, и Центр дал указание: найти, узнать, в чем дело, и помочь. Приложив определенные усилия, мы отыскали судно, на котором он плавал. Называлось оно "Игл" - по-русски "Орел", и когда я на немецком попросил, чтобы нас с женой доставили на этот стоящий на рейде корабль, даже разговаривать с нами не захотели, не то что куда-то везти. Это было в середине 50-х, и, видно, не попал я с языком: тогда случалось, что немецкий не всех устраивал, и нас прямо окатили презрением. Так что утро выдалось неудачным, но мы решили снова рискнуть. Вечером я по-другому оделся (пригодился парик) и требовательным тоном, на простецком английском заявил, что нам прямо сейчас необходимо попасть на "Игл". Командный тон произвел впечатление: сразу предложили сесть в моторку, что мы с моей половиной и сделали. Подошли к кораблю, вскарабкались. Смотрим - вон он, наш человек, работает на палубе. Правда, к тому времени Центр на всякий случай изготовил документы - пропавший моряк является родственником моей жены. Но документов никто не спрашивал, и мы обратились к старшему с просьбой: "Не могли бы мы увидеть мистера такого-то?". А нам: "Вон ваш мистер, палубу драит". Словом, встретились. Пропал же он потому, что решил развлечься и купил себе мотоцикл. Покатался так, что попал в аварию и на три месяца загремел в больницу. Это, между прочим, и о том, что в выборе развлечений разведчик должен быть крайне осторожным. А мой коллега отличался отчаянной смелостью. Раньше был помощником капитана большого корабля. Немецкая бомба попала точно в его судно, и командир погиб. Тогда наш друг взял на себя командование и привел горящий корабль в Ленинград. Он сам был родом оттуда. Мы с Елизаветой Ивановной его отыскали на "Орле" и потом долгое время работали с ним за рубежом вместе.
ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ
- Мы с Елизаветой Ивановной уже были в Европе, когда начались венгерские события 1956 года. Повстанцы относились к коммунистам жестко, зло, и то, что Хрущев послал туда пушки, мы посчитали тогда правильным. А вот о событиях в Чехословакии, о Пражской весне писали в Центр открыто: наше правительство делает очень большую ошибку. Отправляли подробные донесения, где прямо подчеркивали, что чехи будут помнить обо всем сто лет и превратятся в наших врагов. Мы в этой стране бывали, заезжая из других государств, и обстановка нам была понятна. Наверное, рисковали, идя против течения. Если почитаете наши доклады, то поймете, что выводы наши были правильными.
И по поводу Израиля у нас было собственное мнение. Однажды заехали туда месяца на три. Только что закончилась война 1967 года, и когда мы ездили по отдельным районам, еще взрывались бомбы. Центр нам поставил определенную задачу по выяснению ряда вопросов. Для ее выполнения требовалось найти компетентных людей, которые были бы в курсе того, что собирается предпринять израильское правительство в дальнейшем, какова стратегия отношений с арабским миром. Удалось выйти на одного человека, который не только был в курсе, но и сам выяснял для нас многое тогда непонятное и запутанное. В свое время он состоял в правительстве, потом его уволили и здорово этим озлобили. Не понимал, на кого работает, - мы все расспросы вели очень осторожно. Но знал он действительно очень много. Были и другие высокопоставленные источники. Это позволило нам еще в 1970-м сделать определенный вывод: Израиль может пойти на некоторые уступки арабам, палестинцам. Но только не за счет Иерусалима, тут они голову положат, но его ни за что не отдадут. Я так и написал. Тогда этот мой отчет в Центре восторга и понимания не вызвал. Прошло больше 30 лет. И видите - я не ошибся. Что еще вы хотели узнать?
- Позвольте я обращусь к Елизавете Ивановне? Как вы жили в Лос-Анджелесе с двумя детьми - понятно. Но потом? Когда стали нелегалами? Ведь не видели сына с дочерью, наверное, годами...
- Наши работники ко мне относились очень хорошо и гуманно. Выходило так, что каждый год я проводила с детьми месяц. Как получалось - не спрашивайте. И ребята у меня выросли талантливые. Анатолий - один из лучших кинооператоров. Дочка тоже была связана с кино, работала администратором, директором кинокартин на Центральной студии документальных фильмов. У Толи жена - Светлана Дружинина, актриса и режиссер, она мне сразу понравилась. У нас в семье четыре члена Союза кинематографистов. Вот вы о личной жизни. Но она же удалась. Мы можем гордиться редчайшим взаимопониманием. Один взгляд Михаила Исааковича -и мне было все абсолютно ясно. Лечу - и выполняю...
- Елизавета Ивановна, муж был в вашем легальном и нелегальном дуэте старшим?
- Он и по званию старший - полковник. А я - подполковник.
- Михаил Исаакович, а чем вы больше всего гордитесь? Что особенно удалось?
- Я вам скажу откровенно и без излишней скромности. Думаю, мы из всех разведпар - действительно редкая по пониманию друг друга. Не помню, чтоб хоть одного задания не выполнили. Обычно перевыполняли. И ни разу никого не подвели. Выручать нас не приходилось, потому что провалом не пахло. Поэтому и известны мы лишь в своем узком кругу. Тихо получали награды и благодарности.
- А какие именно?
- К примеру, у меня орден Боевого Красного Знамени за первый период нелегальной работы, когда удалось сразу после приезда довольно быстро вжиться и организовать.
- Что организовать?
- Я не говорю, где и когда, но резидентуру создали мы довольно быстро. Что вообще для разведчика наиболее важное? Слава? Но она, если и приходит, то только в результате провала. Так, может, лучшая награда и свидетельство успеха - все-таки безвестность? Ну, и стенд, посвященный нам в Музее славы Службы внешней разведки...