- Лев Константинович, елкой-то уже запаслись?
- А когда мне за елками бегать? Вполне возможно, и нынче подсунут такую же, как однажды 31 декабря на Киевском вокзале. Мужик-то каков! "Бери, - говорит, - всего три рубля!" Лезу в карман за деньгами. А он как-то так пригнулся, чуть не присел. Деньги взял: "Держи елку!" и - бежать. Я хочу пойти, а ... елка не пускает. Она, оказывается, в земле тут, в начале сквера, и растет. Замечательная такая, голубая, аккуратненькая.
- Всем известно, что вы и сами - любитель шуток и розыгрышей. Говорят, будто из-за вас актер Валентин Смирнитский даже ногу сломал.
- Не ногу, а руку. Дело было так: поехали мы с "Ленкомом" на гастроли. Меня пришли провожать друзья-акробаты братья Воронины и притащили какую-то чудодейственную мазь от облысения - странная масса, с запахом чеснока. Разошлись мы по купе. Я ехал с нашей примой Ольгой Яковлевой, а по соседству - неугомонная четверка: Гена Сайфулин, Валя Смирнитский, Георгий Мартынюк и Игорь Кашинцев. Ребята сразу же начали "соображать". Вскоре скребутся ко мне: "Дед, дай чего-нибудь закусить!" "Да нет у меня ничего". "Ну что ты жмешься, вон у тебя какая закусь в банках. И так чесноком пахнет!" "Мужики, - говорю, - это не закусь, это мазь от облысения". "Свистишь дед!" - и, недовольные, ушли.
Гудели они до утра, всем спать мешали. Думаю, надо их проучить. А на крючке висит парик Ольги Михайловны, длинный, кучерявый. Натянул его и - по пояс голый - стучусь в соседнее купе. Они открывают, а я им: "Что, не верили?!" Мартынюк угрюмо пробормотал: "Допился!", у Сайфулина начались судороги, лысый Кашинцев воскликнул с восторгом: "Вот это, блин, жизнь!", а Смирнитский упал с полки и сломал руку.
- Не обиделся на вас?
- Нет, на гастролях мы потом не раз вместе выпивали. Надо же было обмыть гипс, заживление раны...
Меня, между прочим, Юра Никулин часто разыгрывал. Как-то раз накануне майских праздников звонит телефон: "Вас беспокоят из Президиума Верховного Совета. Вы награждены орденом Трудового Красного Знамени. В среду к десяти утра просим прибыть, и, пожалуйста, без опозданий". Я с утра шею вымыл, галстук нацепил, подъезжаю к президиуму. У подъезда часовые: "Здрасьте, Дуров, вы чего?" Объясняю, что к чему. Они говорят: "Сегодня не наградной день. Но сейчас мы позвоним, куда надо, и все выясним". Ушли, вернулись: "Ни в одном наградном листе вашей фамилии нет". Я спускаюсь по ступенькам, вижу - машина: стоит довольный Юра Никулин и хохочет: "Приехал-таки, дурачок!"
Есть, конечно, глупые люди, которые обижаются на шаржи, эпиграммы. Вот Гафт, например, пишет очень сильные и довольно злые эпиграммы, так ведь он этим и интересен. Про меня он, кстати, вот что написал:
Актер, рассказчик, режиссер,
Но это Леву не колышет.
Он стал писателем с недавних пор:
Наврет, поверит - и запишет.
- Он имеет в виду вашу книгу "Грешные записки"? Вот интересно, в ней вы рассказываете, что в детстве жили рядом с гарнизонным госпиталем и часто бывали там. А впоследствии с кем-нибудь из тех бойцов или докторов не доводилось встречаться?
- Что касается госпиталя, нет, никого из моих прежних знакомых я больше не встречал. Хотя интересно, как сложилась, к примеру, судьба Витька, летчика-истребителя, получившего тяжелое ранение в то место, откуда ноги растут? Витьку хирург Фира Израилевна пришила его "мужское достоинство"... Сделала невероятную по тем временам операцию. Я тогда толком не соображал, что имел в виду Витек, когда сокрушался: будет ли у него "все в норме"? Но понимал, что для него этот вопрос - важнее жизни. И вот как-то Витек сообщил мне, что Фира сама предложила ему убедиться в том, что не зря возилась с ним три с половиной часа. "Приходи, - говорит, - завтра на прием - сам убедишься"...
На следующий день я с трудом досидел в школе последний урок. В госпитале творилось что-то странное. Врачи бегали и кричали на раненых: "Прекратите ржать, а то швы разойдутся!" Громче всех хохотала Фира. Оказывается, Витек вошел в кабинет, разделся, приготовился. Появилась Фира, распахнула халат, а там - ничего, она вся голая: "Ну вот, Витюша, все у тебя в порядке, я на тебе после войны диссертацию защищу. Привет невесте!" Взяла его за загривок и вытолкнула в коридор.
- Все Дуровы связаны с цирком и дрессурой животных. Неужели на вас в этом смысле природа отдохнула?
- Ничего подобного! С братьями нашими меньшими у меня всегда были хорошие отношения. Недавно я снимался в фильме "Волшебный чердак", и для съемок понадобился петух. Деревенские принесли петуха - красивого, пестрого, а оператор его забраковал - съемка будет ночью, и поэтому нужен белый петух. Нашелся такой у бабки Марты, а идти за ним никто не хочет. Говорят - сумасшедший, всех клюет и топчет. Принесла его сама хозяйка, петух нахохлился и угрожающе квохчет. Я ему говорю: слушай, мол, мы тебя в кино сниматься приглашаем, а ты еще и вякаешь. Притих петух. Взял я его на руки: "Ну-ка цыц, сейчас будем сниматься!" И все, как надо, этот "артист" отработал, где надо - махал крыльями, где надо - тихонько сидел. А в перерывах между дублями спокойненько спал на лавочке.
- Как я понимаю, будущий народный артист СССР был изрядным хулиганом? И в школе, наверное, по поведению у вас были одни "неуды"?
- В одной из школ я проучился ровно один урок. Там была директриса по прозвищу "Таракан", двухметрового роста, усатая, и ходила всегда в белом халате. И вот пришел я, новенький, в класс. Ребята на меня ополчились и полезли все на одного. Я спиной к стене прижался и по одному их вырубаю. Вдруг слышу: "Таракан!" - все врассыпную. Подходит ко мне двухметровая тетя, вытаскивает из кармана огромный ключ и, колотит меня им по лбу, приговаривая: "В нашей школе драться нельзя!" Рядом стоял фикус на табуретке, и когда она выдохлась, я выхватил у нее ключ, снял фикус, подвинул табурет, встал на него и швырнул этот ключ так, что он, как пуля, пробил двойную раму и вылетел на улицу. Больше я в той школе, естественно, не появлялся.
- Когда-то вы активно занимались спортом - боксом, фехтованием, хоккеем, футболом. Вы ведь, кажется, играли за команду МХАТа. Интересно, с Дуровым-спортсменом смешные истории приключались?
- Смешных историй было сколько угодно. Как-то мы играли в футбол с командой "Красный факел". Нападающим там был Лобов, здоровый, могучий малый. И так получилось, что по моей вине у наших ворот создалась голевая ситуация. Уж лучше пенальти, чем гол. И я бросился за Лобовым, схватил его за бедра и оказался на газоне. Вижу, в руках у меня что-то зажато. Лобовские трусы! На трибунах дикий хохот - парень играл без бандажа, без плавок, вдобавок в короткой маечке. В таком виде он продолжал бежать к воротам...
Меня за хулиганские действия дисквалифицировали, но Николай Озеров, который был нашим капитаном, сумел отстоять, доказал, что произошел несчастный случай. А Лобов как игрок с тех пор пропал. Стоило ему выйти в поле, зрители кричали: "Лобов! Держи трусы!"
- Лев Константинович, все отмечают еще и ваши одностишия. Может, что-нибудь прочитаете для наших читателей?
- Пожалуйста: "А я неплохо выгляжу в гробу"; "Никто ко мне не ходит на могилу" или еще: "Я - негодяй, но вас предупреждали".
- Мрачновато...
- То же самое сказала как-то моя дочь и предложила свой вариант: "Мне 70. А вам какое дело?"