ЛЮБОВЬ КОМАНДОРА

Не за горами день, когда зрители театра "Ленком" в тысячный раз будут переживать феерическую историю любви русского графа Николая Резанова и юной испанки Кончиты. Огромным тиражом разошлись диски с песнями из рок-оперы, мелодия "Ты меня никогда не забудешь" стала позывной мобильных телефонов, в Красноярске и Сан-Франциско хотят открыть памятники легендарному командору. Между тем подлинный Резанов был мало похож на своего сценического тезку, и не был он ни графом, ни, строго говоря, командором, как, впрочем, и Кончита не была дочерью губернатора и не ждала известий от любимого долгих 35 лет. Все было не совсем так, точнее - совсем не так.

У преподавательницы Сибирского аэрокосмического университета Анны Сурник с командором - свои, почти интимные отношения. Так вышло, что сначала, еще студенткой, она увлеклась им как романтическим героем. История любви Николая Резанова и испанки Кончиты совпала с ее собственной драмой. У Анны был молодой человек - его тоже звали Николай, и он тоже погиб. Начала собирать материалы о камергере и с удивлением обнаружила, что, кроме романов, где исторической правды - чуть-чуть (кстати, и Вознесенского, пошедшего вслед за фантазией американского писателя Френсиса Брет Гарта, историки ругали нещадно), о Резанове известно весьма мало. Сидела в архивах, впервые вычитала его японские дневники, потом они, опять же впервые, были напечатаны в книге "Командор", вышедшей в 1995 году в Красноярске.
Книжка удивительным образом разлетелась по всей планете, благодарственное письмо прислал даже президент США Билл Клинтон, а японский филолог и журналист Микио Оосима, познакомившись с "Командором" и, в частности, с дневниками Николая Резанова, перевел их и издал. Самой Анне Петровне они дались куда трудней. В отделе рукописей Российской национальной библиотеки редкий документ не разрешали ксерокопировать, и три недели кряду с утра до закрытия зала она переписывала его, разбирая замысловатый почерк камергера. Потом эти дневники легли в основу диссертации, которую Анна защитила в Санкт-Петербургском университете.
Она продолжала искать документы, людей, хоть что-то знавших о Резанове. Однажды, устав от ее бесконечных расспросов, историк Геннадий Быконя вспомнил: был такой старик - Борис Петрович Полевой, и больше него о Командоре знать не может никто. Сомневаясь, что Полевой еще жив, Быконя все-таки отыскал его старый питерский телефон. Анна позвонила в тот же вечер, не рассчитывая на удачу. Но в трубке раздались слова: "Полевой слушает".
Они подружились. Доктор исторических наук, крупнейший специалист по русскому Дальнему Востоку, автор более 400 работ, изданных во всем мире, познакомил ее с такими людьми, о которых она не смела и мечтать. К примеру, с академиком Дмитрием Лихачевым. Полевой помогал Анне во всем и приютил в собственном доме.
- Борис Петрович часто подсмеивался над моим романтическим восприятием Резанова, - рассказывает Анна Петровна, - да и сама я от образа героя-любовника, красавца пришла совсем к другому. Начать с того, что главным его делом была первая русская кругосветная экспедиция, начальником которой Николая Петровича - не моряка! - назначили. А сделали это потому, что у предприятия была двойная задача: не только обогнуть "шарик", но и установить дипломатические отношения с закрытой для всего мира Японией, и наш герой был утвержден посланником. Читала я дневники попутчиков по экспедиции, многие из которых до сих пор не опубликованы, и получалось, что литературный герой и Резанов настоящий - небо и земля. К примеру, вел журнал один из офицеров - Ермолай Левенштерн. Причем все, что видел, то и описывал, без всяких купюр, как видеокамера. И больше всего меня в этих записках поразило, что Резанов, оказывается, был страшным матерщинником. Самое безобидное из его уст было: "посажу головой в нужник". Остальную лексику вообще воспроизводить нельзя. В романе Гектора Шевиньи "Утраченная империя", который недавно перевела наша землячка Наталья Ольхова, Резанов представлен сентиментальным героем. Когда он умирает, слуга Иван кладет на его могилу кастильские розы и плачет. На самом деле слугу звали Александром, и хозяин его нещадно бил тростью за любую провинность. За то, что встал, например, чуть позже или ночные туфли не так подал. Утро на корабле часто начиналось так: распахивалась каюта, оттуда вылетал слуга, побитый и взъерошенный. Резанов был героем своего времени - человеком жестким и амбициозным, крепостником, одним словом.
С экспедицией камергер двора Его Величества решил расстаться, вернувшись из Японии. Настроение у него было подавленным - ведь миссия в Страну восходящего солнца потерпела неудачу. Японский император посланника так и не принял. Простояв в порту Нагасаки полгода, с октября 1804-го по апрель 1805-го, шлюп "Надежда" вынужден был вернуться ни с чем. И, наверное, Резанов опасался кривых усмешек команды, тем более что с Иваном Крузенштерном, фактическим руководителем экспедиции, вышел у него затяжной конфликт. Они никак не могли поделить бразды правления. Дело дошло до того, что против Резанова начался настоящий бунт и полрейса он провел, не показываясь из каюты. Зато, прибыв на Камчатку, приказал арестовать Крузенштерна за неподчинение и лишь потом "простил" его. Так что они расстались, и Резанов отправился в Америку - инспектировать тамошние русские владения, благо предписание от императора Александра I у него было.
Увиденное повергло Резанова в шок - в колониях свирепствовал голод. Люди собирали ракушки, били ворон, питались падалью - многие травились и умирали. Чтобы спасти положение, он принимает решение идти в испанскую тогда Калифорнию - менять косы, топоры и прочие изделия на хлеб. Покупает фрегат "Юнону", а позже и тендер "Авось" и добирается до Сан-Франциско ("крепости Святого Франциска"). К тому времени Николай Петрович, измотанный болезнями и тяжкой, долгой дорогой, выглядел отнюдь не романтическим красавцем. Похудел так, что одежда на нем болталась, будто на скелете, из-за цинги кровоточили десны, все тело покрыла какая-то сыпь. К тому же он был почти лысым - при дворе носил парики, которые специально заказывал в Англии, а по причине подагры еще и хромым - ходил, опираясь на трость. Трудно представить, что в него - такого - с первого взгляда влюбилась 15-летняя девочка Кончита. Конечно, Консепсьон де Аргуэльо - провинциалка, дочь коменданта мелкой крепости, могла полюбить Резанова и по другим причинам, например, как блестящего собеседника. Но он не говорил по-испански, они обменивались лишь короткими фразами, понемногу учили друг друга языкам.
- Когда я прочитала то, что Резанов пишет о Кончите, - говорит Анна Сурник, - то сначала даже не поняла, что за характеристику он ей дает - положительную или отрицательную. "Ежедневно куртизируя гишпанскую красавицу, приметил я предприимчивый характер ее, честолюбие неограниченное, которое при пятнадцатилетнем возрасте уже только одной ей из всего семейства делало отчизну ее неприятною..." Думаю, именно такой Кончита и была. Прекрасно поняла, какие перспективы перед ней откроются, стань она женой заморского гостя. Или захудалый городок, где стоит военный гарнизон и живут одни рыбаки, или жизнь в имперской столице, при дворе. А впоследствии, скорее всего, просто не встретила человека достойного - слишком высоко подняла планку. И в монастырь ушла в возрасте 60 лет, и обета безбрачия не давала. О смерти Резанова узнала не через 35 лет, а года через два. Министр коммерции Николай Румянцев написал об этом правителю российских колоний в Америке Александру Баранову, а тот передал печальную новость ее отцу Хосе Дарио де Аргуэльо. Письмо хранится в Москве, в Российском архиве древних актов.
В донесении графу Румянцеву Резанов описал роман с Консепсьон недвусмысленно - "отнюдь не по пылкой страсти", а исключительно ради того, чтобы оказать услугу Отечеству. Государственник до мозга костей, он просто не мог упустить такой возможности. Ради земель (замах был на всю Калифорнию!) Николай Петрович не то что вступить в брак с юной и прелестной католичкой - вообще мог пуститься во все тяжкие. По крайней мере один рискованный шаг незадолго перед этим он совершил. А именно: секретным своим приказом (впервые этот документ нашел Полевой) отправил "Юнону" и "Авось" к Сахалину - напасть на японцев, то есть попросту попиратствовать. Плененных намеревался крестить и научить русскому языку, дабы они распространяли потом пророссийские настроения...
Итак, камергер объявил о своей помолвке с Кончитой, после чего отбыл в Россию, пообещав, что получит назначение послом в Мадрид, затем добьется у папского престола позволения на брак - и вернется. Он торопился в Петербург - закрепить успех, но по дороге простудился, заболел и умер в Красноярске. Сказка кончилась...
Как ни странно, сегодня в Японии к личности Николая Резанова относятся с уважением. Прежде всего он все-таки был первым полномочным посланником России - и об этом в отличие от нашей страны написано во всех школьных учебниках. Кроме того, именно Резанов вернул на родину четырех японцев, которым 12 лет пришлось бедствовать в наших пределах после того, как их судно разбилось у берегов русской Америки. Они не надеялись снова увидеть родину. Потомок одного из них - Тадзюро - до сих пор хранит рубаху, в которой его прапрапрадед 200 лет назад приехал домой. Он, рыбак, каждый раз на нее молится и просит удачи, отправляясь в плавание. Микио Оосима об этой счастливой истории написал книгу, которая так и называется - "Японец, вернувшийся из России". А легендарную рубаху обещал привезти в Красноярск - в обмен на вещи из коллекции Красноярского краеведческого музея, которые, возможно, могли быть подарены первому российскому посланнику в Стране восходящего солнца. Микио недавно приезжал в Красноярск вместе со своим коллегой, искусствоведом Като Тоеко. Дело в том, что во время тягостного ожидания в Нагасаки Резанов общался с переводчиками, японскими чиновниками - банжосами, другими людьми. Время от времени он дарил им разные мелочи - то карманный глобус, то очки, то зеркало. Естественно, прощаясь с послом России, они отвечали тем же. И покидая не слишком гостеприимную страну, Николай Резанов увозил с собой веера, чайные фарфоровые чашки, набор для письма, табакерки, игрушки.
Куда потом попали эти вещи? Не исключено: могли остаться в Красноярске, где по воле судьбы камергер нашел свое последнее пристанище.
- Микио и Като как раз и решили их атрибутировать, - рассказывает Людмила Антоненко, старший научный сотрудник Красноярского краеведческого музея. - Очень вероятно, что это именно те подарки, которые вручили Резанову. Не мог кто-то еще привезти их из страны, абсолютно закрытой для чужеземцев...
Японцев заинтересовали веера с иероглифами, лаковые шкатулки. "Своими" признали и символ плодородия в виде фаллоса, значившийся до сих пор как "бамбуковая палка", и нарядный пояс от кимоно, и старинную куклу. Теперь необходима детальная экспертиза, она будет проведена в Японии. Если подтвердится, что хотя бы часть экспонатов принадлежала Резанову, - это будет настоящее открытие. Кстати, в будущем году в Японии широко отмечают 200-летие прибытия русских в Нагасаки...
- Что касается красивой любовной истории, - говорит Анна Сурник, - если она живет столько лет, значит, нужна людям. Если бы не легенда, мы, за вычетом специалистов по истории дипломатии, о Резанове вообще мало бы знали. Эта девочка вывела его из небытия.
КСТАТИ
Почти через два века все-таки произошел символический акт воссоединения возлюбленных. Осенью 2000 года шериф калифорнийского города Монтеррей, где похоронена Мария Консепсьон де Аргуэльо, привез в Красноярск горсть земли с ее могилы и розу, чтобы возложить к белому кресту, на одной стороне которого выбиты слова "Я тебя никогда не забуду", а на другой - "Я тебя никогда не увижу".