Например, с фильмом "Про уродов и людей": музыка, дробные главы, титры с ятями. Ее можно связать и с двумя предыдущими фильмами, "Жмурки" и "Груз 200", и читать этот список как в одну, так и в другую сторону. Первый вариант прочтения - психоаналитический путь к ранним эпизодам жизни страны: сперва дурные девяностые, потом глухой застой и "детские воспоминания" 1917 года. Второй вариант - хронологический, то есть об освобождении: по сравнению со "Жмурками", где за смехом и выстрелами скрывалось оцепенение, и не имеющей выхода тоской "Груза 200", "Морфий" дает ощущение света - несмотря на все, что в этом фильме происходит.
Может быть, из-за снега и светлого неба, под которым молодой врач Поляков (Леонид Бичевин) едет на свой первый участок, в сельскую больницу под Угличем, во тьму. Но обиходить доктора есть кому, библиотека после сбежавшего от революции предшественника досталась знатная, а аптека, по словам обстоятельного фельдшера (Андрей Панин), "переживет две революции".
"Записки юного врача" Михаила Булгакова, по мотивам которых написан сценарий, предоставляют достаточно кровавых сцен, способных при наблюдении на экране вызвать у людей со слабым сердцем приступ. Сердце у доктора Полякова крепкое, слабо у него что-то другое, что заставит впасть в зависимость после первого, случайного укола морфия и начать жить по иной программе. Мимоходом втягивая в свою черную дыру и медсестру Анну (Ингеборга Дапкунайте), и пациентов, которым вместо истраченного морфия вколют другой, смертельный для них раствор, и других, убитых при разных обстоятельствах, - судьба Полякова несется во тьму. Совсем как санки по вьюге в действительно страшном, несравнимом с грубо шокирующими сценами ампутации и трахеотомии эпизоде - когда в метели, как символы неотвратимости, один за другим возникают маленькие темные волки.
В описании того, что происходит с Поляковым, такого ужаса нет: соблюдается прохладная дистанция, констатируются факты - булгаковский доктор Бомгард (в фильме сгинувший) мог бы так печально и отстраненно повествовать историю гибели однокашника, происходящую на фоне яркого снега, ослепительно белых лошадей и гусей, румянца спасенной девушки, играющих детей - и мир этот значим, и существует он не только для контраста: равнодушная природа, но и вечная ее красота.
Фильм оборвется тогда же, когда и жизнь доктора - он покончит с собой в синематографе. Отсыл к иллюзиям картины "Про уродов и людей" и вместе с тем прагматичный ход; кино - подходящее место для самоубийства. Там нет света и никто не обратит на тебя внимания.
РЕПЛИКА
Сергей Сельянов, продюсер фильма "Морфий":
- Кино не должно быть одинаковым, всегда существуют фильмы попроще и фильмы посложнее. Эта картина - из тех, что посложнее, и нормально, если кому-то она не понравится. Но режиссер Алексей Балабанов говорит о том, что делает кино для зрителей. И, видимо, именно зритель - возможно, это определенный зритель - транслирует потребность в кино, которое мы сделали.