Та пластинка для Сталина была в единственном экземпляре

Речь идет о записи 23-го концерта Моцарта в исполнении знаменитой пианистки Марии Юдиной

Те, кто успел увидеть так и не пропущенный у нас в прокат фильм «Смерть Сталина», помнят его начало: знаменитую пианистку Марию Юдину посреди ночи привозят на радио, чтобы записать 23-й концерт Моцарта, который накануне в ее исполнении произвел глубокое впечатление на вождя. Тот распорядился доставить ему пластинку, захотел послушать на ночь – а пластинки той нет в природе…

Тогда вообще мало кого записывали, а уж Юдину – из круга опальной интеллигенции (Лосев, Бахтин, Пастернак), не скрывавшую своей религиозности, до конца дней остававшуюся рьяной прихожанкой церкви святителя Николая в Кузнецах, – и подавно…

Насколько те кадры соответствуют действительности? И что еще, помимо колоритного эпизода, характеризующего отношения художника и власти, мы знаем о прекрасном музыканте и уникальной личности – Марии Вениаминовне Юдиной? Ответ даст первый вечер из нового просветительского цикла «Время великих – история через музыку», который проведут 4 декабря в «Новой опере» пианистка Басиния Шульман и популярный актер Леонид Каневский. Эту программу они так и назвали: «Следствие одной пластинки».

– Почему Юдина? – переспрашивает автор цикла Басиния Шульман. – Начнем с того, что у Марии Вениаминовны в этом году дата: 120 лет со дня рождения. Но ни в одной филармонической или телевизионной программе о ней не говорят. А ведь какая масштабная фигура! Одна из крупнейших пианисток ХХ века, несравненная исполнительница Бетховена, Моцарта, Шуберта, вместе с тем страстная проводница новой музыки, впервые в Советском Союзе сыгравшая многие произведения Стравинского, Берга, Хиндемита, Кшенека, Прокофьева, Шостаковича… Знаток поэзии – читала ее и со сцены, а за чтение одного из стихотворений Пастернака на бис была отлучена от преподавания в Гнесинском институте и от концертов (число ее выступлений сократили до семи в год). Но жить по совести, поддержать неправедно гонимого для нее было важнее всего.

Такой вот портрет на фоне суровой эпохи. Да, ХХ век знал много выдающихся музыкантов, в том числе женщин, но личность вроде Марии Юдиной могла появиться, как мне кажется, только в России. Как ни жестоко звучит, но в тепличных условиях высокое творчество рождается редко. Противостояние злу вдохновляет – наверное, поэтому в России такое большое количество выдающихся художников.

Но вернемся к образу Юдиной в фильме «Смерть Сталина». Басиния Шульман, конечно же, видела этот фильм и, как она сама утверждает, «при поправке на общую фарсовую интонацию, не нашла там серьезных исторических нарушений». Почему-то ее мнению я доверяю больше, чем тем, кто запретил прокат фильма в России. Тем более, авторы программы «Следствие одной пластинки» серьезно изучали источники, включая архивные. Но ту самую пластинку, изготовленную для Сталина, они в руках не держали.

– Очень хотелось, но вряд ли это возможно, ведь пластинку напечатали в единственном экземпляре, – поясняет Басиния Шульман. – А вот сама запись, сделанная Марией Юдиной и оркестром под управлением Александра Гаука, была в 1948 году издана Апрелевским заводом. Ее мы слушали неоднократно.

Спрашиваю, почему в партнеры пригласили именно Леонида Каневского.

– Мы давно дружим, я ценю актерское обаяние Леонида Семеновича, его знание истории. И мне очень нравится, как он ведет на НТВ передачу «Следствие вели», – именно такой интонации мне и хотелось. Ну и, конечно, благодарна за сотрудничество оркестру и солистам «Новой оперы».

Шульман много гастролирует, хотя, как многие считают, сегодня интерес к большой музыке у людей гаснет.

– Девочкой я застала времена, когда на концерты Гилельса или Рихтера публика ходила с нотами. Сегодня подобное представить себе трудно. Ваш звонок застал меня в Мурманске, и я могу ответить вам словами Святослава Рихтера, сказанными по поводу его сибирского тура, когда в поселковом доме культуры с едва натопленным залом послушать его приходило человек пять. И он, музыкант, которого ждали во всех великих залах мира, играл так же, как будто это был переполненный Большой зал консерватории или Карнеги-холл: «Пять человек – уже публика!»