Тягостное впечатление от исповеди усиливалось еще и тем, что свой рассказ он сопровождал то взрывами беспричинного смеха, то гримасами боли. А иногда мальчишеские глаза увлажнялись слезой...
О случайной встрече в Аргуне я рассказал начальнику отдела психологического обеспечения группировки федеральных войск на Северном Кавказе майору внутренней службы Дмитрию ГОЛОВКИНУ.
- Все правильно, - подтвердил военный психолог. - Бойцы, вышедшие из боя или других экстремальных ситуаций, испытывают острую потребность выговориться. Друг с другом они, как правило, в этом плане не общаются. Им нужен свежий собеседник, который бы помог им снять стрессовые нагрузки.
Роль таких собеседников и выполняем мы, психологи. Существуют специальные методики, позволяющие нам выводить бойцов из тяжелых психологических состояний. Это и тестирование, и индивидуальные беседы, и психокоррекционная работа с группами военнослужащих.
Даже на войне убить человека не просто. Тем более 19-20-летнему мальчишке. Первый бой, первый поверженный враг всегда огромный психологический стресс для нормального молодого человека. А если еще рядом с ним гибнет его товарищ, друг, то сознание бойца неизбежно отягощено комплексом вины: друга можно было бы спасти, если бы ты, оставшийся в живых, повел себя как-то иначе.
В таких случаях наиболее эффективны так называемые дебрифинги - групповые процедуры, проводимые психологами. Шаг за шагом поэтапно, мы помогаем бойцам восстановить в памяти обстоятельства критического инцидента, так на них повлиявшие. Все делается для того, чтобы человек осознал, что те мысли и чувства (страх, боль, ощущение вины), которые он испытал, вполне естественны и нормальны. И если солдат испугался смерти - это тоже нормальная реакция человека на сложившиеся обстоятельства. Мы убеждаем бойца в том, что все, что он сделал, было правильным, вполне объяснимым. Переживать и казнить себя за это бессмысленно. Одним словом, главная наша задача - снять это чувство "самоказни", ибо, если этого не сделать, психическая неуравновешенность, вызванная конкретной экстремальной ситуацией, может перерасти в серьезную психическую болезнь.
- Понятно. Как вы оцениваете морально-психологическое состояние личного состава структур МВД, участвующих в контртеррористической операции?
-Скажу прямо: положение крайне серьезное. Что бы ни говорили генералы и политики, в этом плане в федеральной группировке далеко не все в порядке. У 70 процентов вышедших из боя бойцов прослеживается неустойчивое психическое состояние. У 60 процентов - постстрессовое состояние, потеря сна, агрессивность, неспособность расслабиться. Поэтому, к сожалению, многие уходят в запой. Есть немало и других факторов, тревожащих людей и снижающих в целом боеспособность войск.
- Если не секрет, что это за факторы?
- Да никаких секретов нет, о них знает каждый, но говорить вслух и официально признавать их как-то не принято. Вроде бы - как сор из избы.
Первое - непродуманный, случайный подбор командных кадров. Отсюда - поразительное равнодушие к нуждам, интересам и судьбам основной массы воюющих. Вот один только пример. На восточном направлении командовал мобильным отрядом МВД некий полковник милиции Шевелев. Мы проводили специальное анкетирование личного состава: что думают о нем рядовые милиционеры. 95 процентов опрошенных отметили некомпетентность полковника, равнодушие, даже презрительное отношение к подчиненным. Находясь в Гудермесе, он ни разу не посетил сидящих в окопах своих бойцов. Подчиненные ему собровцы с Урала в течение нескольких недель жили под открытым небом практически без продовольствия. Доходило до того, что люди ели собак и лягушек. Но, свидетельствуют чеченцы из ближайшего села, до мародерства и воровства ребята не опустились.
Второе. Посудите сами: какое настроение может быть у людей, уезжающих в длительную командировку (а по существу - на войну), не получающих при этом положенного денежного содержания. На руки выдают каждому по 500 - 1000 рублей, и точка. Семьи остаются без кормильцев и без средств к существованию. Добавьте к этому хроническую задержку в выплате зарплат, пайковых и других положенных сумм. Вот офицер или рядовой сидят в окопе и думают: как там дети, семья? Сыты ли, одеты? И это - не праздные раздумья, а ситуация, чреватая непредсказуемостью. Недавно был такой случай. Прапорщик вдруг вспылил и затеял ссору с полковником милиции, командиром отряда. Слово за слово, а потом вскинул автомат и рубанул очередью под ноги начальству. Потом выяснилось, что прапорщик получил из дома горькое письмо: жить семье не на что.
Третий, не менее важный фактор, негативно влияющий на морально-психологическое состояние войск, - продление сроков командировки. Наукой установлено: человек в состоянии нормально действовать в стрессовых ситуациях в течение 45 дней. После этого нервный психологический срыв неизбежен. Подавляющее число подразделений, участвующих в контртеррористической операции, задержаны в Чечне почти на месяц. Как результат - личный состав стал раздражительным, легковозбудимым, многие потеряли сон. И, наконец, - острый дефицит объективной информации. Даже в аппарат федерального командования на Северном Кавказе центральные российские газеты поступают от случая к случаю, примерно раз в месяц. Об их "свежести" уж и говорить не приходится.
Особо зловредное влияние на морально психологическое состояние войск оказывают слухи. Самый распространенный и угнетающий из них - возможность прекращения боевой операции и переход к переговорам с чеченскими экстремистами. Почти поголовно военные считают, что в этом случае они снова будут преданы, а огромные жертвы, понесенные федеральными войсками, окажутся напрасными.
.... Не знаю, уехал ли домой в Нижний Тагил мой случайный собеседник-омоновец по имени Андрей. И все ли в порядке у него со здоровьем. Хотелось бы верить, что ему, как и тысячам другим парней на этой войне, повезло. Что больше никогда на нашей, российской земле таких войн не будет.