СОРОК ЛЕТ ЧИСЛИЛСЯ ПОГИБШИМ

К тайне гибели флагмана Черноморского флота линкора "Новороссийск" наша газета обращалась не раз, но интерес к теме не проходит. Недавно участники этой трагической эпопеи указом президента России были отмечены наградами. Сегодняшний рассказ - о старшине Николае Закакуеве. Все, что произошло с линкором, он видел своими глазами.

В конце 40-х годов на рейде Севастополя отдал якоря боевой корабль, каких здесь не видывали. Изящество форм дополнялось мощной артиллерией. Главный калибр бил на 45 километров. При водоизмещении в 35 тысяч тонн линкор имел скорость быстроходного крейсера. Это был "Новороссийск", в прошлом "Джулио Чезаре". Вплоть до окончания второй мировой войны он носил флаг Италии.
В сугубо мирное время, 29 октября 1955 года, "Новороссийск", стоя на якорях в Севастопольской бухте, без всякой видимой на то причины взорвался. Из команды в 2200 человек погибло больше половины.
Поразительно, но похожая трагедия произошла почти на том же месте четырьмя десятилетиями раньше. В 1916 году, одержав ряд славных побед, взорвался и пошел ко дну на глазах всего Севастополя тогдашний русский флагман, новейший дредноут "Императрица Мария".
Лежат в братской могиле на северной стороне Севастополя офицеры и матросы "Новороссийска". На мраморе - 1200 имен. Среди них и имя старшины боцманской команды линкора Николая Закакуева. В 40-ю годовщину трагедии в Севастополь съехались оставшиеся в живых моряки, семьи погибших. Седой человек с цветами в руках подошел к могиле, стал читать имена погибших и вдруг замер, не поверив своим глазам. Третьей сверху он увидел свою фамилию.
Как сейчас, Николай Закакуев помнит события той ночи. Ровно в два часа в носовой части линкора грянул чудовищный взрыв. В одно мгновение перестали существовать пять носовых кубриков, где находилось более трехсот человек. Они погибли, не успев проснуться...
Командир линкора капитан первого ранга Кухта был в отпуске. Его замещал старпом кавторанг Хуршудов, объявивший боевую тревогу. Но, как выяснилось, видимого противника не было, и боевую тревогу заменили на аварийную. Это меняло не только ситуацию, но и обязанности, местонахождение членов команды. "Люди были заняты делом, в панику никто не впал, - вспоминает бывший старшина. - Раненых спускали в баркасы, отправляли на берег. Аварийно-спасательные команды ставили распорки, укрепляли гнущиеся переборки подручными материалами".
Между тем корабль продолжал погружаться. Спасательные команды, в том числе боцманская из 40 человек под началом Николая Закакуева, безуспешно пытались спасти корабль. Напор воды на водонепроницаемые переборки был столь велик, что двери срывало с задраенных до отказа мощных бронзовых барашков - не выдерживала резьба. Брусья, которыми подпирали переборки отсеков, гнулись и ломались словно спички.
Вначале моряки предполагали, что площадь носовой пробоины составляет всего два-три десятка квадратных метров. Конечно, и это очень много, но, перекрыв уцелевшие отсеки, можно было сохранить линкор на плаву. Однако вскоре стало ясно, что площадь пробоины составляла 150 квадратных метров. Спасти корабль было невозможно. Кавторанг Хуршудов отдал единственно верный в той ситуации приказ - поднять якоря и, запустив машины, отвести "Новороссийск" на мель. Увы, поднять 8-тонные якоря оказалось нечем. Якорная машина была разрушена взрывом.
Но если для линкора положение становилось трагическим, то для команды шансы на спасение еще имелись. Спасательных судов вполне хватало - и своих, и тех, что прибыли от ближайших причалов. Времени сойти с обреченного флагмана было достаточно. Но тут на борт прибыл со своим штабом командующий флотом и категорически запретил оставлять тонущий корабль. Штабные офицеры начали вмешиваться в работу спасательных команд, внося разнобой и сумятицу.
- Я все видел и слышал сам, - рассказывал мне Николай Закакуев, который согласно приказу комфлота, отменившего прежние распоряжения, находился тогда в боевой рубке. - Крен достиг критической отметки в 45 градусов, но и тут адмирал отказался дать "добро" на оставление корабля экипажем. Большой океанский буксир попытался добавить свою мощь к работавшим на полных оборотах корабельным машинам, чтобы дотянуть линкор до мели с невыбранными якорями, но бесполезно. На корме находились 300 новичков, еще не успевших даже получить флотскую форму. Они прыгали в ледяную воду, в буруны, образуемые корабельными винтами. Вода окрасилась кровью. Никто не выплыл из чудовищной мясорубки. Потом командующий флотом был снят, понижен в должности и отправлен служить на Север. Но погибших людей уже не вернешь.
Под оглушительный грохот и отчаянные крики людей сорвались с фундаментов исполинские орудия главного калибра. Вместе с ними сгинули в пучине артиллерийские расчеты, которым никто так и не приказал оставить боевые посты.
Когда линкор перевернулся, у Николая Закакуева оставалось мало шансов выбраться из боевой рубки. Он нырнул, наощупь поплыл в поисках выхода, обо что-то сильно ударился плечом, после чего рука перестала повиноваться. Начал грести одной левой. Все же выплыл на поверхность. Вокруг плавали люди, какие-то обломки, вода была липкой от мазута. Кто-то звал на помощь.
Примерно трое суток в отсеках погибшего корабля находились еще живые моряки. Они стучали, подавая сигналы. Удалось спасти 24 котельных машиниста. Сверху спустили трубу, приварили к корпусу, вырезали его часть, выкачали воду и подняли людей. Трое умерли на руках спасателей.
А боцмана подобрал катер городской спасательной службы. Николай был без сознания. Его поместили в гражданскую больницу, что и дало повод сослуживцам считать его погибшим.
После катастрофы жизнь моряка-черноморца сложилась нормально. Он вернулся в родной Липецк, откуда уходил на службу. Вот только деда чуть было не хватил инфаркт, когда он увидел живого и здорового внука, ибо командование уже сообщило семье о гибели Николая. Потом он устроился конверторщиком на Новолипецкий металлургический комбинат, где и проработал всю жизнь.