Академик Борис Лапин размышляет о том, почему приматология в России развивается так слабо, хотя способна решить очень многие вопросы здоровья людей
Борис Аркадьевич Лапин — человек-легенда. Старейший академик РАМН (в прошлом году он отметил 90-летие), вице-президент Всероссийского общества геронтологов, заслуженный деятель науки, лауреат премии правительства РФ и Государственной премии РФ по науке и технике, почетный гражданин Сочи... Он и сегодня работает директором НИИ медицинской приматологии и ведет активную научную деятельность.
Наш институт ведет свое начало от Сухумского питомника обезьян, созданного в 1927 году по инициативе первого наркома здравоохранения
В свое время без моей визы ни один научный центр в СССР не мог приобрести за границей обезьян для проведения своих изысканий. Мы на комиссии очень подробно рассматривали заявку и решали, целесообразно или нет. Ведь обезьяны являются убывающим видом, к тому же такие исследования — достаточно дорогостоящие. Мы исходили из того, что исследования на приматах могут проводиться лишь в тех случаях, когда данная проблема носит глобальный характер и не может быть решена корректно с использованием других лабораторных животных. При этом всегда особо указывалось на необходимость приобретения искусственно выращенных обезьян в приматологических центрах, а не взятых из мест естественного обитания. Наш институт старался максимально гуманно относиться к животным, насколько это возможно в рамках подобной деятельности.
В моем кабинете на стене висят фотографии многих государственных деятелей: Никиты Сергеевича Хрущева, Николая Константиновича Байбакова, Георгия Константиновича Жукова, Константина Константиновича Рокоссовского, Евгения Максимовича Примакова. Все они в разное время бывали в институте, и многие из них оказали нам большую помощь.
Так, в 1975 году институт посетил председатель Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин, и в
Нынешнее руководство края, страны вниманием нас не балует. У меня есть специальный фирменный бланк, который я называю «для начальства». На нем перечислены все мои регалии: академик этой академии, той, заслуженный, почетный: Я неоднократно писал президенту страны Дмитрию Медведеву письма с просьбой оказать содействие, подумать о развитии приматологии в России, особенно с учетом тех реформ в здравоохранении, фармацевтике, которые сейчас проходят на федеральном уровне. Но аппарат президента не доводит эту информацию до его сведения.
Сегодня в восьми американских национальных приматологических центрах содержится порядка 30 тысяч обезьян. К тому же собственные виварии имеют НАСА, Министерство обороны, крупные фармацевтические компании. Общая численность всех подопытных обезьян достигает 100 тысяч. В Европе работает девять приматологических центров. А у нас
Еще в СССР, будучи председателем комиссии
Когда случилась война в Абхазии и грузинские танки вступили в Сухуми, я находился на международном конгрессе в Страсбурге. Обо всем узнал накануне своего доклада, по каналу CNN. Мне пришлось бросить все и срочно вернуться в Москву. Но еще в течение полугода я не мог попасть в Абхазию. Институт оказался в крайне бедственном положении, а я ничего не мог сделать для его спасения. В конце концов я все же смог попасть на прием к Эдуарду Амвросиевичу Шеварднадзе. Это, конечно, был выдающийся человек, мы с ним очень долго обсуждали сложившуюся ситуацию, но, к сожалению, не пришли к общему мнению.
В 1992 году шесть человек, включая меня и мою супругу, профессора, научного сотрудника НИИ, прибыли в поселок Веселый Адлерского района (туда, где был открыт Адлерский филиал Сухумского института) для того, чтобы почти на голом месте, с нуля, начать новую жизнь. Мы очень много потеряли: наши архивы, результаты многолетних исследований, наработки, уникальных животных. Мы жили в бараках, без мебели, удобств, строили питомник, лаборатории. Я писал коллегам из разных институтов и просил поделиться с нами хотя бы старым оборудованием, подлежащим списанию. Было трудно, но постепенно мы встали на ноги и спустя 10 лет были удостоены Государственной премии РФ по науке и технике за исследования в области злокачественных вирусных опухолей.
Ни на одном животном, кроме обезьян, не удается воспроизвести в сходной форме подавляющее большинство инфекционных заболеваний людей. К тому же у людей и обезьян и эндокринная регуляция многих функций идентична, и биохимическая структура гормонов. Сходная радиочувствительность оправдывает использование обезьян для разработки методов профилактики и лечения лучевых поражений. В условиях планируемых межпланетных полетов на Марс, когда организм космонавта, находясь в открытом космосе вне защитного слоя магнитосферы Земли, постоянно подвергается облучению малыми дозами ГКЛ и СКЛ (галактическое и солнечное космические излучения), а периодически в момент солнечных вспышек — более мощными дозами радиации, экспериментальная разработка в опытах на приматах методов биозащиты является более чем актуальной. Ведь предохранить космический корабль от этих излучений нереально, так как это приведет к увеличению его веса, и никакая ракета поднять его не сможет. Но вводя определенные препараты космонавту, можно профилактировать лучевую болезнь или резко смягчить ее протекание. В этой сфере нами достигнуты хорошие результаты. Мы были инициаторами использования обезьян для изучения экстремальных факторов космического полета и участниками разработки программы космических полетов обезьян на биоспутниках. Еще перед тем, как в космос полетела Валентина Терешкова:
Испытания лекарств на обезьянах также крайне важны. Классический случай — трагедия в
Я и сейчас в своих статьях пишу: любые новые препараты, которые могут быть использованы женщинами даже без специальных рекомендаций, обязательно должны тестироваться на приматах.