.jpg)
Ариадна Рокоссовская - о своем знаменитом прадеде и его военной страсти
В издательстве «АСТ» вышла книга правнучки маршала Константина Рокоссовского, журналистки Ариадны Рокоссовской «Утро после Победы». Здесь собраны ее интервью с детьми и внуками легендарных советских полководцев: Георгия Жукова, Ивана Конева, Александра Василевского: «Домашний» взгляд на людей, которых мы привыкли представлять себе в пламени сражений или на трибуне Мавзолея, придает их портретам порой совсем неожиданные черты.
— Ариадна, откуда идея вашей книги?
— Я родилась в доме, где жили Коневы, Молотовы, Жуковы и другие маршальские или генеральские семьи. Росла вместе с их отпрысками. Мы знали друг про друга все. Нынешняя книга — прямое продолжение этой детской дружбы, перешедшей во взрослую жизнь.
— Навскидку — какой эпизод книги кажется вам наиболее колоритным?
— Навскидку чаще всего вспоминаются курьезы. Ну, вот вам — из самой первой моей беседы с дочерями Жукова, Эрой и Эллой. Они рассказали, как приехали к папе в Перхушково накануне Нового 1942 года, а он приготовил для них сладкое угощение. Конфеты в то время были большой редкостью, и Элла съела такое их количество, что ей стало плохо. Сестры передавали эту историю на два голоса, смеясь и подтрунивая друг над другом.
— Как ваша собственная семья встретила войну?
— В июне 1941 года семья уже находилась на линии фронта, потому что прадед служил в городе Новограде-Волынском, относившемся к Киевскому военному округу. В воскресенье 22 июня они с офицерами из соседних частей собирались на охоту. Но накануне от перебежчика узнали о планируемом немецком наступлении, и охоту отменили. Прадед ночевал в штабе, и, как только стало известно, что немцы перешли границу, он зашел домой распорядиться, чтобы домашние уезжали в эвакуацию, адъютант посадил их на поезд в Киев. А перед прадедом встала трудная задача. Он командовал механизированным корпусом, который был механизирован не до конца. Пришлось с раннего утра идти в городские гаражи и реквизировать весь подходящий транспорт. Понятно, от него требовали расписок, и он вспоминал, что никогда в жизни их столько не писал, сколько в то первое военное утро.
— Известно, что сигналы о близкой войне поступали регулярно, но Сталин их почему-то считал провокацией.
— То, что грядет война, прадеду было совершенно очевидно. Например, он вспоминал, что фашисты отправляли самолеты-шпионы. Некоторые из них удавалось перехватить. У летчиков изымались пленки со снимками наших военных частей и приграничных аэродромов. Но затем приходил приказ от командования: пленки отдать, задержанных с извинениями отпустить. Прадед писал, что на верхнем уровне власти царила атмосфера успокоенности. Но здесь, на месте, они с командованием соседних корпусов как могли готовились к войне. Например, добились разрешения не выводить на учения танки, чтобы в случае начала реальных военных действий под руками была хоть какая-то боевая техника. 22 июня прадеда поразило, что в воздухе почти не видно нашей авиации.
Большинство прифронтовых аэродромов оказались разбомблены в первые же часы войны. Вот цена тех извинений перед летчиками-шпионами...
— Во время Сталинградской битвы ваш прадед командовал Донским фронтом. Какие предания об этом остались в семье?
— Помню рассказ о том, как ночью 31 декабря 1942 года все командование фронта сидело за новогодним столом. Враг был окружен, оставалось захлопнуть мышеловку. И тут кто-то предложил, как в старинные рыцарские времена, послать немцам ультиматум. Прадеду идея понравилась, он любил нестандартные ходы. Поручил начальнику штаба связаться с московской Ленинской библиотекой, откуда прислали несколько образцов исторических ультиматумов.
.jpg)
Прадед и его подчиненные на этой основе выработали текст, утвердили его Кремле. Выяснили, что по традиции ультиматум должны нести парламентер с белым флагом и горнист. Первого парламентера немцы обстреляли, и он ничего не смог вручить. Но на следующий день прадед узнал, что посланца ждут на другом участке. И он там действительно прошел — правда, к самому Паулюсу его не пропустили, сказали в приемной, что генерал не будет вступать ни в какие переговоры...
— Во время Курской битвы Константин Константинович уже командовал Центральным фронтом.
— Есть и про это семейная история. Тогда немцы готовили крупное наступление (ставшее для них последним), перебежчик сообщил точное время — три часа утра 5 июля. И командование фронта решило провести опережающую артподготовку, чтобы поломать немецкие планы. Не пожалели выделить на это половину боезапаса всего фронта. В два часа загремела канонада. Прадед вспоминал, что от залпов пушек, «катюш», огнеметов, от лучей прожекторов было светло как днем.
.jpg)
Но вот артподготовка закончилась, и... ничего. Немец не двигается. Проходит час — тишина. Потом все присутствовавшие в ставке вспоминали эти минуты как одни из самых страшных в жизни. Рокоссовский провел рукой по лбу, она оказалась мокрой от пота. И тут наконец позвонили с наблюдательного пункта: немец наступает! В этот же момент позвонил Сталин: «Как там у вас дела, Константин Константинович?» Командующий радостно кричит: «Немцы двинулись на нас, Иосиф Виссарионович!» Сталин недоумевает: «Чему вы радуетесь?» «Теперь все будет хорошо!» — восклицает прадед.
— Константин Рокоссовский был серьезно ранен. Как это случилось?
— 8 марта 1942 года в городе Сухиничи в здании штаба генерал Михаил Малинин сидел за столом с картой, а прадед над ним склонился. Тут на улице разорвался снаряд, осколок влетел в окно и ранил Рокоссовского в спину. Если б он там не стоял, этот осколок попал бы Малинину в голову. Михаил Сергеевич часто потом говорил, что прадед спас ему жизнь. У Константина Константиновича оказались задеты легкое и позвоночник, пробило печень. Потом этот осколок так и не решились вынуть — сочли операцию слишком рискованной. Прадед шутил, что у него никогда не будет анемии, поскольку железа в организме хоть отбавляй.
Между прочим, в соседней палате госпиталя для высшего комсостава при Тимирязевской академии в Москве тогда лежал генерал, будущий маршал Андрей Иванович Еременко. И наблюдал, как к прадеду приезжают его близкие, а к нему ходить было некому. Но за ним ухаживала медсестра по имени Нина. Они сблизились, вспыхнуло чувство. И вскоре Нина Ивановна стала его женой...
У прадеда было очень развито чувство семьи. Сохранилось много его писем к прабабушке. Он и звонил ей при каждой возможности. А когда оказался ранен: Не было бы счастья, да несчастье помогло: родные по несколько часов проводили у него в палате, даже песни с ним пели. Потом на какое-то время смогли увезти его домой — за участие в обороне Москвы прадеду дали квартиру на улице Горького. А осенью 1944 года прабабушка приехала к нему на фронт, и с тех пор они не расставались.
— Какие воспоминания о 9 мая 1945 года остались в вашей семье?
— Прадед вспоминал, что это был довольно грустный день. Они в то время находились в Померании, и, когда пришло сообщение о безоговорочной капитуляции Германии, наступила тишина, на глазах боевых друзей появились слезы. Все в этот момент вспомнили, какой ценой досталась победа, какой путь пришлось пройти и скольких друзей потерять. Точно по песне: радость со слезами на глазах.
— Вашему прадеду довелось поработать и в правительстве послевоенной Польши.
— Его назначили туда в 1949-м, пришлось совмещать обязанности министра обороны и вице-премьера, что подразумевало и политическую деятельность, хотя политику прадед органически не переносил. Но для польской армии сделал очень много. В 1956 году его отправили в отставку, и он тут же вернулся в СССР. Хотя мог бы остаться жить в Польше до конца своих дней. Прадед ведь был варшавянином по рождению.
О своей родной сестре Хелене много лет ничего не слышал. А она всю войну пережила в Варшаве. И, конечно, знала, что ее брат воюет за Россию. Когда советские войска заняли польскую столицу, Хелена Рокоссовская подошла на улице к нашему офицеру и сказала, что хотела бы найти брата. Офицер передал ее просьбу, она дошла по цепочке до маршала Жукова. Тот позвонил прадеду и сообщил ему весть. Рокоссовский и не чаял увидеть сестру живой: Став министром обороны, поселился рядом с ней, они часто виделись. И мой папа еще совсем маленьким мальчиком приезжал к прадеду в Польшу, его там обожали, гладили по голове, говорили: «Ах, какой красавчик — будущий министр!»
— Каким человеком был Константин Константинович дома, в быту?
— Очень скромным и всех домашних приучал к тому же. Не любил разговоры и пышные тосты во славу своего полководческого гения. Со всеми общался уважительно, будь то генерал или кондуктор поезда. Характерен случай. Он приехал в санаторий, утром прошел в бассейн, а там никого нет. Спрашивает: «Где другие отдыхающие?» Ему говорят: «Бассейн освободили, чтобы вы могли спокойно поплавать». Прадед возмутился и потребовал, чтобы пустили всех желающих, иначе он в бассейн больше не придет. А плавать он очень любил.
— Он что, был спортивным человеком?
— С удовольствием играл в теннис, волейбол. Обожал охоту, рыбалку, грибные походы. Учил всему этому и моего отца. Объяснял, как ставить палатку, ориентироваться на местности. Отец, тогда ребенок, не мог понять, как это дед ухитряется ориентироваться в самой глухой чаще... Еще прадед обожал огород. У него на даче были грядки с редиской, луком, морковью, за которыми ухаживал сам. Даже перенеся инфаркт, заботился о любимых яблонях, ставил под ветви подпорки.
Еще он любил музыку. Бережно хранил и слушал патефон, который ему вручили за успехи в подготовке вверенной части еще в 1920-е. Вещь эта с многочисленными пластинками хранится у нас в семье до сих пор.
— Какую черту характера прадеда вы бы назвали определяющей?
— Отвечу словами известного журналиста Александра Бека, написавшего о Константине Константиновиче: Рокоссовским владеет военная страсть. Определение настолько верное, что сам прадед, услышав его, заметил: точнее не скажешь.
.jpg)