- Вы не первый раз в Москве.
- Москва - и это не лесть - мое самое любимое место. В этом прекрасном городе я всегда испытываю удовольствие как артист: Москва видела рождение современного мира искусства. Несмотря на тяжелую эпоху в развитии и вашей страны в целом, и ее столицы, сейчас этот город оправился, воскрес. Здесь такая энергия! Я физически ее чувствую. Это как Нью-Йорк 1960-х годов: сильное желание противостоять чему-либо, прийти к успеху, сделать что-то новое. Для меня Москва на данный момент - столица Европы. Не смейтесь, я действительно так считаю. Что такое Европа? Она стара, она засыпает, там скучно. Я 40 лет в мире моды, был во всех городах. У вас в Москве даже журналисты выглядят шикарно: одеты гармонично, аккуратно и просто, а простота - это элегантность. Я был бы счастлив, если бы в Париже у меня была такая же публика. Но нет - там журналисты одеты как самые настоящие бомжи. Это просто пример, который пришел мне в голову, и, разумеется, есть аналоги из других профессий. Вот что я имею в виду, говоря, что Европа засыпает. А Москва только просыпается. Поэтому для меня особое удовольствие быть здесь вновь.
- Первый раз вы были в Москве 60 лет назад, в 1948 году, и говорят, что видели Сталина. Это правда?
- Моя мама была секретарем компартии, а папа во время гражданской войны в Испании командовал батальоном Russia. В 1934 году он был расстрелян, а я вынужден был бежать из Испании. Мне было 15 лет. Являясь политическим беженцем, я не мог получить паспорт. Бретонская компартия дала мне фальшивый документ на имя молодого бретонца ростом 185 см и с голубыми глазами. Представляете? Пройти железный занавес с фальшивым паспортом - это, скажу я вам, не то же самое, что прилететь в Москву бизнес-классом с чемоданом от Луи Виттон. Нас было 10 мальчишек: ехали сперва на поезде, ночью переходили границы пешком через леса, пересаживались на другой поезд, снова выходили... Все это длилось 5 дней без сна и еды. Ради конечной цели - приехать в Москву, которая была совсем не такая, как сейчас. Не было машин, за исключением милицейских и правительственных, уличное освещение было крайне слабым и призрачным. Когда мы прибыли в Кремль, было холодно, сумерки, мы дрожали от холода и страха в самом темном углу невзрачного коридора. Мимо нас кто-то прошел, и я думаю, что это был Берия. Затем появился отец народов, Иосиф Виссарионович Сталин, похлопал меня по щеке и ушел. Мы даже не осознали, что видели явление бога на земле.
- Каким вам показался Кремль сегодня?
- В этот раз я снова был в Кремле, но видел совсем иное, нежели тогда. 60 лет назад я не заметил ни золота, ни пространства, ни шика. И увидеть это сегодня было настоящим счастьем. Будучи архитектором, я нахожу архитектуру Кремля уникальной. Там представлены XV, XVII, XIX века - просто удивительно.
- Вы в последнее время часто говорите, что эпоха "от кутюр" прошла.
- Высокой моды больше не существует. Она всегда была атрибутом особого общества, была создана специально для аристократического мира, принцесс и королев. Вы много знаете живущих сейчас принцесс и королев? Я нет. Сейчас время глобализации. Поэтому мы, дизайнеры, должны творить для большего количества людей. Сейчас мода, создаваемая дизайнерами, - это некий компромисс между haute couture и масс-маркетом, эксклюзивная, выборочная, очень особая. У нее есть свои сложности и своя специфика. Например, Валентино, великий кутюрье, прекратил создавать коллекции. У него не возникло более желания создавать и дарить прекрасные вещи.
- В каком смысле дарить?
- Американские звезды, основные "адресаты" авторских платьев, хотят получать наши изделия бесплатно. Версаче не продал в Америку ни единого платья, но дарит 10 тысяч в год! И все женщины, которых я встречаю в Голливуде, хотят получить от меня вечерний туалет бесплатно. В ответ на такую просьбу я однажды показал барышне свои руки, они были еще испачканы после работы, и сказал: "Я не отдаю кровь своих рук, плод их работы просто так неизвестно кому. Я не Иисус Христос". Они ведь не снимаются бесплатно. Почему же я должен работать задаром? Вот поэтому высокой моды больше нет. Есть новая форма создания моды, и у молодых талантов здорово получается в нее вписаться.
- Цель вашего приезда во многих СМИ обозначили как объявление об уходе из мира моды и передаче эстафеты Веронике Жанви.
- Вероника не представляет Пако! Мы с ней очень разные. Она женщина, а я мужчина. Да и вообще для меня мода - это уже прошедший этап. Я есть во всех музеях, в любой энциклопедии меня найдете. Я как старая мебель, которую пора списать. Мода для меня теперь - Вероника. Ее талант и работоспособность огромны. Но все же я надеюсь, что она просто умирает от страха, как и я в течение 45 лет умирал на всех своих представлениях и дефиле. Если ей страшно, то это доказывает, что у нее много-много-много таланта. Кстати, с Вероникой мы знакомы очень давно. Я помню все свои прошлые жизни, и 3600 лет назад в Древнем Египте у меня была очень важная жизнь: я был старым придворным священником, а Вероника - пятой дочерью Нефертити. Тогда мы и встретились впервые.
НАШЕ ДОСЬЕ
Пако Рабанн (урожденный Франсиско Рабанеда-и-Куэрво)
Родился в 1934 году в Испании в семье коммунистки и военного. После расстрела отца семья бежала во Францию. Там будущий революционер мира моды пошел учиться на архитектора. Но уже студентом начал творить, используя пластмассу. С материалами Пако Рабанн экспериментировал и в дальнейшем: его платья из металла вошли в историю моды. Сейчас прекратил деятельность кутюрье, однако активно занимается архитектурой, парфюмерией, живописью и литературным трудом (выпустил уже 5 книг).