Северный Робинзон

Полярник Анатолий Кочнев прожил на необитаемых островах Чукотского моря больше 30 лет

Известный в ученом мире полярник Анатолий Кочнев прожил свыше трех десятилетий на Крайнем Севере у Чукотского моря на необитаемых островах, исследуя жизнь моржей, тюленей и белых медведей. Как это у него получилось?

Он родился в Иркутске в 1963 году. Окончил биологический факультет здешнего университета, еще студентом практиковался на Чукотке, где наблюдал за моржами. И с той поры вся его жизнь связана с отдаленными районами Чукотского моря и его обитателями. Десять лет Кочнев жил и работал на острове Врангеля. С японскими коллегами снял фильм о природе острова, выпустил книгу «Царство белого медведя», подготовил кандидатскую диссертацию, издал монографию, опубликовал свыше 40 научных и популярных статей. А еще он член Союза фотохудожников России, его работы представлены на выставках в Москве, Санкт-Петербурге, Анадыре.

Женат, подрастает дочь-школьница. Любимый писатель — Жюль Верн. Дистанционно работает старшим научным сотрудником Института биологических проблем Севера. А дальше он расскажет все сам.

— В отчем доме я редкий гость. Конечно, тоскую по малой Родине, где живут мама, папа, сестра, родные и близкие, — делится Анатолий Анатольевич. — Приезжая, стараюсь улучить время для поездки на Байкал. Мне было 13 лет, когда отец, известный полевой геолог, взял меня в экспедицию на север Иркутской области в Витимскую тайгу. От того приключения остался неизгладимый след в душе, определивший дальнейший путь.

Потом были экспедиции в северную Монголию и Туркмению. А студентом 3-го курса я в одиночестве свыше двух месяцев прожил на Чукотке на острове Арамкачечен в Беринговом проливе. В прошлом по ранней весне сюда регулярно сгоняли оленей, а в остальном остров необитаем. В одну сторону — море до горизонта, фонтаны китов, моржи, в другую — бескрайняя тундра с брачными танцами песцов и лис. Красотища! Я влюбился в эти места. К концу практики за мной прилетел вертолет с инспектором. На прощание тот помахал мне кепкой и крикнул: «Приезжай, Робинзон, на следующее лето. Буду ждать». Я пообещал — и вернулся.

Тогда, помню, студенческие друзья спрашивали меня: «Только честно, не страшно было одному среди диких животных? У тебя хоть ружье имелось?» И удивлялись, поскольку единственным моим оружием был топор.

Папа, конечно, видел во мне свое продолжение геолога, но меня больше привлекала живая природа. В 1985-м я окончательно переехал на Чукотку, где изучал морских млекопитающих. Трудился в морской зверобойной инспекции на мысе Шмидта, в заповеднике на острове Врангеля. Исследуя моржей, изучал их повадки и взаимоотношения с окружающими животными. Полученные знания стали маленькими личными открытиями, которые затем легли в основу крупных научных работ.

Вот, например. Раньше считалось, что у моржей нет врагов, кроме косаток. Мне удалось установить, что на них активно охотятся белые медведи. Любопытная получилась встреча с британскими репортерами в одной из международных экспедиций. Им был непонятен перевод с латыни, означающий, что морж — это тот, кто ходит на зубах. А объяснение простое: зверь своими клыками помогает себе передвигаться по мерзлой земле и льду за счет мощной шеи и ласт.

А одна молоденькая, симпатичная журналистка, волнуясь и краснея, поинтересовалась: «У русских в ходу выражение «хрен моржовый». Что это означает?» Пришлось ответить дипломатично: а то и означает, что этот орган — действительно примечательное явление.

— Вы стали первым ученым, кто в одиночку вел наблюдения за поведением белых медведей. Но это ведь и риск постоянный?

— Да как-то в голову не приходило, что это риск. Я занимался любимой работой и думал больше о том, как ее лучше сделать. Вел наблюдения с китобойца «Звездный», пешим исходил десятки километров, слушал рассказы коренных жителей — чукчей, эскимосов.

— Интересно, на каком языке вы общались?

— Раньше большинство чукчей вообще не говорили по-русски, я худо-бедно научился на бытовом уровне понимать, когда речь шла о медведях и моржах. В основном же каждую осень по два месяца я жил в домике в окружении свыше ста хищников. Оружие одно — сигнальная ракетница. Раз двенадцать на меня нападали агрессивные медведи. И ничего, жив, как видите.

— Нашли общий язык с медведями?

— Выжить позволяла специальная стратегия поведения. Медведи жили без оглядки на человека. Они быстро привыкли к моему ненавязчивому наблюдению, позволяли подходить совсем близко. Я не расставался с фотоаппаратом. Сначала был старенький «Зенит», потом современный Nikon со сменными объективами. Японский репортер удивлялся: «Как ты умудряешься снимать на такой допотопной технике?» Я посмеивался: вот заработаю, куплю как у тебя. Стыдно было признаться, что огромное количество интереснейших кадров так и не сделал из-за хронического дефицита пленки, поломки фотокамеры или объектива. Хотелось плакать, когда я не мог снять медвежью семью, обитавшую рядом с моим жильем в долине Гномов. Медведи словно специально позировали в разных видах, а у меня в очередной раз не было даже самой захудалой фотопленки.

С бурным освоением Крайнего Севера, когда возникли поселки и города, комбинаты и военные базы, когда Ледовитый океан стали бороздить караваны судов, а льды ощетинились нефтяными вышками, человек принялся с воодушевлением и романтической приподнятостью вытеснять белого медведя с границ ареала, став главным врагом полярного хищника. Каких-то двух-трех десятилетий интенсивной пальбы хватило, чтобы белый медведь превратился в большую редкость. К счастью, его не постигла трагедия близкого к исчезновению североамериканского бизона и полностью исчезнувшей морской коровы.

Изо дня в день, час за часом я видел только ледяные холмы и обширные заторы на тысячи километров. Вот в такой суровой стране живет и процветает крупнейший четвероногий хищник планеты — белый медведь. Мне пришлось расстаться с иллюзиями, что дикого зверя можно приручить. Заигрывать с ним опасно прежде всего для него самого. Он может без злого умысла зайти в поселок к чукчам, где его запросто застрелят. Я не лезу с объективом к каждому медведю, удается запечатлеть только старых знакомых. Таких у меня десятка полтора. А незнакомых я просто прогоняю. Иначе в любой момент рискуешь быть съеденным.

У меня дачка есть на маленьком островке, где живут медведи и моржи. Хотел бы на старости лет осесть там, но это несбыточная мечта...