Я оглядываюсь в поисках других подходов. И вижу только, что полукруглый, подковой, бастион, сооруженный еще в петровское время, а в недавнее советское служивший складом танковой дивизии, неприступен.
- Найда, Малыш, Рэй, на место! - из пещеры вылезает растрепанная девочка. Или - мальчик? Не сразу и поймешь: лохматые волосы коротко стрижены, в зубах - сигарета, голос грубый, с хрипотцой. Смотрит на меня волчонком: не из милиции ли?
Узнав, что перед ней журналистка, разрешает войти, предварительно успокоив собак. Те, только что свирепевшие от одного моего взгляда в сторону подростка, вдруг стали ласковыми, игривыми.
С некоторой опаской переступаю через дверной проем. Дабы не разбить себе голову о низкие кирпичные своды, низко сгибаюсь. Мрак. Сырость. Запах гнили...
- Сюда идите, - слышу уже знакомый голос. Спотыкаясь о какие-то ящики, коробки и что-то тяжелое, железное - буржуйка! - попадаю наконец в крошечную, метра три, пещеру, освещенную свечами. На пружинном матрасе, брошенном прямо на земляной пол, сидят маленькая худая женщина и та самая "девочка-мальчик". Предлагают присесть и мне. Оглядываюсь, но не найдя ничего более подходящего, чем такой же старенький грязный матрас, вежливо отказываюсь: в поезде, мол, насиделась.
- А мы тут живем, - женщина с усмешкой оглядывает свои покои, - наш, можно сказать, дом.
Они приехали в Выборг в начале девяностых - тогда Марине Лапченковой было тридцать лет, а ее дочке Жене - шесть годиков. Приехали из Карелии, а там оказались, пройдя полстраны. Родом Марина из Новосибирска, но воспитывалась в детском доме в Кургане. Родителей своих не помнит. Едва достигнув совершеннолетия, попала в колонию за участие в грабеже. Как сейчас говорит, поверила одному парню, а тот оказался вором. Там, в колонии, у нее родилась дочь. Освободившись из заключения, не смогла, по ее словам, устроиться на работу - с маленьким ребенком никто не хотел ее брать. А отдавать Женьку в детдом не захотела сама: "Пусть хоть кому-то в этой жизни буду нужна!" В поисках лучшей доли отправилась по городам и весям - велика Россия!
В Карелии опять чуть было не угодила за решетку - вновь попалась на участии в грабеже. Суд пожалел ее, мать-одиночку, дал условный срок. Тогда и решила ехать в Выборг, о котором кое-что слышала, - город приграничный. Иностранцев много, там не дадут пропасть.
Такая вот история. Но что-то в рассказе Марины "не складывается". Смущает меня ее лицо, выдающее пристрастие к спиртному, ее вопрос, заданный мне как бы между прочим: не захватила ли, идя к ним, "гуманитарную помощь", а то что ж, "за так" интервью давать?..
Ближе к полудню обе выбираются из катакомб на свет Божий. Невольно обращаю внимание на то, что одеты обе даже неплохо для жительниц подземелья: добротные джинсы, утепленные импортные куртки, шерстяные лыжные шапочки, даже рукавицы имеются. На вопрос, откуда такое богатство, отмахнулись - "гуманитарка" - и, едва попрощавшись, поспешили уйти.
- Куда вы? - кричу им вдогонку. - На работу?
В ответ - громкий смех.
- Так вас интересуют эти женщины из пещеры? - начальник отдела по борьбе с правонарушениями среди несовершеннолетних Выборгского РУВД Евгения Файзулова не скрывает разочарования. - Не представляете, как они нас "достали". Рассказывают всем о своей несчастной жизни, а сами не хотят жить нормально. Мы предлагали Жене место в приюте, Марине - работу там же. Бесполезно. Отказываются.
- На что же они живут, где работают?
- На вокзале. Попрошайками.
На привокзальной площади я сначала увидела Женьку. Девочка стояла около машины с финскими номерами и, размахивая руками, как глухонемая, что-то пыталась объяснить. Оказалось, именно глухонемую она и изображает. Чтобы отвязаться от нее, хозяева авто суют в грязную ладонь подростка несколько купюр. Судя по просветлевшему лицу Лапченковой-младшей, не поскупились. Ее мать в это время промышляла на перроне. Как раз подошел международный поезд Петербург - Хельсинки, пассажиры вышли размять ноги. Марина тут как тут - уже трется около импозантного мужчины с пышными белесыми усами.
- Имеют они от иностранцев до 150-200 марок в день. По нынешнему курсу - это около тысячи рублей. Попробуй честными трудами заработать у нас столько, - говорит подполковник Файзулова.- Потому и не заставить их заняться, извините за высокопарность, общественно-полезным трудом. Это в прежние годы за тунеядство и приставание к иностранцам могли срок дать. Поэтому даже вконец опустившиеся пьянчужки старались найти хоть какую-то работу. А сейчас воля вольная... Не хулиганишь - и ладно, гуляй.
- Но если они столько "зарабатывают", почему живут в пещере?
- А так им удобнее - не надо ни за что платить. К тому же у них ведь нет документов. Лапченкова-старшая уверяет, будто украдены. Мы оформили ей новый паспорт. И Женя должна уже получить свой - тоже сделали. Но не приходят получать, всячески избегают встреч с моими коллегами из милиции.
Года два назад администрация Выборга выделила Марине и ее дочери дом в совхозе недалеко от города. Хороший дом, с садом и огородом. Думали, обрадуются Лапченковы - наконец своя крыша над головой! В совхозе Марина могла бы и работать. А насчет Жени договорились со школой, что будут там с ней заниматься индивидуально - девочка-то неграмотная. Не умеет в свои 16 лет ни читать, ни писать. Даже деньги считает, ориентируясь по картинкам на купюрах.
Но узнав, что дом деревянный да в тридцати километрах от Выборга, они отказались ехать туда. Как и возвращаться в Курган, где, как выяснилось, у них есть родственники. Файзулова им даже билеты купила, самолично посадила в поезд. Сбежали. Вернулись в свою пещеру...
Была потом еще одна возможность у этой женщины и ее дочери обустроить свой быт, пожить по-людски. Минувшей зимой некая сердобольная старушка, узнав, что обитают они в каменном склепе Петровского бастиона, предложила им свою однокомнатную квартиру. Совершенно бесплатно! Сама переехала к дочери на другой конец города. И месяца не прошло, как ее вызвали в милицию: что за притон вы у себя устроили? Соседи жалуются... Побежала домой, глянула, обомлела: дверной замок сломан, в комнате стены черные от копоти, словно костры тут жгли, везде собачьи испражнения...
С некоторых пор им не нужно тратиться на одежду, баню и парикмахерскую. Неграмотная Женька очень грамотно разрешила эту проблему. Прознала, что близ Рыночной площади при участии финского благотворительного общества открылся Центр защиты детей "Дикони". Там есть душ, всегда - горячий обед. И целый склад одежды - вполне приличный сэконд-хэнд. Со всего города приходит сюда детвора, лишенная родительской заботы. Пришла как-то и юная Лапченкова. Понравилось. В следующий раз привела с собой мать. Никто и слова упрека им не сказал - накормили обеих, разрешили помыться и сменить грязную, поношенную верхнюю одежду на имеющуюся в "Дикони". Благо, обе невысокие, что мать, что дочь - легко подобрать обновку. С тех пор раз-два в месяц и заходят сюда. "Не гнать же их, коль пришли, - вздыхают сотрудники центра, - мы всем помогаем, кто в том нуждается..."
Так что "заработка" на вокзале с лихвой хватает Марине и Жене, чтобы как минимум питаться нормально. Еще на бананы да пиво с орешками остается.
И они даже не задумываются о том, зачем им менять свою жизнь, куда-то уезжать...
Конечно, Марина во многом сама виновата в том, как сложилась ее судьба. У нее не хватило сил и воли справиться с обрушившимися на нее обстоятельствами. А потом она приспособилась. И все же ее судьба-укор мне и всем нам. Ведь прочность цепи определяется по ее слабому звену. Какой прок от железной надежности остальных звеньев, если слабое рвется уже от легкой нагрузки? Так и цивилизованность общества должна, видимо, определяться не по новейшим технологиям, не по роскоши, в которой живут богатые, удачливые и сильные, а по состоянию самых низких,не защищенных и не умеющих защищаться слоев. И если в наше время еще есть люди, которые живут в пещере, то значит, и общество наше еще как бы не вполне вышло из пещерного века.