- Александр Константинович, за свою жизнь вы сыграли много ролей, среди них - военные, следователи, спортсмены. Большинство этих героев, за малым исключением, объединяет сила воли и жизнестойкость. Эти качества свойственны лично вам в жизни?
- На самом деле я не такой уж волевой, как многие мои герои, я нормальный. Дело в том, что в каждом из нас, артистов, сидит 13 молодцов, и задача режиссера заключается в том, чтобы "выпустить" на свет Божий одного. У всех людей есть и положительные, и отрицательные черты, поэтому для меня как для актера всегда интересно показать, как они соединяются в моих героях.
- Не так давно в Театре Маяковского была премьера "Детей Ванюшина" Сергея Найденова, где вы исполняете главную роль. Что для вас она значит?
- В 70-е годы этот спектакль уже шел у нас, в нем играл Евгений Павлович Леонов. И вот 25 лет спустя Андрей Александрович Гончаров поставил его снова. Здесь все другое - даже художественное оформление, не говоря об артистах. Тот спектакль я безумно любил, смотрел его раз десять и, когда стал репетировать Ванюшина, у меня была одна задача - освободиться от прежнего воздействия великого артиста Леонова.
- Вам эта роль близка?
- Да, конечно! Тем более что моя жена играет в спектакле дочь моего персонажа. Это так интересно! (Смеется). Понимаете, мне исполняется 50 лет, а я этого не ощущаю, не чувствую, что уже прожил полвека. Мне кажется, что еще все впереди... В жизни-то у меня семья немногочисленная - я и жена, а в спектакле я отец шестерых детей. Конечно, Ванюшин проморгал своих детей и в финале жизни оказался у "разбитого корыта". Это не значит, что он их не любил. По-своему любил всех, но так часто бывает: человек все время в работе, в работе и ему некогда заняться детьми. В его семье каждый существуют сам по себе: мать, племянница, дети. У меня же такой проблемы не было. Мы с родителями жили в маленьком домике в Рязани и очень любили друг друга. В школе я мог хулиганить (парень-то был подвижный, шустрый), а вот родителей боялся огорчать.
- А если вам герой по-человечески неприятен, то как тогда вы его играете?
-Недавно в нашем театре состоялась премьера "Не о соловьях" Теннесси Уильямса, где впервые в жизни я играю подлеца и чуть ли не фашиста - начальника тюрьмы. Мне это было крайне интересно.
- Вы оправдываете своего героя?
- Нет. Просто этот человек поставлен в такие обстоятельства, где жестокость и насилие становятся мерой всех вещей. Тюрьма сделала из него садиста, и я пытаюсь показать, как в человеке просыпается неосознанная жестокость, которая овладевает им целиком.
- В обиходе говорят, что искусство требует жертв. Были ли у вас ситуации, когда надо было всерьез рисковать ради работы?
- В кино много было таких ситуаций. Например, в фильме "Россия молодая", когда я вешался, у меня веревка не оборвалась. Хорошо, что не намылена была, поэтому затянуться туго не успела. Но потом оборвалась, и я с большой высоты брякнулся о бетонные ступени. (Смеется). Но это - не жертвы. Жертвы - когда в личной жизни приходится чем-то поступаться. Допустим, на выпуске спектакль, а тебе предлагают главную роль в фильме. Естественно, приходится отказываться от кино ради спектакля, потому что театр - мой дом. Я вообще по природе консерватор: как пришел в театр Маяковского, так до сих пор здесь и работаю, и у меня никогда не было желания уйти отсюда.
- Возвращаясь к эпизоду с веревкой - в кино трюки вы сами исполняете?
- В общем, да. Что касается боев, драк - это я делаю всегда сам. В том числе вожу самосвалы, машины "скорой помощи", мотоциклы.
- Не опасно?
- Если со стороны посмотреть, то действительно страшновато. Вот недавно я прыгнул с парашютом в затяжном прыжке, 42 секунды парашют не раскрывался. И когда летел, так хорошо было, интересно, а когда с земли посмотрел, откуда я прыгнул, а высота была 3,5 тысячи метров - стало дурно.
- Я знаю, вы всю жизнь занимаетесь спортом. Есть что-то общее между спортом и театром?
- Конечно. И то, и другое - зрелище. В спорте - болельщики, в театре - зрители, и везде надо выкладываться. Я пытаюсь жить на сцене, а не играть. И когда выхожу на подмостки, сам себе говорю: "Только не играй". Я счастливый человек, поскольку сделал свое призвание профессией и занимаюсь тем, чем всегда хотел заниматься. Были случаи, когда я шел на спектакль с температурой под 40, а к концу представления ее уже не было. Это удивительно, загадка какая-то.
- То есть сцена дает силы?
- Одновременно дает и отнимает. Я как-то взвесился после спектакля "Молва", и оказалось, что похудел на два килограмма. Причем физических движений там почти не было, но вот энергии уходило очень много. Обычно после спектакля я минут 30-40 сижу в гримерке, не могу выйти.
- Станиславский говорил, что существует особая "вольтова дуга" между сценой и залом: энергия, которая идет от артистов и им же и возвращается из зрительного зала. Вы ощущаете это?
- Отдачу в зале всегда чувствуешь. Кстати, если зрителю нравится спектакль - это всегда поддерживает и помогает. Даже трудно сказать, кому больше передается энергия: от артиста в зал или от зала - артисту.
- Во время работы очень часто возникают конфликты между артистом и режиссером. Вы вообще-то покладистый артист или можете резко не согласиться с постановщиком?
- Если в роли я что-то задумал, то стараюсь от этого не отходить. Я вообще никогда не спорю и говорю: "Да, конечно, я с вами согласен" - и делаю что-то по-своему. Хотя у Андрея Александровича Гончарова, у которого я учился и теперь работаю уже около 30 лет, трудно что-то менять. Он делает спектакль, он его видит, и я ему доверяю во всем. С первого курса и до сегодняшнего дня.
- Говорят, у вас дед был гусаром. Передались ли вам какие-нибудь гусарские качества?
- А вы разве не видите: перед вами сидит гусар! Я не знаю, передалось мне что-нибудь или нет, но то, что я азартный человек - это точно. И в работе, и в жизни.
- Александр Константинович, в театре вы известны как юморист и любитель розыгрышей. Расскажите, пожалуйста, о каком-нибудь таком эпизоде.
- Все мои розыгрыши связаны в основном с Игорем Костолевским. Был такой спектакль "Родственники", где мы с ним исполняли по очереди одну роль - Мишу Румянцева, а Володя Ильин играл официанта. И тут Володя заболел. Дело было на гастролях в Днепропетровске, и поэтому ко мне обратились за помощью - предложили сыграть официанта, так как я хорошо знал спектакль. А там по сюжету на столе должны стоять большие часы из фанеры. И когда Светлана Немоляева говорила: "Возьмите подарочек", - Игорь Костолевский поднимал их, делая вид, что они очень тяжелые. Я взял эти часы, оторвал заднюю стенку и набил их грузилами по 15 килограммов, при помощи которых поднимают и опускают занавес. Прибил стенку гвоздиками и поставил часы на место. Ну Игорек во время спектакля подошел, попытался их поднять и не смог. Потом с трудом оторвал, а тут задняя крышка часов и лопнула, и все эти бронзовые болванки попадали на пол. Вот они ползают с Немоляевой по сцене, собирают их, и он ей говорит: "Какие оригинальные часы!" - "Да, а детали какие!" В комедии можно такую шутку себе позволить... Для разнообразия.
- И последний вопрос: каково ваше жизненное кредо?
Оставаться самим собой и не пытаться быть лучше, чем есть на самом деле. Пусть мои друзья принимают меня таким, какой я есть.