О том, что происходит в коридорах власти, мы беседуем с руководителем центра социальной политики Института экономики РАН, доктором экономических наук Евгением ГОНТМАХЕРОМ, который в течение шести лет работал в Белом доме, занимая достаточно высокий пост руководителя департамента социального развития аппарата правительства. В его просторном кабинете на приставном столике, помню, стояли массивные белые телефоны с гербом России - первая и вторая "вертушки" (аппараты закрытой правительственной связи АТС-1 и АТС-2), телефон прямой связи с премьер-министром. Само собой, полагалась служебная иномарка с персональным шофером. Этот пост в бюрократической иерархии соответствовал должности первого зам.министра. Горячее было место. Министры частенько звонили Гонтмахеру с просьбой помочь в том или ином вопросе, потому что именно здесь завершалась работа над правительственными документами, касающимися социальной сферы.
- Давайте начнем беседу с острого вопроса. Нужен ли стране такой огромный аппарат правительства, насчитывающий тысячу человек? Не является ли эта армия чиновников бюрократическим болотом, в котором вязнут, выхолащиваются важные экономические и социальные проекты?
- Сегодня я, может быть, и соглашусь с тем, что этот вопрос требует обсуждения. Но в 90-х годах именно сотрудники Белого дома спасали Россию от масштабного управленческого кризиса. После распада Советского Союза старые министерства оказались совершенно нежизнеспособными в новых условиях. Не знаю, почему этот важный аспект у нас как бы выпал из фокуса общественного интереса. Но сейчас я хочу рассказать всю горькую правду: положение было тогда критическим. Доставшийся в наследство от прежнего режима корпус советских чиновников абсолютно не соответствовал требованиям времени. Они не понимали, что такое рынок, не знали его особенностей, механизмов. Многие чиновники вообще были воспитаны в антирыночном духе, искренне считали капиталистическую систему хозяйства глубоко порочной. Такие министерства, понятно, в принципе не могли работать, двигать вперед развитие страны. Толковые работники уходили в бизнес, в отраслевых "штабах" оставался балласт...
- Однако я могу назвать десятки фамилий специалистов, которые прекрасно понимали и новые реалии, и задачи дня.
- На самом деле этих людей в министерствах было не так уж много, тонкий-тонкий слой, в основном руководители разного уровня, которых выдвинула революционная волна. У них, к сожалению, не было опыта управленческой работы. А, кроме того, без аппарата мало что можно сделать. Так что министерства оказались белым пятном, и даже хуже - неким неизбежным злом, с которым нужно было мириться.
Не случайно в те годы появилось множество аналитических, исследовательских центров и бюро, которые работали, в том числе и по заданию властей, на главных направлениях развития страны. Эти небольшие коллективы специалистов предоставляли управленцам высшего звена объективную картину того, что происходило в экономике, социальной сфере, делали прогнозы, генерировали идеи, давали предложения. В 1999-м был создан самый мощный Центр стратегических разработок (ЦСР). В попечительский совет вошли руководители федеральных министерств и ведомств. Главная задача - разработка структурных экономических, социальных и политических реформ в России. Материалы ЦСР использовались при подготовке программных выступлений Владимира Путина, когда он стал президентом страны.
Министерства не могли на качественном уровне подготовить не только концепцию или стратегию, но и обычные, повседневные документы - проекты законов, постановлений, распоряжений. И здесь они оказались недееспособными. Документы, поступавшие из ведомств в аппарат правительства, были, как правило, "сырыми", непродуманными, порой, состояли просто из набора общих фраз (на нашем белодомовском сленге это называли "ахинеей"). Нередко в "бумагах" содержались серьезные, принципиальные ошибки.
В таких условиях аппарат правительства должен был выполнять функции не просто фильтра, а главной спасательной команды. Несколько сотен наших высококвалифицированных специалистов брали на себя работу, с которой не справились десятки тысяч ведомственных чиновников. Засучив рукава, переделывали документы, наполняли их конкретным содержанием. Внешне это делалось как бы коллективно. В Белый дом вызывали представителей заинтересованных министерств, ребят из научных организаций. Но, по сути, "мотором" были специалисты аппарата правительства. А потом готовые "бумаги" отдавали ведомству, и оно повторно вносило проект в кабинет министров.
- Такая изнурительная переработка входила в ваши обязанности?
- Нет, конечно. По правилам, если внесенный документ был не кондиционным или если отсутствовала хотя бы одна виза ведомства, с которым надо согласовывать "бумагу", например, виза Минюста или Минфина, то мы просто должны были возвращать творение министерства обратно на доработку. Так могло повторяться много раз. Знаете, в этот бюрократический пинг-понг играть не сложно, но ведь в результате остановятся реформы, забуксует экономика. Поэтому приходилось самим впрягаться в чужую телегу. Не всегда, разумеется, а, как правило, в серьезных ситуациях, но не так уж и редко. Многие решения, в том числе важнейшие программы, принятые в 90-х, - это плоды труда, прежде всего, аппарата правительства.
- Но ведь в Белом доме работали такие же представители прежней советской номенклатуры, не так ли?
- В том-то и дело, что у нас выходцев из советской номенклатуры почти не было. Пришли толковые ребята из науки, аналитических центров, других организаций. Образованные, энергичные, незашоренные, молодые - 35, 40, 45 лет. Их зачисляли в штат, в основном, по рекомендациям. Отбирали "штучно". Если в каком-либо министерстве появлялся подходящий специалист, его быстро приглашали на Краснопресненскую набережную. Работа здесь считалась престижной. Удалось собрать высококлассных экспертов.
- Как лично вас принимали на работу в аппарат правительства?
- В марте 1997-го (я работал тогда в Высшей школе экономики) позвонил Сергей Васильев, руководивший ранее Рабочим центром экономических реформ при правительстве России, а на тот момент уже назначенный первым замом руководителя аппарата правительства: "Женя, не хочешь поработать в Белом доме?" Я пошутил, мол, бюрократия - не моя стихия, но потом согласился, откровенно говоря, не веря в реальность предложения. А через неделю, в субботу, слышу в трубке голос Сергея: "Послезавтра, в понедельник, выходи на новую работу". Вот так фокус! Позже узнал, что недавно назначенные вице-премьерами Анатолий Чубайс, Борис Немцов и Олег Сысуев отправили совместную служебную записку председателю правительства Виктору Степановичу Черномырдину. В ней рекомендовали меня на должность руководителя департамента. Премьер быстро подписал соответствующий документ. Заметьте: я даже не заполнял анкету, которая, учитывая предлагавшийся мне высокий пост, должна была пройти обязательную проверку в спецслужбах, да и с Черномырдиным предварительно не встречался ... Тогда подбирали кадры не по анкетным данным. В понедельник приехал в Белый дом, где и проработал шесть с половиной лет.
- А в 2003-м вас уволили?
- Нет, ушел сам. Знаете, надо время от времени менять место работы. А тут еще так совпало, что вице-премьер по социальным вопросам Валентина Ивановна Матвиенко, с которой было очень интересно работать, переехала в Питер... Словом, я ушел и не жалею.
- Минздрав в те годы возглавлял министр Юрий Шевченко. Не обижался, что подписанные им документы в вашем департаменте признавались браком?
- Нет, относился к этому спокойно. Брака по Минздраву, между прочим, было даже больше, чем по Минтруду.
- Как относились в аппарате правительства к главному либералу и реформатору, министру экономического развития Герману Грефу? Я немало слышал про его сложные отношения с премьерами...
- Это правда. И с Касьяновым, и, по моей информации, с нынешним хозяином Белого дома Фрадковым у Грефа нередко возникали сложные моменты. А аппарат правительства он вообще считал чуть ли не вредителями. Мол, вы, бюрократы, мешаете нам, реформаторам, преобразовывать Россию. Любимое его изречение: "Если в аппарат правительства попадет арабский скакун, то на выходе получится двугорбый верблюд". На самом деле, руководители Минэкономразвития проявляли нередко весьма легковесный подход к реформаторству. Предложения, материалы порой были не до конца продуманы, не просчитаны. Иногда предлагаемые новшества напоминали кавалерийский наскок, мол, главное - ввязаться в драку, а там будет видно. Для огромной страны такой подход очень опасен. Вот почему все, что выходило из стен Минэкономразвития, у нас изучалось под микроскопом. Это выводило из себя Грефа. Между прочим, он жаловался на сотрудников аппарата даже президенту. Но, думаю, Владимир Владимирович все прекрасно понимал, по крайней мере, после демаршей Грефа грозных окриков из Кремля не поступало.
- А вообще администрация президента плотно контролирует работу правительства, может быть, даже подменяет его?
- Нет, таких фактов не знаю. Правда, во второй половине 90-х все проекты правительственных документов, решений направлялись на согласование в администрацию президента, но там, как правило, серьезных вмешательств не было. А после 2001-го эту практику вообще отменили. Все необходимые консультации - а это лишь единичные примеры - проводятся теперь в оперативном режиме, при личных встречах или по телефону.
- Вы сказали, что предостерегали кабинет от серьезных ошибок. Нельзя ли привести хотя бы один пример?
- В начале 1999-го Георгий Боос, тогдашний министр по налогам и сборам, предложил ввести единый социальный налог (ЕСН) вместо существовавших страховых взносов (отчислений в разные фонды - пенсионный, соцстраха и медстраха). Я был категорически против этого. Во-первых, идеологически неверный шаг. Страховые взносы - это ваши деньги, они потом возвращаются к вам. А налог уходит в общий котел, и деньги там растворяются, государство само решает, куда их направить. Во-вторых, страховщики обычно доходят до каждого, даже мелкого должника, а у налоговиков и без того забот хватает, они в первую очередь с крупными плательщиками разбираются, да и по более приоритетным для них платежам, например, НДС. Словом, при переходе на ЕСН мы гробим систему обязательного социального страхования, а заодно получаем быстро растущий недобор налогов. Все эти доводы я привел вице-премьеру Валентине Ивановне Матвиенко, и она согласилась.
А Боос пошел жаловаться на меня к премьеру Примакову. Рассказывали, что он не скупился на жесткие выражения, мол, Гонтмахер занимается саботажем, торпедирует реформы... Евгений Максимович вызвал Матвиенко, послушал ее и, быстро поняв суть, не поддержал предложение Бооса.
- Но потом ведь ЕСН все-таки ввели...
- Это было много позже. Кудрин и Греф убедили Путина, что ЕСН - хорошее дело. И вот результат: сначала налог был 35,6 процента, потом его снизили до 26, и денег в Пенсионном, других социальных фондах стало катастрофически не хватать. Эту дыру закрывают средствами из бюджета, то есть о страховых принципах можно уже забыть. Кроме того, задолженность по единому социальному налогу, как и прогнозировалось, накопилась огромная: на 1 апреля - 90,9 миллиарда рублей. И еще 47,5 миллиарда пеней и налоговых санкций. Ошибочность принятого решения очевидна многим специалистам. Получается, как в бывшем СССР: сколько бюджет может выделить средств, столько и выплачивают в виде пенсий. Кстати, они сегодня по покупательной способности намного ниже, чем были в Советском Союзе.
- Как, на ваш взгляд, сегодня работается в аппарате правительства?
- Я поддерживаю связь с бывшими коллегами и неплохо представляю нынешнюю обстановку в Белом доме. Картина, к сожалению, не очень радостная. Михаил Ефимович Фрадков практически не использует или использует в очень малой степени интеллектуальный потенциал, экспертный ресурс аппарата правительства. Не знаю, по какой причине...
- Может быть, такой экспертизы сейчас и не требуется. "Наверху" принимают политические решения, и после этого как можно сказать, что решения, допустим, непродуманные?
- Кто-то ведь предлагает эти решения, и прежде, чем выходить с ними "наверх", надо все тщательно просчитать, оценить последствия. А без этого власти допускают и будут допускать грубейшие ошибки. Вспомним хотя бы пресловутый закон о монетизации льгот. В таком неподготовленном виде этот документ прежде никогда бы не прошел через аппарат правительства. А теперь - пожалуйста. Проект "варили" в невероятной спешке. Приведу лишь один анекдотичный факт: в тексте документа были поправки в другой закон, который на самом деле ранее уже отменили. Можно было не допустить и скандальных проблем с программой лекарственного обеспечения льготников...
Вообще стало обычным делом принимать законы, а потом в течение месяцев, а то и лет разрабатывать подзаконные акты. Это негодная практика. Правительство должно рассматривать все эти документы в комплексе, вместе. Такой порядок давным-давно закреплен в специальном постановлении кабинета министров. Но элементарные правила забыты, культура законотворчества утрачена. А главное - экспертные функции остались в прошлом. И люди умные в Белом доме есть, и опыт имеется, но никто из руководства не ставит соответствующих задач. В этих условиях аппарат начинает работать формально, "по правилам". Зачем выкладываться, проще отправить документ обратно в министерство на доработку. Это сделать легко. А потом, махнув рукой, завизировать, чтобы не нарушать сроки выполнения поручений президента и премьера.
Аппарат правительства превратился в футбольную команду. То есть попросту отфутболивает документы. Низкое качество аппаратной работы видно, как говорится, невооруженным глазом. Это особенно опасно, учитывая, что сегодня 70 процентов законопроектов поступает в Думу из правительства. Бывает, что Греф и Кудрин, получив лишь принципиальное согласие "наверху", выносят на заседание правительства откровенное "сырье". Аппарат безмолвствует...
- Со стороны, однако, не видно серьезных сбоев...
- Как это не видно? Возьмем пенсионную реформу. Она не просто буксует, а со страшной силой загибается. Что бы сделала Валентина Ивановна Матвиенко? Задолго до пиковой ситуации, получив лишь первые тревожные сигналы от аппарата, дала бы поручения провести глубокий анализ, подготовить предложения. Обсудила бы у себя на совещании - если нужно и не один раз. Затем доложила бы ситуацию премьеру... Сегодня в Белом доме, конечно же, обеспокоены ситуацией с пенсионной реформой. И даже намечали обсудить ее на заседании правительства - сначала в апреле, потом - в июне. Но каждый раз вопрос "сносили" (белодомовский сленг), то есть откладывали. Из-за того, что нет глубокого анализа причин пробуксовки, нет толковых, всесторонне проработанных предложений.
Аппарат превращается из интеллектуального мозгового центра в бюрократический балласт. Сегодня некоторые специалисты всерьез предлагают подумать о превращении аппарата правительства в небольшой секретариат премьера. Жаль, губим такую нужную для страны структуру...
- В заключение несколько бытовых вопросов. Как в Белом доме относятся к алкоголю? Кто имеет персональные машины с шофером? Есть ли специальный зал для обеда высокопоставленных чиновников? Какая была зарплата у вас, ваших подчиненных?
- В те времена, когда я работал там, сотрудники нередко задерживались допоздна. Между прочим, Виктор Черномырдин уходил обычно в 21 - 22 часа, Михаил Касьянов - в 22 или 23. Ритм был напряженный, срочных заданий - масса, да и выкладывались люди, как я уже говорил, по максимуму. Конечно, я знал, что где-то собираются после работы небольшие компании, чтобы немного расслабиться, снять напряжение. Относился к этому спокойно. Тем более что в нетрезвом состоянии никого никогда не видел. Кстати, спиртного покупать не требовалось. На дни рождения, праздники министерские работники дарили нашим женщинам парфюмерию, мужчинам - бутылку водки или виски. Это были дружеские знаки внимания, отнюдь не взятки. Отказаться - значит обидеть коллегу.
Теперь об обеденных залах. Вице-премьерам, руководителям департаментов, имевшим комнаты отдыха рядом со своим кабинетом, обед приносили из столовой. Те, кто не имел комнат отдыха, а также заместители начальников департаментов, питались в небольшом зале, где их обслуживали официанты. Заказать меню нужно было накануне. Остальные ходили в просторный зал, где тоже были официанты, но выбивать чек в кассе нужно было самому. Очередь в часы пик - не более 5 или 7 человек. Подчеркну: вся еда готовилась на одной кухне. Пищу в судках из кремлевского пищеблока привозили на машине только премьер-министру.
Автомобили с шофером были у вице-премьеров, заведующих их секретариатами, руководителей департаментов и их заместителей. А начальники отделов, консультанты, сотрудники ездили на метро.
Наконец о зарплате. Она у большинства работавших в Белом доме была в то время не очень высокая - от 8 до 15 тысяч рублей. Уже перед уходом, в 2003 году я (со всеми надбавками и премиями) получал 25 тысяч, то есть около тысячи долларов. Тогда примерно такое же материальное содержание было и у министров (позже им существенно подняли зарплату). В бизнесе заработки, понятно, были выше. Но работать в аппарате правительства было интересно.