Гастролями известного петербургского театра начался всероссийский фестиваль «Видеть музыку»
27 сентября спектаклем «Мадам Баттерфляй» санкт-петербургского театра «Зазеркалье» начался в Москве Первый фестиваль «Видеть музыку». Это – замечательная инициатива Ассоциации музыкальных театров России, президентом которой стал два года назад режиссер, художественный руководитель Детского музыкального театра имени Наталии Сац Георгий Исаакян.
В России много театров, много и театральных смотров, во главе с общенациональной «Золотой маской». Но, как ни странно, до сих пор не было ни одного фестиваля именно музыкального театра. Точнее, были попытки создать регулярные смотры – например, трижды прошло в столице «Музыкальное сердце театра» (2006, 2009, 2012 годы), однако оно было посвящено только мюзиклу и родственным ему явлениям, не охватывая такие основополагающие жанры, как опера и оперетта. И, к сожалению, из-за организационных причин в последние годы этот смотр вовсе не проводился. Что же до «Золотой маски», то там (как и в большинстве других фестивалей) состав афиши праздника, при всей ее широте, неизбежно несет на себе отпечаток субъективных вкусов экспертного совета, что неоднократно становилось предметом критики.
Фестиваль «Видеть музыку» использует другую модель: это именно фестиваль театров. Т.е. коллективам самим предлагается определить, какие спектакли они командируют на смотр. Конечно, и тут момент субъективности исключить невозможно: ведь кто-то должен произвести отбор самих театров – не пригласишь же сразу все 44 имеющиеся в стране труппы. Да и какие-то театры удостаиваются целых гастролей, как санкт-петербургское «Зазеркалье» или «Санкт-Петербург-опера», а какие-то (их большинство) довольствуются показом только одного спектакля. Что из новой затеи вышло, сможем судить 4 ноября, в день завершения фестиваля и вручения его главной награды «Легенда» – за яркое многолетнее служение музыкальному театру, присуждаемой выдающимся режиссерам, актерам, дирижерам и т.п. Других номинаций и наград не предусмотрено.
Как подчеркивает председатель Ассоциации музыкальных театров России Георгий Исаакян, смотр был бы невозможен прежде всего без поддержки Министерства культуры РФ, а также без готовности московских театров предоставить площадки своим приезжим коллегам. Так, Большой театр на пять вечеров освободил свою Новую сцену для спектаклей «Зазеркалья», Геликон-опера принимает работы Музыкального театра Кузбасса и Санкт-Петербург-оперы, Московский академический музыкальный – Свердловскую музкомедию, Дагестанскую оперу, Ростовский музыкальный театр, Новая опера – Башкирскую государственную оперу и краснодарский балет «Премьера», театр имени Сац – Иркутскую музкомедию, Камерный музыкальный – еще один спектакль Санкт-Петербург-оперы… И, разумеется, сами москвичи тоже предлагают на смотре свои работы прошедшего сезона.
Итак, для открытия приберегли целую обойму спектаклей одного из известных петербургских театров – «Зазеркалье», начав с «Мадам Баттерфляй».
«Зазеркалье» – театр для детей, т.е.для семейного посещения. И «Баттерфляй» для такой задачи – то, что доктор прописал: чудесная музыка, трогательнейший и содержащий достаточно света, при всей трагичности, сюжет, несущий ясный и глубокий моральный смысл. И именно так постановочная команда (режиссер Александр Петров, художник Владимир Фирер, художник по свету Александр Кибиткин) подает классический шедевр. Никаких провокационных смысловых перевертышей или, скажем, игры в национальные японские театральные традиции. За исключением, может быть, отдельных штрихов, вроде начальной и конечной контурной картинки (персонажи в контражуре на фоне светящегося задника), намекающей на театр теней. Японский колорит? Да – в рамках общепринятых символов: большое изваяние головы Будды (которое потом, с принятием героиней христианства, разваливается на части), тихо журчащий ручеек-фонтан. Смена эмоционального колорита «комментируется» движением и подсветкой ажурных ширм – фантазия на тему легкости и подвижности традиционного японского дома с бумажными стенками. Когда между Чио-Чио-сан и Пинкертоном царит любовь, подсветка, естественно, теплеет тоном; когда вдруг является грозный дядя-бонза, проклинающий племянницу за измену вере предков – все, понятно, зловеще синеет; когда наконец бедняжка, от которой отвернулись супруг и родные боги и у которой отнимают последнее, самое дорогое – сына, закалывается, фон… догадайтесь с одного раза: правильно, краснеет.
Костюмы? Опять-таки ровно такие, какие и должны быть в опере «про Японию»: красивые, разноцветные, ни минуты не дающие глазу заскучать. Да еще то свадебная церемония, то приход суровых монахов разнообразят сцену ритуальными массовками. Не забыта и столь модная нынче видеопроекция – правда, без чрезмерностей: чуть-чуть волнующейся водички на экране над фонтаном, луна (или солнце) на заднике, становящиеся то больше, то меньше в зависимости от того, прибавляется света в душе Чио-Чио-сан или убавляется.
Словом, нам играют такую «Мадам Баттерфляй», каких на мировых сценах десятки, если не сотни. Все дело в том, как нам ИСПОЛНЯЮТ ОПЕРУ ПУЧЧИНИ «Мадам Баттерфляй».
Исполняют, как мне показалось, достойно. Понятно, что у «Зазеркалья» нет такого выбора голосов, как у «Ла Скала» или Метрополитен-оперы. И тембр Ольги Шуршиной (Чио-Чио-сан) поначалу может «оцарапать» чувствительное ухо резковатостью и сверлящим вибрато. Но эмоциональность и артистичность ведения партии заставляет довольно быстро забыть об этом недостатке. Органичен в вокале и образе Роман Арндт (Пинкертон). Можно было бы пожелать большей красоты и летучести баритону Дмирия Танеева (Шарплес), но для этой роли «уютного старика-резонера», может быть, достаточно и таких скромных вокальных красок…
Главный же «персонаж» постановки – по моему мнению, ее музыкальный руководитель, дирижер Павел Бубельников. Ему удалось несколько претенциозное определение постановщиков «опера в трех медитациях» (в оригинале у Пуччини, конечно, такой ремарки нет) перевести в разряд художественной реальности, притом достаточно убедительно. Темпы часто замедленны, но оркестр и певцы настолько «в настроении», что даже удивляешься: глядишь на часы – вроде бы позднее время, но ты вовсе не устал, наоборот, экспрессия этой трагедии, этого столкновения чистой, наивной, огромной любви и человеческой легковесности, суетности, предательства захватывает тебя все больше.