...В конце военного 1941-го на казанском моторостроительном заводе N16 было организовано ОКБ тюремного типа (спецтюрьма НКВД), куда по распоряжению Сталина отзывались профильные специалисты-оборонщики из других "подконвойных" конструкторских бюро. В числе их оказался и Сергей Королев. На соседнем авиазаводе N 22 собирались пикирующие бомбардировщики ПЕ-2, для которых ОКБ разрабатывала ракетные устройства, обеспечивающие им кратковременный, но очень эффективный прирост скорости, позволяющий самолету уходить от воздушного преследования, зенитного огня, сократить длину разбега при взлете.
Королев был назначен главным конструктором группы реактивных установок, ему с Глушко было поручено в течение 1943 года завершить монтаж ускорителя на ПЕ-2 и представить его к испытаниям. После успешно выполненной задачи с них, как и с других, особо отличившихся инженеров спецотдела НКВД, была снята судимость, они были освобождены из-под стражи и направлены для работы в авиапром.
И вот собкором "Труда" мне довелось встретиться в Казани с женщиной, имевшей самое непосредственное отношение к этой малоизвестной странице королевской биографии, и даже подержать в руках адресованные ей романтические записки Сергея Павловича, которые Нина Михайловна хранила в тайне даже от близких родственников. Читать их больная, почти ослепшая женщина уже не могла. Да и зачем ей это, если она помнила их наизусть? "Нет таких слов, с какими бы хотелось подобрать ласку. И нет других мыслей, как только обнять...", "Мне нужна ты, твои глаза, твои губы - нужны каждый день!"
Нина Моисеева в войну работала чертежницей на 16-м заводе, в административном здании которого и находилась та самая "шарашка", где инженеры-зэки трудились вместе с вольнонаемным техническим персоналом. Единственное, что их отличало, так это обувь: "политические" носили солдатские ботинки. Поначалу в цеха и на летное поле их выводили под конвоем.
- Сперва мне Сергей Павлович не понравился: немолодой уже, сутуловатый, ниже меня ростом, - вспоминала Нина Михайловна. - Сама-то я пользовалась вниманием мужчин, и это ему очень не нравилось. Потом уж я поняла, какой это волевой и целеустремленный человек. Помню его записку: "Думаю, не раз ты смогла убедиться в странной привязанности, невзирая ни на какие события. Я сам поражаюсь, и убедился, что корни ее глубоко, вырвать я даже сам не сумею и не хочу". Нам и поговорить-то толком не удавалось, не то что встречаться - в коридоре часовые. Эти записки он мне передавал тайком вместе с чертежами...
- Он ведь ко мне сватался! Как только освободился, сразу к нам пришел - родители встретили его гостеприимно, чай усадили пить. В тот же день он сделал мне предложение, но я отказала: какая я ему пара? Он столичный конструктор, я же простая чертежница. Да и мама рассоветовала: "Дочка, не в свои сани не садись!"Так и расстались...
Правда, десять лет спустя снова встретились - уже в Москве. Я там проездом оказалась, ехала со старшей дочерью к сестре в Туапсе. Дала с дороги телеграмму Сергею Павловичу, указала вокзал, номера поезда и вагона, подписалась девичьей фамилией. На перроне Королева не оказалось, а вот двое молодых людей очень внимательно за мной приглядывали. С почты дала вторую телеграмму: "Встречай сам. Курский вокзал..." На этот раз он приехал - в черном пальто, шляпе, внешне как будто и не изменился. Извинился, что прислал вместо себя своих сотрудников - сам был очень занят. Сказал, что жену его тоже зовут Ниной. Настаивал, чтоб обязательно известила его на обратном пути - он покажет моей дочке Москву...
Больше мы никогда не встречались. В фильме "Укрощение огня" узнала себя в московском эпизоде встречи на вокзале. О его смерти прочитала в газете...