Я шла по улице следом за двумя девушками, одетыми по вкусам вьетнамской толкучки. Девушки пили
Я шла по улице следом за двумя девушками, одетыми по вкусам вьетнамской толкучки. Девушки пили пиво из горла и обсуждали любовные проблемы. Лексикон прелестниц состоял из прилагательного "короче", притяжательного местоимения "такой" и существительного в родительном падеже "типа", заменяющего сравнительные обороты "как", "будто" и т.п. ("Он, короче, такой, типа, думает: я, типа, такая"). В "Дневнике писателя" Достоевский восхищался богатством содержания, вкладываемого фабричными парнями в разговор, состоящий из повторения на разные лады семи нецензурных слов. За сто с небольшим лет словарный запас аналогичной социальной группы сократился в два с лишним раза. Но богатство не истощилось: девушки ухитрялись тремя словами изображать двенадцатибалльную бурю страстей.
Стиль "Бевис и Бадхед", отметила я про себя, тайный язык, шифр, который наши дети выбрали, чтобы отгородиться от нас. Почему их привлекли для этой цели два мультдебила, которые ведут диалоги ("Э, ну ты, типа, не умирай, и все такое")? Потому, что наша красота им не кажется красивой? Потому, что в безобразном они ищут защиту от тотального лицемерия, которое и есть мир взрослых? Потому, что придурь в представлении подростка - иллюзия спасения? Отсюда - и наркотики, которые разнообразнее и богаче по действию, чем наш горький и противный алкоголь? Но в молодежной элите и они (во всяком случае, тяжелые) стремительно выходят из моды.
Феномен поголовного цитирования косноязычных Бевиса и Бадхеда, которое заменяет подросткам естественный диалог, - отнюдь не признак свободного владения американским сленгом, как утешают себя многие родители. Увы, наоборот: это феномен потери языка, катастрофы неизмеримо более глобальной, нежели все речевые затруднения тинэйджеров. Ибо беду с выражением мыслей можно преодолеть. А потеря языка означает, что выражать нечего. То есть конец мышления.
Мне сразу вспомнились он и она, юная парочка, которая иногда посещает мою дочь. Это очень милые молодые люди, за двумя вычетами: их совершенно невозможно представить в постели, потому что эмоциональная температура обоих прочно застыла на нуле. Даже когда они смеются, не выделяется ни одной калории. И еще: у них совершенно отсутствует комплекс обаяния - желания нравиться кому-то, кроме себя, хотя из подросткового возраста оба вышли достаточно давно. Ни разу за несколько лет они не обратились к моей пожилой матери с простыми, но располагающими вопросами: "Как вы себя чувствуете?", например.
Конечно, можно это отнести к дурному воспитанию. Можно утешиться общим местом, что такими их сделал компьютер. Но отсутствие диплома института благородных девиц не мешало быть лучезарно обаятельными множеству моих знакомых самого что ни на есть простецкого происхождения. А множество компьютерных фанатов виртуозно пользуется пусть специфическим, но восхищающим меня высокой ироничностью, точностью и новизной языком, который хорошо бы исследовать на серьезном филологическом уровне.
Кстати, хотя наша парочка компьютером не интересуется абсолютно, ее проблемы тоже лежат в сфере общения. Нынешняя молодежная аристократия, именующая себя, как и в веке XIX, богемой, зовет таких "медузами", а их поведение определяет новообразованным глаголом "медузить". Потеря языка влечет за собой потерю личности, бесформенную студенистость, беспозвоночность, которые - отдадим должное новым лингвистам - полнее медузы не воплощает никто в органическом мире.
Плавая среди богемы, "медузы" никогда с ней не сливаются. И не только потому, что аристократия, особенно творческая, их отторгает как классово чуждых. "Медузы", как ни странно, внутренне исповедуют систему ценностей яппи - "белых воротничков", казалось бы, плохо прививающуюся на нашей нестабильной почве, хотя и в одежде ориентированы на богему, стараясь держать марку "фриков". Кто это такие? Английское freek означает "аномальный, странный, причудливый". В Штатах так называют фанатиков, помешанных на каком-либо пункте, и одновременно гомиков и наркоманов.
"Фриком" стать невозможно, не усвоив достаточно изощренного стиля одежды. Тусовщики побогаче для этого привлекают дизайнеров и модельеров, а беднота отлично обходится секонд-хендами, вытаскивая из мешков невообразимые наряды эпохи 70-х. На этом связь "медуз" с "фриками" исчерпывается. Вообще же "медузы", как все дилетанты, стилистически разнородны. В нашей парочке девочка, глядя на своего бой-френда, как обычно, холодными глазками, как обычно, никуда не направленно произнесла: "Хайры отросли. Скоро можно дред-лок сделать". Дред-лок - сложная африканская прическа из жгутообразных косичек, которую носят совсем не "фрики", а растаманы, приверженцы музыкального стиля "регги", о которых тоже следовало бы поговорить подробно (новая молодежная культура действительно требует отдельного разговора по каждой теме). Дочь моя по поводу этой невинной реплики высказала довольно тонкое замечание: "Хиппи и в шестьдесят лет остались хиппи. А представить пожилого рэпэра или растамана немыслимо.- И, грустно помолчав, добавила: - Это потому, что мода сильнее идеологии".
Как и барышни с пивом, дочкины приятели умещают бытие в трех понятиях: "реальный", "актуальный" и "нормальный". За два часа беседы с "медузами" вы лексически не продвинетесь ни на пядь. Парадокс состоит в том, что фрик-стиль подразумевает пресловутое "лица необщее выраженье", отстраненность, некоторую, пусть и наигранную, "прибабахнутость".
К состоянию психики это если и имеет отношение, то локальное: "на наркоте не запаливается" (то есть пока употребляет незаметно для окружающих). В поведении "нормальность" этого круга выражается непроницаемой закрытостью душевного мира, любых проявлений "я". "Медузы" никогда не говорят о своих переживаниях и никогда прямо не спрашивают о них у тех, с кем общаются. Это считается непристойным. Даже когда дело касается болезней и несчастий близких и друзей, узнавать о них предпочитается через третьих лиц. Все та же хладнокровная девочка изумила меня тем, что вопрос о беременности жены своего родного брата задала не ему, не говоря уж о золовке, а по телефону достаточно далеким знакомым. Третьи лица - в просторечии сплетники - у "медуз" называются "почтальонами" и по большому счету презираются.
Иметь собственное мнение о чем бы то ни было тоже считается неприличным. Если это касается искусства, можно пересказать фильм или спектакль (на это часто опять-таки не хватает слов), но ни в коем случае не давать ему оценку до тех пор, пока ее не выскажет духовный авторитет, гуру. Как правило, это человек богемы, но далеко не всякий, а прошедший определенную стадию посвящения. Например, однажды парочка совершенно неожиданно попросила у меня кассету с хрестоматийным фильмом Жана-Люка Годара "На последнем дыхании". На все мои вопросы, чем их заинтересовала картина сорокалетней давности, ответ был один: "Илья сказал, нормальная". Выпытать, почему таинственный гуру Илья рекомендовал такой, а не иной репертуар своим адептам, так и не удалось. Кассету мне не вернули: презрение к чужим вещам в этом кругу сопоставимо с глобальным отрицанием чужого вообще.
"Реальный", думаю, означает нечто вроде "конкретного" в приблатненной среде. Впрочем, чаще всего прилагательное это произносится с частицей "не" и некоторым замиранием. "Нереальный", скорее всего, - эквивалент архаического понятия "красота". Некогда еще предполагалось, что она от чего-то там кого-то спасет. "Актуальный" равнозначно модному. Но точнее - это знак востребованности тусовкой, допуска в нее. "Актуальной" может быть прическа, погода, собака. Часто все три атрибута "медузьего" языка снабжаются приставкой "супер", которая в отдельности может заменять каждое из понятий, а также служит их эмоциональным эквивалентом. Это единственная эмоция, которую "медузы" себе позволяют. Прибавление к "супер" бессмысленной рифмы "бупер" вызывает веселый смех, а имярек, позволяющий себе такие приколы, слывет среди "нормальных" "суперактуальным" - остроумцем и сорвиголовой.
Если выбирать между молчанием ягнят и мычанием телят, на которое все более походит речь наших отпрысков, наверное, мы предпочтем второе. Как-то спокойнее. Но если "слово есть воссоздание внутри себя мира", как писал Константин Аксаков, то согласиться с тем, что молодежный мир адекватен Бевису с Бадхедом, еще труднее, чем с мычанием. Которое, кстати, далеко не простое. Вопрос в том, как этим багажом распорядится подросток. Сможет ли он превратиться во взрослого.