Один из самых популярных наших телеперсонажей рассказал корреспонденту «Труда» о программе «Русский керлинг»
На Первом канале состоялась премьера программы «Русский керлинг», вести которую взялся Валдис Пельш. В последнее время один из самых популярных наших телеперсонажей куда чаще выступал в качестве автора серьезных документальных фильмов, посвященных восхождению на Эверест, путешествию через Антарктиду, изучению белой акулы... И вдруг — новое развлекательное шоу.
— Валдис, в последние годы вы ведь практически ушли из развлекательного ТВ. И вот опять...
— Я бы не утверждал это так категорично. Например, программа «Угадай мелодию», которой скоро исполнится 24 года, не исчезла, а лишь переведена на новогодние рельсы: мы выходим ежедневно во время январских каникул. Зато потом появляется время делать документальное кино. История моего возникновения в «Русском керлинге» тоже связана со съемками документальной картины про Антарктиду. Незадолго до выезда туда, в декабре, мне предложили вести шоу, но я, даже не вникая в детали, отказался по занятости. Но съемки перенеслись, и я вернулся к передаче про керлинг.
— О вкусах, конечно, не спорят, но это же скучная забава! Катится по льду каменная бадья, а перед ней пара игроков щетками чистит лед. И все. Вы считаете, это будет интересно зрителю, пусть даже в исполнении медийных персон?
— Для этого должно сойтись многое: сценарий и режиссер, подбор участников и декорации, оператор и ведущий, музыка и освещение. Наша программа только стартовала, но уже прошло несколько ярких, запомнившихся по драматургии и азарту игр. Если уж шахматы, где двое просто сидят за доской, могут вызывать сильнейшие эмоции, то чем керлинг хуже? Присмотритесь — и, может быть, еще и фанатом станете.
— В программе много знакомых лиц. А с кем из них вы дружите, выпиваете, играете в преферанс?
— В преферанс я уже давно не играю, разве что в парашютной прыжковой зоне с инструкторами, где ставка — укладка запасного парашюта. Друзей по выпивке тоже нет, поскольку я не выпиваю. Участники шоу — мои хорошие, часто многолетние знакомые. Я буду доволен этой программой, если она пройдет с хорошим рейтингом и руководство Первого канала закажет следующий сезон.
А пока нахожусь в волнительном ожидании, характерном для всех производителей телевизионного продукта. Пока зритель не проголосовал кнопкой на своем пульте, ничего не понятно.
— Не так давно на «Первом» вышел ваш документальный фильм «Большой белый танец». Лента точно не была скучной: там у вас и других участников была возможность встретиться лицом к лицу с большой белой акулой. Были ли на съемках леденящие кровь моменты?
— Риск мы старались свести к минимуму. Прежде чем начались погружения в открытое море, без клетки, мы уже смогли кое-что понять в поведении акул и научиться его прогнозировать. А если бы стало ясно, что акула готовится к нападению, была возможность обезопасить себя нырянием в люк. Спасибо, наши зубастые партнеры вели себя исключительно дружелюбно.
А вообще-то даже встреча с бездомной собакой на пустыре может представлять исключительную опасность. Фильм же мы снимали для того, чтобы пробудить у зрителя искреннее стремление заботиться о природе. Большая белая акула — уходящая натура, их осталось всего-то 3,5 тысячи на всю планету. И то, что мы работали с 14 особями, — большущее везение. Например, Андрей Макаревич, известный дайвер, предпринимал неоднократные экспедиции по поиску большой белой акулы, но ни разу ее не встретил. Мы же в первый день съемок минут через 40 после погружения установили контакт...
Зафрахтовать лодку на Гваделупе, где все это происходило, сложно, надо обращаться за год. Количество кораблей и людей, которые могут там находиться, строго регламентировано. То есть, когда у нас не было ни сценария, ни спонсоров, я из своих денег заплатил за аренду. Другая часть съемок должна была проходить в Южной Африке, около Кейптауна, но за две недели до вылета нам позвонили и сказали, что все большие белые акулы ушли — их спугнула стая касаток. Так мы остались без второй части фильма, что, конечно, обидно: именно там большая вероятность снять выпрыгивающих из воды акул, а таких кадров у нас не было.
— Какой момент съемок запомнился больше всего?
— Мы плыли вместе с механиком-водителем на глубине около 30 метров, и одна акула пошла на нас прямо в лоб, свернув в сторону только в полутора метрах от моего лица. Сердце, конечно, екнуло, но получилась потрясающая съемка.
— Я слышал, несколько лет назад, ныряя с аквалангом, вы были атакованы галапагосской акулой?
— Это произошло неподалеку от Рока-Партида — островка в Тихом океане. Мы по самоуверенности совершили большую ошибку: раздразнили акул тунцовой приманкой. Вдоволь натешившись зрелищем, пошли на погружение. Тут-то самка и отрезала меня, шедшего замыкающим, от группы. Атака этой акулы выглядит так. Сначала она начинает кружить вокруг вас. Это плохой признак, но еще не самое страшное, потому что акула может и поменять намерения. Но потом круги резко сужаются, и это уже совсем плохо. Затем она принимает горбатую позу и идет на вас. В этот момент надо начать резкое движение ей навстречу, а запасной регулятор воздуха поставить на подачу, потому что акулы не любят пузырей. В моем случае акула ушла в сторону где-то в 40 сантиметрах от моего лица.
— Вы занимаетесь и парашютным спортом, установили несколько рекордов. Наверняка и там случались острые ситуации?
— Если быть совсем точным, то по парашютному спорту у меня четыре рекорда России, три — Европы и один — мира. Да, бывали весьма неприятные ситуации на больших формациях (массовый прыжок, когда участники сцепляются в группы сложной конфигурации. — «Труд»), были низкие раскрытия, сложности при приземлении. Не буду грузить вас подробностями. Те, кто занимается парашютным спортом, легко поймут, что такое перехлест стропы или чем отказ полный отличается от отказа частичного. А тем, кто никогда не прыгал, придется долго все это объяснять... Одно могу сказать, тут как с морскими хищниками: если потом стоишь на земле живой и здоровый, значит, все сделал правильно. В небе рядом с тобой нет никого, кто мог бы помочь. С опасностью один на один — и сам будешь вспоминать, чему тебя учили умные и опытные люди. Ошибка слишком дорого стоит.
— И какие же силы заставляют вас заниматься экстримом?
— Ну вот сейчас, чтобы снять фильм про Антарктиду, нам пришлось поехать через весь ледовый материк и совершить первое в истории трансантарктическое автономное путешествие через все три полюса — Южный, полюс недоступности и полюс холода. У нас не было ни пунктов дозаправки, ни мест, где можно получить запчасти взамен сломавшихся. Но это было необходимо, потому что нельзя снять фильм об Антарктиде, находясь в Москве. Или, допустим, приехав на станцию Новолазаревская, переночевав в хорошем гостевом домике и полетев назад. Вы ничего не поймете. Надо хотя бы на время влезть в шкуру тех, кто, рискуя жизнью, совершал переходы через континент. Пообщаться с людьми, работающими на станции Восток и в других экстремальных местах. Точно так же нельзя снять фильм про больших белых акул в океанариуме — хотя бы потому, что там они попросту не выживают.
— «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой!» Это не про вас?
— Знаете, люди, которые в интервью говорят: «Да, я настоящий экстремал», — как правило, лукавят. Или им просто нравятся звучные слова. Я не занимаюсь видами спорта, связанными с неоправданным риском. Например, некоторыми парашютными прыжками. Меня привлекают те дисциплины, которые предполагают большую ответственность, но при соблюдении всех правил игры они, наверное, даже менее травматичны, чем горнолыжный спорт. Посмотрите на рейс, который привозит наших соотечественников из Шамони, Межева или других горнолыжных курортов: два-три человека обязательно будут на костылях. В этом плане парашютный спорт более безопасен, потому что там жесткие требования. Если ты безрассуден, тебя просто не допустят к следующему прыжку. Хотя своим детям я запретил даже думать о парашютном спорте.
— Почему?
— Даже пройдя обучение по международной системе АFF, вы еще недостаточно готовы. Погибшие в 2011-м при столкновении в воздухе артист Алексей Завьялов и студент Михаил Мельник — тому свидетельство. У одного из них это был первый прыжок, у другого — шестой. Возможны ситуации, когда вас убьет другой парашютист, и вы ничего с этим сделать не сможете. Еще я запретил детям технический дайвинг — глубоководный, связанный со значительным отдалением по горизонтали от выхода на поверхность, требующий декомпрессионных остановок. А обычным дайвингом — пожалуйста, пусть занимаются.
— Знаю, что ваша дочь попала в Книгу рекордов Гиннесса.
— Эйжена оказалась самым молодым дайвером у берегов Антарктиды. Когда она погрузилась там впервые, ей было 14 лет, а предыдущему обладателю этого рекорда исполнилось 21.
— Скажите, вашим детям телевидение интересно?
— Старшая дочь у меня выбрала профессией медиа, но не теле-, а интернет-пространство. А что касается остальных... Когда они вырастут, думаю, границы между телевидением и другими средствами доставки контента к потребителю будут размыты. ТВ сейчас в сложном положении, ближайшие года три-четыре будут для него решающими. Для моих младших детей его вообще не существует, все, что им нужно и интересно, они получают из интернета. Что будет через несколько лет, я не знаю. Может быть, ситуация усугубится, а возможно, телевизионщики найдут способ ее исправить. Основная проблема ведущих каналов в том, что они стремятся удержать традиционную, возрастную аудиторию — и привлечь внимание молодежи. Но это взаимоисключающие задачи.
— Валдис, вы как-то сказали: «Главная идея, с которой выходили в эфир телевизионщики 90-х — сделать мир лучше, — давно забылась. Теперь здесь только зарабатывают деньги». Это действительно так?
— Ну я, например, по-прежнему стараюсь хоть чуточку улучшить мир. Рассказывать людям то новое и интересное, что может сделать их чуть добрее. Но многие из коллег увязли в создании низкопробного и абсолютно бессмысленного контента, о котором через день уже никто не вспомнит. Слышали такое выражение: «Мама, мама, зачем я вчера столько пил?» Так вот, на ТВ есть масса программ, увидев которые хочется воскликнуть: «Мама, мама, зачем я это смотрел?» Но при всем том остаюсь при убеждении, что телевидение держится на идеалистах.
— Слышал, вы готовите проект с Федором Конюховым?
— У нас идут предварительные переговоры с Оскаром, сыном Федора, представляющим интересы отца, когда тот находится в путешествиях. А Федор сейчас идет на веслах вокруг Антарк-тиды. На днях попал в 12-балльный шторм... Фильм, который мы хотим снять, посвящен путешествию Конюхова, которое он планирует в ближайшем будущем. Хотим пройти этот путь вместе с ним, а перед этим — подробно рассказать о подготовке. Заснять всю кропотливую работу вплоть до отчаливания от берега. Но это пока только набросок, черновик. Ищем спонсоров. Найдем — сделаем, не найдем — все равно сделаем, но позже.
— И куда же вы с ним собрались идти?
— Кто же вам про такое будет рассказывать? Вспомните слова Цезаря: «Если бы моя туника знала о моих планах на завтра, я бы ее сжег».