Режиссер Александр Прошкин уверен, что никакими «Ментами» тягу зрителя к хорошему кино не убить
1 ноября на экраны выходит фильм «Искупление» Александра Прошкина, недавно получившего приз за выдающийся вклад в искусство на кинофестивале в Монреале. Наш обозреватель пообщался с режиссером, и разговор получился не только о новом фильме.
— Александр Анатольевич, вы экранизировали Пушкина, Пастернака, Валентина Распутина. Как в этом ряду оказалась не самая известная повесть Фридриха Горенштейна «Искупление»?
— Начнем с того, что я не снимаю кино про сегодняшний день. Время нынче грязноватое и суетливое, я его не понимаю, не вижу, кого в нем любить. Пытаюсь своими фильмами, будь то «Холодное лето пятьдесят третьего», «Доктор Живаго», «Николай Вавилов», «Увидеть Париж и умереть», «Чудо», воссоздать на экране трагическую панораму ХХ века, который Мандельштам не зря назвал веком-волкодавом. Пока мы не скажем всю правду про тот период нашей истории, пока не разберемся, был ли, к примеру, товарищ Сталин эффективным менеджером или же кровавым убийцей и палачом, ни на какие серьезные изменения в нашем общественном сознании надеяться не приходится. Вот немецкой интеллигенции сразу после войны удалось сказать правду о годах и природе фашизма — и немцы стали другими. А у нас эти усилия были разнонаправленными и разрозненными, до сих пор имеет место брожение умов. И прошлое продолжает жить в нас. Оно закодировано даже в тех поколениях, которые появились на свет сравнительно недавно. И потому давняя повесть замечательного писателя Горенштейна про то, как юная девушка в голодное послевоенное время сажает в тюрьму свою мать за вынесенные из столовой пончики, звучит, как ни покажется кому-то странным, современно.
— Разве наше общество не преодолело комплекс Павлика Морозова?
— У нынешней молодежи огромные претензии к своим родителям, пусть и иного толка, нежели у Павлика Морозова. Многие родители безвинно виноваты уже в том, что зачастую не могут обеспечить детям высокий достаток, объявленный в нашем обществе самоцелью. И на этой почве «предки» часто становятся у своих чад врагами. И так же легко предаются, как предала свою мать героиня повести Фридриха Горенштейна. Но писатель никого не судит. Его литература — попытка объяснить, что человек — сложное, многослойное явление. И человека надо любить, даже если он заблуждается. Об этом и наш фильм.
— Не могу обойти скандальную ситуацию с вашей картиной, когда на «Кинотавре» ее не заметили, а в Монреале она произвела фурор.
— В Монреале к фильму отнеслись с непонятным для меня воодушевлением, а на «Кинотавре» зачем-то попытались искусственно столкнуть два поколения: так называемых молодых, которым на самом деле уже под 40, и «стариков», к которым в свои 72 года принадлежу и я. Хотя при нормальном развитии культуры существует преемственность поколений, уважение младших к старшим. Посмотрите, как до сих пор боготворят своих учителей Сергей Соловьев, Вадим Абдрашитов, с каким придыханием говорят они о Михаиле Ильиче Ромме: Нынче во взаимоотношениях людей и поколений преобладает скепсис. Считается хорошим тоном говорить дурно не только об учителях, но и о собственной культуре. И эта позиция, как ни странно, принимается обществом. Как-то на фестивале русского кино в Онфлере, в котором участвовал и мой фильм, один крупный французский журналист собрал симпозиум и произнес примерно такую речь: «Я досконально отсмотрел программу русских фильмов. И поверьте: ваше кино ничуть не хуже французского. Между тем в продвижение французских фильмов вкладываются огромные усилия и деньги, а вы приезжаете на зарубежный фестиваль и сами обливаете себя помоями. Зачем?» Вот и я хочу задать эти вопросы. Россию в мире ценят не за нефть и газ, а как раз за великую культуру. Мы дали человечеству Рублева, Ломоносова, Толстого, Достоевского, Чехова, Эйзенштейна, Тарковского. В конце концов, сама мифология кино создана Россией и ее великими мастерами.
— Роль и значение кино, к слову, хорошо понимали при советской власти.
— Да, кинематограф тогда, по сути, занимал нишу церкви. В кинотеатры шли не только погоготать, но и за нравственной поддержкой. А сейчас зрители ходят в кино, чтобы их пощекотали легкими комедиями, попугали ужастиками. Дело, думаю, не в самих людях — такова установка общества, государства. Не случайно по ТВ почти не показывают серьезное кино, а если и показывают, то в непереносимое, несъедобное время. Шоу-бизнес, гламур занимают 50 процентов эфирного времени, а остальная половина отдана дешевым стрелялкам, которые не так безобидны, как нам кажется: в обществе притупляется иммунитет к насилию и крови, что мы уже наблюдаем.
— Раньше ваши картины смотрели десятки миллионов зрителей, а теперь «Искупление» хорошо если соберет миллион энтузиастов.
— Может, я постарел, но меня сегодня не волнуют кассовые сборы. Глубоко убежден, что если фильм посмотрит всего