Наставник-хореограф проекта «Танцы» на канале ТНТ, актер, телеведущий Егор Дружинин хорошо знаком публике. Мюзикл «Продюсеры» в театре Et Cetera во многом обязан своими «Золотыми масками» его яркому актерскому дуэту с Максимом Леонидовым. Это в его режиссуре спектакль «Любовь и шпионаж» получил премию «Музыкальное сердце театра». Это с его хореографией побеждали выпускники «Фабрики звезд». Правда ли, что русские — недостаточно танцевальная нация, отчего песенных шоу на нашем ТВ больше, чем танцевальных, что мешает мюзиклу в России стать истинно народным жанром? Об этом — наш разговор с маэстро.
— Егор, сильна ли наша школа танца на мировом фоне? Появляются ли в ней новые направления?
— В современном и в частности уличном танце все меняется стремительно. Мы быстро подрастаем и громко заявляем о себе на международных конкурсах и фестивалях. Это заслуга молодых, смелых, талантливых хореографов, с которыми мне посчастливилось работать.
— Но кастинг проекта «Танцы» — не только радость открытия талантов, это и необходимость говорить кому-то: «Не вижу вас в проекте».
— Отказывать, конечно, тяжело. Речь не всегда идет об отсутствии таланта. Просто есть исполнители со сложившимися амплуа или номерами — им не стоит переходить в другие танцевальные жанры. Но объяснить это порой бывает сложно. А есть люди, которым не хватает сил, опыта, умений. Хотя танцовщик горит, просит: «Возьмите!» Как донести до него, что его способностей не хватит, чтобы выдержать с достоинством это испытание? Конкурсанты обижаются. Но мы ведь знаем, что им предстоит, а они нет.
— И что же им предстоит?
— Очень много работать, перебарывать себя. За время кастинга мы отобрали 176 человек. А потом мы с Мигелем (сценический псевдоним танцовщика, хореографа и продюсера Сергея Шестеперова. — «Труд») отобрали себе в команды — он 12 танцовщиков, а я 13. Остальные поедут домой, и многие, думаю, с обидой. Но мы же не можем взять всех — так не бывает. Ребятам, которые пройдут дальше, предстоит брать не свойственную им хореографию и готовить по номеру в неделю — с идеей, костюмом, светом, различными эффектами. Это потребует полной отдачи. Судьба участников будет зависеть от них самих и от зрителей, которые будут голосовать.
— У нас на телевидении много вокальных конкурсов, но мало танцевальных. Неужели русские — недостаточно пластичная нация, как кое-кто утверждает? Вот-де испанцы или бразильцы — да, у тех танец в крови. А мы в другом климате и на другой пище взращены, нам подковы гнуть, лошадей на скаку останавливать, в крайнем случае петь басом так, чтобы хрусталь из люстр сыпался...
— И это отчасти правда. Мы люди северные, нам энергию сохранять надо. Притом очень любим, когда за нас принимают решения, ведут за собой, ломают, гнут в бараний рог... Вот почему балет — изящное искусство, основанное на многолетнем, изнуряющем труде и жесткой дисциплине, — так прижился в нашей стране.
— В одном из интервью вы сказали, что мюзикл для России — не просто модное веяние. Еще в начале XX века у нас ставили экспериментальные спектакли, которым и Бродвей бы позавидовал, однако затем традиция была уничтожена на корню.
— В России всегда была сильна традиция оперетты. Несмотря на то что жанр оперетты относительно молод, к моменту прихода к власти большевиков он уже вполне встал на ноги. И революция его пощадила. Но кабаре и водевиль (папа и мама мюзикла) были вырваны новой властью с корнем. Надо сказать, что кабаре в нашей стране до сих пор не может найти себе достойного места ни на клубной, ни на театральной сцене. Но даже в тоталитарном государстве находились умы, которые понимали, что поставленный на службу государству синтетический, сложный, но вместе с тем такой доступный зрителю жанр может стать рупором пропаганды. Не найдя себе места в театре, мюзикл на долгие годы поселился на киноэкране. Один за другим выходили музыкальные фильмы Александрова, прославлявшие жизнь молодой советской республики. И лишь сейчас мюзикл медленно, но верно возвращается на подмостки. Но в стране, где так сильна традиция репертуарного театра, такому сложному в техническом отношении жанру выживать сложно.
— Работая в мюзикле, вы прошли все стадии — от артиста ансамбля до хореографа-постановщика и режиссера. Что труднее: выступать самому или руководить другими?
— Сложнее всего решать организационные задачи. Мюзикл — редкий гость в репертуарном театре. И обычно новый спектакль — это коммерческий проект продюсера или группы продюсеров. С момента замысла их главная цель — отбить вложения. А постановщиков сплошь и рядом приглашают за стол переговоров лишь тогда, когда материал уже выбран и машина создания спектакля запущена. При этом — вот противоречие! — в режиссере они видят главного гаранта успеха. Хотя в такой ситуации он зачастую заложник обстоятельств и пытается сохранить лицо в неблагоприятной для себя обстановке. Быть продюсером музыкального театра — сложное ремесло, в нашей стране им мало кто владеет.
— Но ведь вы по первой профессии драматический артист: окончили ЛГИТМиК, работали в ТЮЗе. Почему вдруг решили уйти в танец?
— Мои родители вовремя познакомили меня с теми произведениями литературы, театра и кино, которые сформировали меня и развернули лицом к танцу. Притом замечу: я не получал диплома ни одного хореографического вуза. Учился во многих весьма достойных танцевальных школах у выдающихся педагогов — но не в балетной школе. И понял, что интереснее всего мне не танцевать, а решать постановочные задачи. Наверное, дело в отсутствии доверия. Я мало кому доверяю, и потому мне легче придумать самому, чем отдаться на волю чужой фантазии.
— А вот ваша супруга окончила хореографическое училище. Наверное, у вас очень гибкие и пластичные дети?
— Наши дети любят двигаться, и Саша, старшая дочь, запросто могла бы стать отличной танцовщицей во всех стилях, кроме, пожалуй, балета: сказывается нехорошая папина наследственность — у меня тоже нет балетных данных в строгом смысле слова. Зато есть музыкальность, ритмичность и отличная координация. К сожалению (а скорее всего, к счастью), Сашуля пока не думает о карьере танцовщицы, ее привлекают гуманитарные науки. Но если ей или кому-то из наших мальчишек вздумается пойти, к примеру, в театральный институт, возможно, они станут самыми танцующими драматическими актерами в нашей стране.
— Недавно вы посетовали, что появление на телеэкране снижает ваш авторитет среди серьезных деятелей театра. Мол, чего этот телеведущий берется ставить спектакли? Не опасаетесь, что новый виток телекарьеры повредит театральным замыслам?
— Хуже уже не будет. Слава богу, и в театре присутствуют люди, которые находят, что способный человек может проявлять себя во многих областях. Но люди в нашем государстве действительно так устроены, что пытаются прописать каждого специалиста по месту его единственной «регистрации». Для сравнения: в западных странах нет «прописки», и художник может «жить» где угодно: в театре, на телевидении, в литературе. Его новые проявления лишь вызывают новый интерес у публики и специалистов.
— А чему вас как человека сцены научила работа на ТВ?
— Умению четко формулировать мысль. Не скажу, чтобы этим искусством я вполне овладел, но стараюсь. Телевидение — штука стремительная, и им заправляют люди с быстрой реакцией. Стараюсь не отставать. Хотя с умением формулировать творческую мысль в танце у меня пока проблем не было.
— О каком новом проекте мечтаете?
— Я не избалован проектами, которые складываются в творческом отношении столь удачно, что ими можно гордиться. И как беременные не спешат давать еще не родившимся детям имена, так же и я повременю с новостями. Просто чтобы не сглазить.
Наше досье
Егор Дружинин родился 12 марта 1972 года в Ленинграде. В 12 лет начал актерскую карьеру. Еще учась в школе, снялся в фильмах Владимира Аленикова «Приключения Петрова и Васечкина» и «Каникулы Петрова и Васечкина». Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии. Работал в Ленинградском ТЮЗе. Некоторое время жил в Америке, танцевал в составе данс-квинтета комедийного клуба «Канотье». В Москве в качестве хореографа работал на проекте «Фабрика звезд». Был ведущим музыкального шоу «Золотой граммофон», участвовал в телешоу «Танцы со звездами». Женат на актрисе Веронике Ицкович, в семье трое детей: сыновья Тихон и Платон и дочь Александра.
