Ведь вот же — оказывается, это уже однажды было, и мы только повторяем прошедшее, не ступив ни шагу вперед или в сторону. Но ведь Бог-то создавал нас не для повторения (Ему копии неинтересны — это мы по притче о талантах помним).
Всякий раз я с горечью думаю об этом, открывая том Василия Розанова или Константина Леонтьева, Сергея Трубецкого или Алексея Хомякова, Николая Бердяева или Ивана Ильина — все святцы высокой отечественной мысли. Ну, вот на вскидку хоть из Розанова: «Эгоизм партий, выросший над нуждою и страданием России, — вот Дума и журнальная политика». Только вздохнешь: выбираешь честных людей, а сойдутся и — «эгоизм». Или из Леонтьева: «Тот народ наилучше служит всемирной цивилизации, который свое национальное доводит до высших пределов развития; ибо одними и теми же идеями, как бы ни казались они современникам хорошими и спасительными, человечество постоянно жить не может». А мы «свое национальное» уж как только не предавали во имя «всемирной цивилизации». Или из Ивана Киреевского: «:там, где вера народа имеет один смысл и одно направление, а образованность, заимствованная от другого народа, имеет другой смысл и другое направление:" Не оттого ли и не сладится никак жизнь, что вера наша и образованность глядят, как гербовый орел, в разные стороны?
Поневоле смутишься — ведь вот говорили же люди! И умные люди — мы их книжки с почтением издавали. А вот опять туда же: Как в анекдоте об Илье Муромце, где встал богатырь утром, а на голове шишка здоровенная, шлем не лезет. Вышел на крыльцо — там грабли стоят. Он глядит на них и с русской решительностью говорит: «Они стоят, а идти надо!» При этом самое смешное, что человек, рассказав анекдот, выходит на крыльцо и опять выбирает грабли.
Зайдите в книжные магазины, загляните в отделы философии и богословия. Голова кругом — отцы Павел Флоренский, Сергий Булгаков, Валентин Свенцицкий, философы Георгий Федотов, Лев Шестов, Николай Бердяев, Семен Франк, Николай Лосский, все пути и вехи русского богословия, протоколы заседаний
Как умно с этими книгами мог приготовиться мир к живой и естественной перемене, а не к безумию конца
А в результате высокая русская мысль перестала быть практической, ей отведена библиотечная резервация. Ею можно гордиться по случаю, но к прямому общественному делу она не подпущена. Переведена в ту часть торжественных мероприятий, которая обозначена как «кофе и ликеры».