Предчувствие башен-близнецов

Как латышский архитектор Петерис Венцкович оказался пророком

В Москве, в Музее Серебряного века (Доме Валерия Брюсова), открылась выставка латвийского архитектора, художника, фотографа Петериса Венцковича «Фото-графика». Два скромных зала, три с небольшим десятка работ. И впечатления от половины мира, размышления о четырех тысячах лет истории культуры.

Не буду лукавить — Петериса и его супругу, музыковеда Ингриду Земзаре, знаю давно. Для меня наша дружба — память о поре, когда культуры России и Латвии были тесно переплетены. И знак того, что культурные связи — вещь куда более прочная и созидательная, чем политические альянсы.

Петерис — скромный человек. Нынешняя экспозиция — не только его выставочный дебют в России, это за всю 72-летнюю жизнь художника вообще первый его показ вне пределов Риги. Тем более не хотелось бы, чтоб событие затерялось в море московских вернисажей.

И похоже, у меня нашлись единомышленники, причем где-то очень высоко. Смотрите, как все сложилось: Петерис работает в рижском архитектурном бюро «44». В том самом доме на улице Альберта, но сотней лет раньше, у своих друзей, художника Яна Розенталя и писателя Рудольфа Блауманиса, бывал поэт Валерий Брюсов — энтузиаст латышской поэзии, переводчик Яна Райниса, Яниса Порука и других своих тамошних коллег. В московском Доме Брюсова (кстати, в двух шагах от Рижского вокзала), где на основе его бывшей квартиры уже около 50 лет существует Музей Серебряного века, работает старинная подруга Ингриды. Сама собой возникла мысль — отчего не объединить эти два дома, которые породнила сама история, выставкой...

Петерис объехал множество стран. И всегда удивлялся, насколько жизнь, такая вроде бы непохожая в разных частях света, пронизана лейтмотивами. Один из них — золото солнечного света. Мы мало его ценим, поскольку видим почти повседневно. А ведь он — основа жизни. Будь то Шанхай, улицы которого, снятые с высоты птичьего полета, словно впадают в сверкающие воды моря. Или точно такое же бронзово-золотое море в Марокко. Или обжигающая внезапным блеском ниша каменного храма в Камбодже, куда перед самым закатом заглянуло солнце. Или робкий утренний луч, вместе с первым порывом ветерка навестивший простую комнату художника в его доме над Даугавой...

Птичья стая. Крым. 2011

Еще один мотив — небо. Загадочные световые полосы — трассы взлетающих с аэродрома самолетов. «Падающая звезда» — другой самолет, который след реактивного выброса делает похожим на комету. Причудливый ажурный узор, в котором лишь при очень внимательном рассмотрении ты можешь узнать громадную стаю птиц на фоне небосвода...

А как похожи жестами индийские дети на их латвийских сверстников. А как колоритен силуэт араба в проеме древнего марокканского строения... постойте, это же не араб, а латыш, художник, просто накрутивший на себя местную одежду... Люди — единый род, и живут они на одной, общей для всех планете.

Уходящий. Марокко. 2007

Предмет особого внимания Петериса — искусство как таковое. Что это, допустим, за диаграмма с густым сплетением линий в ее центре? Оказывается — «всего лишь» годы жизни великих европейских художников, превращенные в полосы, и мы видим, какой мощный сгусток образовался в XVI веке — веке Высокого Возрождения. Или — что за ряд цветных столбиков, напоминающих звездные спектры? Это — цветовые предпочтения эпох: жадная до золота Римская империя, аскетичное средневековье, неожиданно расцветающее пурпурными, синими, зелеными тонами Возрождение... А Серебряный век — он просто белый. И потому что Серебряный. И, объясняет Петерис, потому что зрителю предлагается самому пофантазировать на тему цветов того замечательного времени, когда был построен дом, где мы встретились и где век назад его прославленный житель перебрасывал поэтические мосты между Россией и Латвией.

Серия работ посвящена архитекторам-фантазерам. Петерис, дитя советского времени, прекрасно знает, что такое бумажная архитектура — проекты, которые могли сколь угодно увлекать и авторов, и публику, но обречены были оставаться на ватманском листе. У него самого таких больше, чем реализованных (хотя есть и они — например, общественный центр Baltaisvējš, по-русски «Белый ветер», на аллее Карлиса Ульманиса в Риге). Оттого с таким сочувствием он поместил на своей выставке проекты французов XVIII века. Например, Этьена-Луи Булле, в предреволюционную пору строившего в воображении циклопические здания будущего царства разума, которые тогда были совершенно неосуществимы, но оказали громадное влияние на архитектуру последующих веков; одно из них — кенотаф (мемориал) в честь Ньютона в виде гигантской сферы поперечником 150 метров...

Этьен-Луи Булле. Кенотаф в честь Ньютона. 1784

Ключевая, с моей точки зрения, работа называется предельно просто: «Масштаб». Здесь в единую композицию собраны вычерченные с профессиональным архитекторским тщанием римский Пантеон, Кельнский собор, пирамида Хеопса, нью-йоркские башни-близнецы (рисунок делался, когда они еще были целы)... Меткий глаз художника ухватывает парадоксальные соответствия и несоответствия. Например, весь грандиозный баптистерий флорентийской церкви Санта-Мария-дель-Фьоре аккуратно вписывается в очень похожий, но немножко больший объем рижской газовой башни на улице Матиса — памятника промышленной архитектуры XIX века. А что за уютный старинный дом у подножия «близнецов»? Это здание в Старой Риге, где на улице Андрея Пумпура жили Петерис и Ингрида, а потом их оттуда в одночасье, в год реституции, попросили новые-старые хозяева. А что за самолетики летают на фоне башен? Петер объясняет — тогда, в середине 1990-х, ему просто показалось, что с ними будет живописнее. Кто знал, что самолеты, только громадные, явятся через несколько лет в реальности, и не станет самих «близнецов»? Жизнь резко вторгается в судьбу художника, а сам он порой оказывается пророком, даже когда того не хочет...

«Масштаб» — попытка Венцковича охватить всю мировую архитектуру и не только: здесь самолеты, дирижабли, контур «Титаника»...

Но главная мысль выставки, мне кажется, все-таки в ином, и она не столь мрачна: жизнь невозможна без искусства. Нет, не обязательно каждому жителю планеты владеть кистью, или резцом, или быть виртуозом рифм. Достаточно иметь острый глаз, слух, сознание, которым доступны законы и красота вселенной. Тогда, в самом своем взгляде на мир, ты становишься художником. И, собственно, тогда твое СУЩЕСТВОВАНИЕ превращается в ЖИЗНЬ.

Ради такого смысла, согласитесь, стоит зайти на выставку. Которой, кроме очень малого пространства (хотя плотность содержания — тоже признак настоящего искусства), отведено и совсем немного времени — месяц. Советую успеть.