«Я видела это стремление к металлу. И думала: ну и что? В чем его польза? Вот килограмм конфет - это да!» - рассказала актриса «Труду»
Ее Кабаниха в Театре Вахтангова стала сенсацией. На премьере, говорят, электрические разряды так и летели со сцены в зрительный зал. Такой переполненной любовными токами «Грозы» в Москве не видели давно. И это мощное электричество принесла в спектакль прежде всего она, Ольга Тумайкина. А ее известность началась с фильма Карена Шахназарова «Яды, или Всемирная история отравлений», где Ольга решилась сняться обнаженной. Затем последовало суперпопулярное телешоу «Женская лига», во многом державшееся на притягательной силе ее актерской и человеческой натуры. И в наступающем сезоне Ольга готова представить зрителям сразу несколько премьер, о которых рассказала «Труду».
— Ольга, никак не могу забыть сцену с Диким — ваша суровая героиня неожиданно превращается в обычную женщину, у которой меняется голос, когда рядом человек, которого она, видимо, давно любит. Этот ход поперек театральных обычаев — ваша придумка? Или режиссера?
— Все возникло в общем течении придумок, когда мы работали на репетиционной площадке под названием «Чердак». Это новое большое помещение, похожее на внушительные ангары. Высокие потолки, какое-то смутное, «петербургское» ощущение жизни. Как раз то, что нам было нужно.
Что касается любви, которую приходится играть... Были пробы более, так сказать: несдержанные. Мы отказались от этого не потому, что боялись кого-то напугать. Как говорила мой мастер Алла Александровна Казанская, кричащий во гневе смешон, молчащий — страшен. Когда женское тело закрыто и видны только глаза или слышен какой-то аромат, то фантазия дорисует, какой степени наслаждения можно достичь, если обладать этой женщиной или хотя бы стоять поблизости.
— Вы родом из Красноярска. Говорят, Сибирь богата на людей с такими крепкими характерами.
— Крепкие люди не только в Сибири существуют. И семья семье рознь. Я видела, как люди идут на компромисс, уступают или находят в себе силы промолчать, а то и попросить прощения, если не удалось сдержаться. Меня не привлекают пары, которые называю «вафельными»: он вафля, она вафля. И весь смысл жизни, ее сок для них уходит в какие-то потайные фантазии. Они даже изменяют лишь в уме. Не могу сказать, что я сама такая вся из себя яркая и готовая нестись по жизни, как мустанг по прериям. Нет. Но я актриса, и то, что расцвечено яркими красками, для меня более привлекательно.
— Фаина Георгиевна Раневская начала свою автобиографию словами: «Мой отец был небогатый нефтепромышленник». Вы, следуя ее образцу, могли бы написать: «Мой дедушка был золотопромышленник». Небогатый?
— Навряд ли он был в полном смысле золотопромышленником, хотя это было бы здорово. Нашей семье принадлежал небольшой прииск. Он назывался «Неожиданный», потому что иногда давал неожиданные радости в виде маленьких кусочков золота, которое намывали и дед, и его отец, и отец его отца. Это был тяжеленный труд. Я помню, как бабушка сама держала драгу, совершенно неподъемную, и мыла песок, надеясь увидеть золотую крупинку. Однажды дедушка подарил мне кусочек золота, довольно солидный, как теперь понимаю. Я обменяла его на кулек мятных конфет.
— Как же можно было так продешевить?!
— У ребенка свои представления о ценностях. Да, я с детства знаю, как золото глухо звенит в холщовом мешочке и как завороженно все глядят на невзрачные кусочки, высыпанные из этого мешочка на ладонь. Я видела это всеобщее стремление к металлу, который нужно было добывать тяжким трудом. И думала: ну и что? В чем его польза? Вот килограмм конфет — это да!
— А что сейчас с этим прииском?
— Он существует, но этот хутор, на котором я проводила свои детские годы, находится очень далеко. Между прочим, говорят, в тамошних краях спрятал свое золото некто Соловьев, руководивший страшной бандой.
— Не тот ли это Иван Соловьев, что партизанил в сибирских лесах до 1924 года, грабил прииски и, по легенде, закопал где-то 20 пудов золота?
— Да, он был колчаковский офицер, из-за которого в нашем крае возникла настоящая золотая лихорадка. Из уст в уста передавались фантазии насчет сокровищ Колчака, царских монет и украшений, оружия с инкрустацией из драгоценных камней.
Помню встречи с разными людьми, которые останавливались у нас на постой или просто заходили что-то спросить — воды напиться.
Только потом я поняла, что это были экспедиции авантюристов-золотоискателей. Их же всегда много, это неизбывная категория людей, которые будут, как Шлиман, искать свою Трою.
— Но советская власть наверняка отобрала у вашей семьи тот прииск.
— Не сразу — из-за отдаленности и больших сложностей пути. Но однажды случилось несчастье — осыпалась порода, и мой прапрадед со своим сыном чудом выбрался живой. Семья обиделась на это место и решила его оставить до лучших времен. Потом вернулась. А уж когда экспроприация началась: Бабушка рассказывала, как его колышками огородили и не велели за них заходить.
— В вас, наверное, тоже жив дух авантюризма, раз вы однажды сорвались с места и уехали в Москву поступать в театральный вуз.
— Нет, я не авантюристка, голову не теряю, и то решение было серьезным. Да и время сейчас другое. Вот если бы мы с вами беседовали на рубеже XVIII-XIX веков...
— Кем себя видите в это время?
— Хотелось бы родиться в дворянской семье, и тогда у меня, наверное, была бы необычная история любви. А вот если бы я вышла из низов, стала бы революционеркой.
— Как восприняли в семье ваше решение податься в актрисы?
— Молчали. В дорогу, правда, снарядили, дали разную еду на всякий случай. Но никакого восторга никто не выразил. Меня это не расстроило. Видимо, авантюризм в спящей форме все же во мне присутствовал. И помог: коленки на экзаменах в Москве не задрожали.
— Вас в Вахтанговский театр пригласил Михаил Александрович Ульянов, сразу после окончания Щукинского училища. Расскажите о нем.
— Любимые люди в моем сознании существуют особым образом. Я очень легко могу вспомнить их лица. Вспомнить лица чужих не получается. Помню, как Михаил Александрович смеялся, как подыскивал слова, чтобы не огорчить или не обидеть резким замечанием, как он был весел, как интересовался всем. Для меня в нем соединились три понятия — отец, Отечество, дом.
Людмила Ивановна Касаткина рассказывала, как однажды Ульянов ее защитил. Это было в Индии, делегация актеров приехала на кинофестиваль представлять Советский Союз. Они гуляли по Дели, разглядывали достопримечательности — и столкнулись со стайкой обезьян, которые загорали на каком-то парапете. Людмила Ивановна умилилась, достала из кармана конфету, протянула ее обезьяне и сказала: «Здравствуй!» Обезьяна съела конфету и протянула руку за следующей. Людмила Ивановна снова выдала требуемое. Обезьяна не отставала. Тогда Людмила Ивановна наклонилась к ней и сказала: «Нету, слышишь? Нету. Дай мне пройти». Вдруг обезьяна дала ей пощечину. Тут настал черед действовать Михаилу Александровичу. Он сказал обезьяне все, что о ней думает, и, в справедливой ярости, потребовал немедленно убрать лапы от артистки... Людмила Ивановна рассказывала это с улыбкой, но уверяла, что тогда ей было не до смеха: «Если бы он меня не защитил, мне пришлось бы плохо».
— Многие знают вас по работам в кино. И не в последнюю очередь по фильму Карена Шахназарова «Яды, или Всемирная история отравлений». У вас там знаменитый эпизод — вы снимались обнаженной...
— В сценарии этой сцены не было, но Карен Георгиевич вдруг захотел ее сделать: молодые люди, только что познакомившись, испытывают такое влечение, что не скрывают друг от друга свои тела. Но я на его предложение сразу ответила нет. Даже не думала. Он сказал: «Хорошо». Объявили перерыв, и Шахназаров спросил: «А что если ты будешь в красивом ночном белье, которое увеличит твою сексуальность втрое?» Я сказала, что готова попробовать. Принесли белье, я поняла, что в нем моя сексуальность будет убита навсегда. И решилась сделать все так, как хотел Карен Георгиевич. Спасибо группе. Когда поняли его задумку, ко мне приходили различные посыльные, видимо, слышавшие, как Карен Георгиевич рассуждал насчет этой сцены, и пели дифирамбы тому, как я невероятно хороша... Ну, и загримировали меня всю с ног до головы, и мы сыграли эту сцену. И она мне очень нравится.
— В «Википедии» вы значитесь как актриса и как сценарист. Это связано с телевизионным проектом «Женская лига»?
— Нет, с «Девочками». Я исписала целую тетрадку историй моих подруг, а прекрасный режиссер Михаил Карлович снял все это.
— Такое впечатление, что и в «Женскую лигу» вы добавили свои истории. Много было импровизации?
— Много. Случалось, моя смелость выходила за рамки. Во время съемок я иногда меняла смысл, если понимала, что история, как она написана, могла бы стать опасным прецедентом.
— Как вы объяснялись со сценаристом? Говорили ему, как Джулия Ламберт в фильме «Театр»: «О злодей, вы чуть было не испортили мою роль»?
— А ему все нравилось. Я как борец, которому навстречу выходит соперник. Мне нужно было подмять этот эпизод под себя и сделать из него яркую сцену, может быть, даже с небольшим выходом в авантюру или абсурд. Я в такие моменты чувствую кураж. И уверенность, что если я заразительна, то и делу от этого будет хорошо.
— Есть ли у вас новые проекты на телевидении?
— 12-серийная лента Первого канала «Созвездие Стрельца» (режиссер Роман Гопанюк) ожидает выхода на экран. В нем речь пойдет о советском футболисте Эдуарде Стрельцове. Старшее поколение болельщиков помнит этого человека, а я о нем не знала ничего. Очень яркая судьба — один из лучших нападающих страны, олимпийский чемпион. И вдруг все поломано бесповоротно: какая-то дикая история с якобы изнасилованием, суд, лагерь... Из заключения вышел — и умудрился вернуться в большой футбол, дважды стать лучшим футболистом года в стране. Я в этой ленте играю Екатерину Фурцеву, советского министра культуры, которой пришлось принимать участие в судьбе Стрельцова, поскольку ее дочь была в него влюблена. Я рада, что на съемках встретилась с таким мастером, как Валерий Баринов, — он играет Никиту Хрущева.
Еще один проект Первого канала — «Нянька». Помните «Вечный зов» Краснопольского и Ускова? Здесь тоже история нескольких семей, любовь и ненависть, политика, судьбы. Мою героиню зовут Марфа. Кстати, как и в «Грозе» на сцене Театра Вахтангова. Обожаю такие совпадения и неожиданные связи.
Весной вышел многосерийный фильм «Людмила Гурченко», в котором я сыграла Киру Андроникашвили, первую свекровь Людмилы Марковны. Говорят, Кира обладала искусством любви, могла развести руками любую обиду, и, если бы она не ушла из жизни так рано, брак Гурченко и Бориса Андроникашвили не был бы таким коротким. Молодую Гурченко играет Юля Пересильд. Я всегда любовалась ею — и когда мы оказывались в одной гримерке, и когда смотрела «Битву за Севастополь», историю о войне, рассказанную неказенным языком.
Еще несколько кинопроектов прошли чередой. Больше всего я люблю «Мафию. Игру на выживание» — это полный метр, фантастическая картина со спецэффектами, на которые наше кино обычно не очень богато. Здесь мне посчастливилось работать с Вениамином Борисовичем Смеховым, Юрой Чурсиным, Андреем Чадовым.
Прекрасно было встретиться с Артемом Михалковым на картине «Ставка на любовь». Это фильм для тех, кто хочет провести свободный вечер за просмотром кино. Чашка чаю, теплый плед. И красиво, и трогательно.
— Со времен «Грозы» в вашем активе появилась еще одна театральная премьера — «Мнимый больной» по Мольеру, где у вас одна из главных ролей. Что можете сказать о своей героине?
— В ней столько любви, что она права, ожидая дня, когда весь мир окажется у ее ног. Скорее всего, она будет довольствоваться малым, но хочет многого. Как, собственно, и бывает в жизни.