.jpg)
Разговор с главным редактором журнала Russian Art Focus Джо Викери
Интригующая новость: у выходящего уже третий год международного журнала о русском искусстве Russian Art Focus появился новый главный редактор. Да какой — Джо Викери всемирно известна как многолетняя сотрудница русского отдела аукционного дома Sotheby’s, а в последние годы и его глава. Представить себе большего энтузиаста нашей живописи, скульптуры, графики, декоративно-прикладного искусства трудно. Звоню в Лондон с поздравлениями — ну и, конечно, чтобы узнать, какая же сверхзадача подвигла на уход с важного поста в одной из мировых цитаделей арт-рынка.
Собственно, чем занимается издание, куда ушла Викери, ясно по уже вышедшим двум дюжинам номеров: это в первую очередь современное отечественное искусство, его главные персоны, рынок, коллекционеры... Кстати, вопреки устоявшемуся в журналистской среде мнению, среди собирателей русского — далеко не только русские.
— Не забывайте, что и Екатерина Великая, основавшая крупнейшее в России собрание искусства — Эрмитаж, по происхождению была немецкой принцессой, — улыбается на другом конце провода Джо. И рассказывает о наиболее ярких теперешних западных энтузиастах.
Кто-то из них попал в нашу арт-среду, оказавшись в России по учебе и работе, как француженка Пакита Эскофе-Миро, стажировавшаяся в Московском университете, служившая во французском посольстве, дружившая с рок-музыкантами и художниками — Сергеем Бугаевым «Африкой», Борисом Гребенщиковым, Георгием Острецовым, «митьками»... Кто-то пришел к русской теме через дилерство, как англичанин Джеймс Баттервик.
Трудно переоценить значение подобных собраний. Один пример: выставка «Красный горизонт» из 300 работ русских художников, устроенная в столице американского штата Огайо Колумбусе осенью 2017 года к столетию Октябрьской революции на основе коллекции местного, впрочем известного на весь мир собирателя Нила К.Ректора, произвела впечатление разорвавшейся бомбы.
Самую же крупную, универсальную по охвату коллекцию из многих тысяч работ удалось собрать американцу Нортону Доджу — после его смерти она стала достоянием и гордостью Ратгерского университета (Нью-Джерси), одного из старейших вузов Америки. Но сейчас такие большие коллекции уже не появляются. Джо объясняет спад мировым финансовым кризисом 2008 года и обострением отношений России с Западом после крымских событий 2014 года. Однако, надеется она, это не упадок, а лишь дно, оттолкнувшись от которого, русское искусство начнет подъем к новым вершинам. Например, 2019 год для русского рынка оказался — на аукционах, в галереях — результативнее 2018-го на 17 процентов.
Другое дело, что сам этот рынок внутренне крайне «перекошен». Есть три-четыре раскрученных имени — прежде всего Илья Кабаков, а также, с большим отставанием, Эрик Булатов, дуэт Александра Комара и Виталия Меламида... Но множество достойнейших художников в мире вовсе неизвестны — например, Владимир Вейсберг, Лидия Мастеркова, Иван Чуйков, Олег Васильев, Борис Орлов... И в целом современное русское искусство, считает Джо, сильно недооценено. Как, кстати, и древнерусская икона — вот парадокс, ведь это то, с чего начался на Западе интерес к художественным традициям нашей страны. Викери уверена, что несправедливая конъюнктура будет вскоре, в том числе при содействии ее журнала, исправлена.
Интригующая и острая тема — подделки, само появление которых, с одной стороны, имеет криминальный оттенок, с другой — говорит о востребованности подделываемого. Нетрудно догадаться, кого фальсифицируют в первую очередь. Например, Эмилия Кабакова, соавтор и бизнес-партнер своего мужа Ильи Кабакова, рассказывала, что однажды увидела вещь якобы авторства супруга, однако ничего подобного он не писал. Тому, кто представил работу, она посоветовала выбросить ее на помойку. Но человек поступил по-другому — отнес предмет туда, где взял. Там отреагировали весело и нагло: если хотите, выкидывайте — мы еще напишем... К сожалению, замечает Джо, международное законодательство пока не обладает достаточными инструментами, чтобы во всех подобных случаях можно было отделить именно фальсификацию, т.е. род мошенничества, от, допустим, случайной ошибки дистрибуции.
Одна из привлекательных черт издания: касаясь российских событий, оно выходит за рамки московско-петербургской среды и добирается до региональных инициатив. Например, мне, трудовцу, было приятно прочесть о краснодарском проекте «Типография», соединяющем в себе арт-центр, авангардный театр и прочие подразделения, а в группе инициаторов увидеть имя Елены Ищенко — известной арт-журналистки, 5 лет проработавшей обозревателем газеты «Труд». Не обошел Russian Art Focus вниманием и другой кураторский проект Елены — международную резиденцию художников «Однушка», благодаря которой украсилась современными арт-объектами подмосковная новостройка Ново-Молоково (кстати, это девелоперская инициатива известного строителя и мецената Дмитрия Аксенова, одного из учредителей, наряду с не менее известной собирательницей искусства Инной Баженовой, и самого журнала Russian Art Focus).
Подобные «прорастания» современного искусства в городскую ткань провинции, а порой даже сел (фестивали «Арт-овраг» в Выксе Нижегородской области, «Архстояние» в Никола-Ленивце Калужской области) способны преобразить их жизнь, придать ей новый культурный, а в конечном счете экономический импульс. Явление это в мире хорошо известно — именно так, напоминает Джо Викери, филиал Музея современного искусства Соломона Гуггенхейма стал центром, сделавшим скромный в прошлом североиспанский город Бильбао одной из притягательных точек на карте европейского туризма.
Кстати, у самой Джо одним из первых впечатлений от нашей страны стал далекий Красноярск, где она, студентка-русистка Даремского (Северо-Восточная Англия) университета, проходила в начале 1990-х стажировку. От той полугодовой поездки остались самые теплые воспоминания, хотя она и пришлась на зиму. Джо вообще любит языки, отлично говорит на французском, немецком, итальянском, испанском (что, согласитесь, особенно важно, когда у тебя муж-испанец). Но русский ей всегда казался в особой степени привлекательным: такие необычные буквы и такая музыкальная речь! А вместе с языком пришел интерес к русской культуре.
.jpg)
Викери мечтает снова побывать в городе на Енисее, где действует одна из самых ярких художественных школ России, а рядом ведь еще и самобытнейшая в культурном отношении Якутия... 20-летняя работа в Sotheby’s — интенсивная, давшая громадный опыт — к сожалению, не позволяла отклоняться от колеи, заданной проектами компании. Сейчас у Джо появилось больше возможностей заняться интересными именно ей темами в искусстве России, других постсоветских стран. Например, очень хочется вернуться в Узбекистан, где когда-то был случай кратко познакомиться с художественной жизнью Ташкента, но ведь в республике есть и другие города с мощным «культурным слоем» — Самарканд, Бухара, Хива... Есть музей русского и узбекского авангарда в столице Республики Каракалпакстан Нукусе, о котором много слышано, но надо увидеть это своими глазами.
И все же — как забыть, что на протяжении 20 лет Джо была одной из топ-персон мирового аукционного движения. Пользуюсь случаем, чтобы узнать мнение искушенного эксперта о состоянии этого дела в России.
— Ваш рынок более нацелен на внутренний оборот, — отвечает Викери. — В будущем он мог бы сравняться, допустим, с парижским, но для этого многое должно измениться в законодательстве, в самих бизнес-привычках продавцов и покупателей.
А как насчет этического момента — к примеру, выставления на торги наград и военного билета знаменитого актера-фронтовика Михаила Пуговкина одним из наших известных аукционных домов? Было бы такое возможно в Sotheby’s?
— Не зная всех обстоятельств, я не взяла бы на себя ответственность судить о такой продаже. Мне встречались разные семьи — и те, что ни за какую цену не хотели расставаться с наследством, и те, где продажа была продиктована насущной необходимостью. В принципе то, что ты расстаешься с медалью дедушки, не отменяет достижений, за которые он ее получил. Сама я, бывало, отговаривала людей от продажи, если видела, что сентиментальное значение вещи превышает ее экономический потенциал. Убеждала: держите это у себя, оно дорого прежде всего вам самим, а вырученная тысяча долларов испарится мгновенно... Но бывает, наследие стоит миллионы — и тогда я не вправе советовать отказаться от очень серьезной экономической сделки.
Сколько таких случаев самого разного рода было в практике Джо! Когда-нибудь она, возможно, напишет о них — потянет на хорошую книжку. Ну как забыть, например, историю, которой она однажды поделилась со мной — как на юге Франции в старом разваленном деревенском доме нашла целую коллекцию картин Юрия Анненкова, почти полвека лежавшую в коробках, а в спальне, куда капал дождь, висел портрет Анны Ахматовой 1921 года... Джо обещает и впредь делиться с «Трудом» подобными открытиями.
Сейчас же ее волнует ближайший проект журнала — премия Russian Art Prize авторам, пишущим о русском искусстве по-английски. Журналистам стоит присмотреться...