Оспорить эти положения отыщется тьма искусников, но даже если и принять все выработанное прежде без возражений, то никуда не уйти от вопроса: а не устарели ли такие идеи? Действительно, где нынче Святая Русь? О каком "Третьем Риме" можно теперь всерьез говорить? Не оскудевает ли православная вера? Не забыт ли прочно сам принцип самодержавной власти? Не деградирует ли народ наш, не спивается ли, не утрачивает ли веру предков, не выветрилась ли его историческая память, не вырождается ли великий и могучий русский язык, не умирает ли культура, отравляемая вульгарной попсой?..
Но что же те, кто пытается отыскать эту самую идею? Если не принимать во внимание неизбежные выплески национального чванства, то почти все высказывания по поводу русской идеи можно свести к отысканию наилучшего и справедливейшего способа устроиться в земной жизни. Да, нужно искать эффективные экономические пути, укреплять государство, бороться за физическое здоровье народа, равно как и за душевное, очищать культуру от наносной грязи и т.д. Но ведь это все же не основное. Это необходимые средства, а не цель. Вот наша беда: осмысляя национальное бытие, мы средства принимаем за цель. И оказываемся в бессмысленном круговороте вопросов, на которые нет окончательного ответа. Поразмыслим. Вот говорят некоторые: наша национальная идея - укрепление государства. Можно спросить: а зачем? Ответят: чтобы обезопасить существование народа. А зачем существовать народу? Предлагаемая национальная идея отвечает: чтобы укреплять государство. А для чего государство?..
Мы все время озабочены тем, как бы нам в этом времени устроиться поудобнее. Мы забываем о вечности, которая только и должна дать нам верную точку воззрения на наше бытие. Сказано же и повторяется многажды: "Ищите прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф.6,33). Мы же об этом всем печемся, его ищем.
То же и в размышлениях о национальной идее. Однако уже не раз обращалось внимание на важную мысль Вл. Соловьева: "... Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности". Вот из чего требуется исходить.
Повторим известное. Грехопадение, отпадение человека от Творца - привело и ко всеобщему дроблению мироздания, природы человека, его состава, его сознания, привело к разъединению всей твари. В этот период необходимо было с самого начала, дабы предотвратить всеобщую гибель, сохранять хотя бы в бытии одного народа идею Единого Бога, вне которой не могло быть осуществлено явление в мир Сына Божия, Спасителя. Для хранения этой истины был избран еврейский народ. В том заключалась его великая национальная идея на дохристианском этапе мировой истории. Постоянно ли верны были евреи этой идее своей? Нет. Как и всякий человек, народ может быть соблазняем временными или ложными целями, неверно понимая и самое избранность свою. Вся ветхозаветная история полна упоминаний об отклонениях мессианского народа от прямого пути (ну, например, служение золотому тельцу), полна рассказов, как Промыслитель через народных вождей, пророков направлял избранных своих на пути к истинной цели. С приходом в мир Христа Спасителя эта избранность исчерпала себя...
В христианскую эпоху важнейшей необходимостью для человечества стало сохранение и всеобщее утверждение полноты Христовой Истины. Уже не отдельный этнос, но народ Божий, Церковь, в которой едины перед ликом Божиим и бывший язычник (еллин) и бывший иудей, - вот кто был теперь призван служить этой идее. Однако в ходе истории от такого единства отделилась часть соблазненного церковного народа, и ответственность за Истину сосредоточилась в Восточной Церкви. Около четырех веков эту ношу несла на себе Византия, но и она пала, ослабевшая изнутри и сокрушенная внешними враждебными силами.
И вот тогда обнаружилось, что основную тяжесть ответственности за судьбы Православия, то есть за хранение полноты Истины Христовой, должна взять на себя та земля, которая недаром получила название "Святая Русь". Еще раз скажем, что это название обозначает вовсе не всеобщую святость русских людей, но сознавание ими идеала святости как высшей ценности, которой призван служить человек и весь народ. (Давно замечено, что это уникальное явление в мировой истории, ибо никому в голову не пришла идея ни святой Франции, ни, допустим, святого Китая, ни уж тем более святой Америки - а Святая Русь была.) Нация ощутила себя избранной и избранность эту свою поняла не как залог будущего мирового господства или наиболее выгодного места возле сладкого пирога, но - повторим и повторим - как еле подъемную тяжесть сугубой ответственности за дело Христово. Национальная предназначенность к тому вскоре отпечатлелась в идее Москвы - Третьего Рима. Эта идея не есть продукт национального чванства, как трактуют лукавые противники Православия, но отражение трагического сознавания, что конечные судьбы мира скрестились с судьбою Руси, и не на кого будет переложить ответственность, ибо "четвертому Риму - не быть".
Именно в сопряжении с этой идеей можно осмыслить то место из апостольского Послания, которое так привлекает ныне многие умы: "Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением погибающих за то, то они не приняли любви истины для своего спасения" (2 Фес.2,7-10).
В этих словах - квинтэссенция христианской исторической концепции. Две силы определяют мировое развитие - Истина Божия и апостасия, богоотступничество. Действие апостасийных беззаконных сил слишком явно ощущается ныне. Удерживающий - несомненно Православие, полнота Христовой Истины и та сила, что связана с хранением этого животворящего начала истории человечества. Такою силою в разные эпохи мог быть император Византии или русский Государь (не просто как конкретная личность, но как персонификация удерживающего), ныне это Русская церковь, составляющий ее народ Божий.
Осмысляя историческую предназначенность русского народа, Достоевский выразил это идеально емко и точно:
"Не в Православии ли одном сохранился Божественный лик Христа во всей чистоте? И может быть, главнейшее предызбранное назначение народа русского в судьбах всего человечества и состоит лишь в том, чтоб сохранить у себя этот Божественный образ Христа во всей чистоте, а когда придет время, явить этот образ миру, потерявшему пути свои!"
Вот национальная идея народа русского.
Все остальное - историческая суета, на путях которой мы не преуспеем, будем блуждать, пасомые тайной беззакония, слепо служа ее вожделениям. Да это уже и не абстрактное гадание, а отчасти живая практика последних лет.
Но дело ведь не в том, чтобы просто говорить. Достоевский точно указал: нужно явить образ Христа миру. А что мы можем явить?
Сознают ли русские люди в полноте свою национальную идею?
Часть западнически настроенных русских интеллигентов осмысляет национальную идею как необходимость скорейшего растворения в процессе глобализации, присоединения к общечеловеческим ценностям, то есть к полному обезличиванию нации, хотя большинство из них до этого крайнего, но неизбежного логического вывода не дерзает дойти. Разумеется, ни о каком Православии они и слышать не хотят, являя несомненную аллергию на само это слово. Поэтому нет никакой загадки, например, в том, что они с полным безразличием смотрят на все действия по развращению нации, но с несомненным единодушием восстают против изучения в русской школе основ православной культуры.
Для большинства нашей западнической интеллигенции "мессианской нацией" давно стала американская, якобы созидающая на земле общество демократического благоденствия. Слепоте этих людей можно лишь подивиться, но они неизлечимы. В основном именно из их среды извергается в общество оголтелая русофобия, в подоплеке которой таится чаще все то же неприятие Православия.
А что же наши патриоты? Сознают ли они истинно русскую национальную идею?
Немалая доля среди них - неоязычники, поклоняющиеся неким своим невнятным якобы славянским богам и видящие в христианстве навязанную "жидовскую" веру. Из общения с ними можно вынести впечатление об их полной невменяемости. Обсуждать в этой среде идею верности Православию - бессмысленно.
Подавляющее большинство русских патриотов - неколебимые державники, видящие в существовании мощного русского государства важнейший смысл бытия народа. Они не прочь порассуждать и о Православии, но совершенно не постигают его сути. Когда, например, одного из них спросили, как следует относиться к Русской церкви, он ответил прямо: поддерживать ее в той мере, в какой она способствует укреплению государства. То есть: бытие Церкви Христовой имеет целью не Царство Божие, а царство кесаря. Все оказалось вывернутым наизнанку, поставленным с ног на голову.
Так же опасны и те, кто как будто и следует православному миропониманию, но в гордыне своей под Православием мнят нечто, к вере подлинной мало причастное. От этого "самочинного Православия" идут все обновленческие соблазны, истерические и кликушеские выплески - при всем их различии и даже внешнем противостоянии они одноприродны. Именно там рождаются поползновения приспособить к ленивой природе человеческой литургическую жизнь, заменить церковнославянский на русский и т.п., но там же раздаются призывы канонизировать Распутина или Ивана Грозного, сочиняются акафисты рок-идолу Талькову, усматривается мистическая, отменяющая всякую надежду на спасение природа ИНН, не приемлются новые паспорта, отвергается перепись населения и т.д. Церкви усиленно навязывается раскол...
После всего сказанного - важнейший вопрос: сохранились ли в России те силы, которые способны сохранять Истину и явить миру образ Христов? Повторим: это судьбоносный вопрос для всего человечества.
Конечно, сама Церковь, связывающая мир земной с миром горним посредством благодати, являющей себя в таинствах, будет исполнять предназначенное ей до скончания времен, но сознание церковного народа может и ослабляться и умаляться. "Но Сын Человеческий пришед найдет ли веру на земле?" (Лк.18,8). Мы, чада церковные, увлекаясь золочением куполов, не забываем ли подчас: главное социальное предназначение Церкви - свидетельствовать, что Зверь не всевластен и в земном мире.
Так это нужно человеку - знать, что есть среди всеобщего одичания хотя бы небольшой уголок, где нет корысти и злобы, где тебя встретят добротою, будут строги к твоим грехам, но и милосердны. Где не обругают, если сделал в храме что-то не так, потому что ты это сделал не по злому умыслу, а по незнанию, и поэтому мягко подскажут, как надо. Где не казенно и сухо отнесутся к твоей беде, где поступятся своим удобством, когда тебе потребуется помощь. Пусть там не будет блеска золота, а священник выйдет в потертой рясе, потому что там тоже небогаты, но зато там можно найти сокровище небесное, укрепляющее среди всех наших земных скорбей и испытаний.
И если это угаснет, тайна беззакония, то есть апостасия крайняя, войдет в свои права. Да, беззаконные будут уничтожены дыханием уст Христовых, так что они, творя свои дела, лишь приближают собственную погибель (и не понимают того, ибо веры не имеют),но ведь и зло их стараниями умножается. Умножается богоотступничество. Не состоит ли русская национальная идея именно в том, чтобы противостоять с Божией помощью такому губительному умножению? Когда же такая идея окажется поверженной, это будет означать: мир вступил в состояние агонии...
Нужно следовать воле Промысла, а не ставить собственную волю превыше всего. Вот и вся национальная идея. Так ведь просто.