Вопрос «Труда»: Так мы на пороге войны или мира?

Насколько реальна угроза перерастания специальной военной операции на Украине в глобальный ядерный конфликт?

В канун Дня Победы нависающая тень большой войны заслоняет солнце. Как получилось, что страны и народы, в одном строю победившие в 1945-м фашизм, сегодня смотрят друг на друга в прицелы? Насколько реальна угроза перерастания специальной военной операции на Украине в глобальный ядерный конфликт? И будет ли новая реальность безопаснее той, в которой мы жили до 24 февраля? Вопросы, которые волнуют сегодня детей и внуков победителей.

Алексей Макаркин, замдиректора Центра политических технологий

— Когда и чем завершится так называемая спецоперация, вам сейчас никто не скажет. Очевидно одно: мир не станет безопаснее того, каким он был до 24 февраля. Это не просто похолодание, ухудшение международных отношений, это утрата правил игры. Даже в разгар холодной войны они существовали. Именно неформальные, «джентльменские» договоренности смогли предотвратить перерастание Карибского кризиса в ядерный конфликт. А сейчас новая реальность заключается в том, что Запад консолидирован как никогда. В 1966 году де Голль вывел Францию из НАТО. Сейчас в альянс собрались вступать Финляндия и Швеция. А Япония? Конструкция российско-японских отношений, зародившаяся при Хрущеве, обрушилась. Ничего надежного на ее месте не возникло. Вот и думайте.

Георгий Бовт, публицист

— Какой мир наступит после завершения горячей фазы спецоперации, гадать рано, ее финал пока не просматривается. Теоретически Россия может получить контроль над рядом восточноукраинских земель, но означает ли это долгосрочный мир? И примет ли Киев потерю части территорий? Что касается прямого военного конфликта России и Запада, то, надеюсь, до этого дело не дойдет. Хотя многого из того, что сегодня происходит, мы три месяца назад и в страшном сне себе представить не могли.

Павел Салин, политолог

— Мы, вероятно, в середине всего процесса, но точно не в конце. Если противостояние продолжится конвенциональными средствами — это один мир. Если ставки поднимут, мир мы получим совсем другой. До прямого военного столкновения с Западом пока не дошло. Происходящее сегодня грамотно назвать следствием давнего конфликта Кремля с Западом, а Украина здесь — лишь точка открытой конфронтации.

Борис Кагарлицкий, профессор Московской высшей школы социальных и экономических наук

— Россия времен Николая I вошла в войну с Турцией, которая казалась слабым противником. Однако Россия получила коллективный и серьезный отпор. Закончилось все поражением и давно назревшими реформами Александра II. Сейчас на стороне Украины США и так называемый коллективный Запад. ВВП США составляет более 20%, России — около 2%. Острая фаза конфликта на Украине — только одна из составляющих перемен, в которые вступает мир. В каком-то смысле положение можно сравнить с ситуацией начала ХХ века.

Владимир Жарихин, замдиректора Института стран СНГ

— Для жителей Донбасса новая действительность станет безопаснее, чем та, в которой они жили до 24 февраля. А для граждан остальной Украины и даже для жителей ближайших к ней российских областей обстановка окажется куда тревожнее. Упадет и качество жизни россиян, украинцев, жителей стран Евросоюза. Военная операция, на мой взгляд, уже переросла в конфликт с Западом. Главное, чтобы у политиков хватило разума не применять ядерное оружие. Выросло поколение, которое привыкло к миру, где ядерные испытания под запретом. Такие люди есть во всех странах, и они могут не до конца понимать, насколько опасное оружие у них в руках. Но что дальше? Сначала коронавирус, а затем конфликт в Восточной Европе высвободят накопившееся внутреннее напряжение народов. Это может стать основой для новой разрядки. Вопрос в том, кто ее поведет — действующие политики или новое поколение деятелей. Больше надежд на второй вариант.