Космодром Восточный: гонка с финишем в апреле?
На этой неделе вице-премьер Дмитрий Рогозин в очередной (уже в 46-й!) раз приехал на космодром Восточный, чтобы лично «сверить часы» со строителями, пытающимися сейчас в авральном режиме нагнать упущенное и обеспечить первый запуск с космодрома к красной дате — 55-й годовщине гагаринского полета в апреле 2016-го. Успеют ли? И почему вдруг возникла такая спешка? Эти вопросы «Труд» обсудил с одним из организаторов отечественной ракетно-космической промышленности, экс-министром, Героем Социалистического Труда Борисом БАЛЬМОНТОМ.
Авралы. Задержки проектной документации, тормозившие работу в течение нескольких лет. Сложные кадровые проблемы. Выявленные многомиллиардные хищения. Аресты и громкие скандалы: Что вообще происходит на самой масштабной в нашей стране космической стройке?
— Все это свидетельства непрофессионализма, неумелой организации работы, а также принципиальных просчетов в планировании, — жестко ставит диагноз Бальмонт.
Искренне переживающий за дело, которому посвятил большую часть жизни, Борис Владимирович анализирует причины провалов и пробуксовок в этой сфере, чтобы предостеречь от новых ошибок, которые могут дорого обойтись стране.
— Легко прогнозируемые трудности начались на Восточном с первых шагов, — продолжает Бальмонт. — Удивительно: столь масштабный проект, чрезвычайно важный для России, был подготовлен просто на двойку, в поразительной спешке. Тогдашние руководители отрасли решили начать работы, не имея ни полного комплекта проектной документации, ни четких графиков работы. Почему надо было устраивать такую гонку? Понятно, когда строили Байконур, торопились, чтобы опередить американцев с запуском первого спутника, речь шла о престиже страны. Но на Восточном первый пилотируемый запуск состоится в лучшем случае году в 2023-м. Ничто не мешало тщательно проработать документацию, составить, как полагается, единый проект организации строительных работ, детальные графики (сетевые, по каждому объекту), определить надежных поставщиков, позаботиться о полной комплектации штата, наборе рабочих и специалистов. Поверьте, ничего этого не было! Бросились, словно в омут...
С Бальмонтом не поспоришь. В начале 2012-го были построены бытовки, заехали строители, а проектную документацию пришлось ждать не один месяц. Да и потом она выдавалась по частям, по мере готовности. Осложняли работу и многочисленные изменения, которые вносились в проекты (сотрудники «Спецстроя» насчитали таких переделок более трех тысяч). Это же бесконечная лихорадка! «С самого начала строительства, — признает в одном из интервью экс-руководитель Роскосмоса Олег Остапенко, — работы велись хаотично, бессистемно».
По мнению ряда авторитетных экспертов, ошибочным было и решение о едином поставщике услуг (единый проектировщик и единый подрядчик). Своими руками
ликвидировали конкуренцию. И убедились: нет конкуренции — нет результата.
Так, к удивлению многих специалистов, за бортом осталась отечественная компания «Мир», которая спроектировала, изготовила и смонтировала на французском космодроме Куру в Южной Америке сложнейшую 52-метровую подвижную башню обслуживания, предназначенную для наших стартующих за океаном ракет «Союз-СТ». Эта 800-тонная махина перемещается по рельсам на расстояние 80 метров от штатной стоянки к стартовой позиции и обратно. Ажурная конструкция в Куру легче и дешевле зарубежных аналогов (что стало в Европе сенсацией), при этом на 100% соответствует жесточайшим директивам Евросоюза о безопасности машин, зданий и сооружений.
«Мир», между прочим, имеет на своем счету и построенные в разных государствах 350 башен связи и ТВ высотой до 130 метров. Почему же такой ценный опыт не пригодился на космодроме Восточный, где впервые в нашей стране создавалась та же вертикальная передвижная башня обслуживания, какую наши смонтировали в Южной Америке? «Мы участвовали в тендере, но условия конкурса предусматривали проектирование всего комплекса, а не по агрегатам, — пояснил мне главный конструктор мобильной башни в Куру, завкафедрой прочности конструкций МАИ Владимир Гнездилов. — А почему отказались использовать на Восточном мобильную башню, аналогичную спроектированной и изготовленной нами для Гвианского космического центра, мне вообще непонятно. Эта конструкция обошлась бы бюджету России менее чем в 1 млрд рублей. Причем она могла быть изготовлена и смонтирована в течение всего-то 15-18 месяцев. Надеюсь, контрольные органы при очередной проверке посчитают, насколько дороже обошлась государству башня на Восточном».
Подсчитали — прослезились... Как это по-нашему! Но проблема-то рукотворная. На строительстве Восточного задействовано множество субподрядчиков, поставщиков. Но ряд компаний управляются из далеких офшоров, другие не имеют даже собственных зданий, станков: Стоит ли удивляться, что, по предварительным данным правоохранительных органов, более 5 млрд рублей на космической стройке попросту расхищено?
— Такое впечатление, будто все делается с чистого листа и не наша страна построила космодромы Байконур и Плесецк, мощные, уникальные ракетно-космические центры, — удивляется Бальмонт. — Напомню: на заключительном этапе реализации проекта «Энергия — Буран» на Байконуре работало 35 тысяч человек под руководством генерал-лейтенанта Алексея Алексеевича Макарычева. А в марте нынешнего года на Восточном непосредственно на объектах строительства было задействовано менее 3,5 тысячи рабочих: Если говорить о проектировщиках, то сегодня привлечены, казалось бы, хорошо зарекомендовавшие себя в советские времена организации. Например, ОАО «Ипромашпром» и 31-й Государственный проектный институт специального строительства (космодромы Капустин Яр, Плесецк, Байконур). Так что же произошло? Почему сегодня сбои, неразбериха, скандалы сопровождают сооружение космодрома? Говорят, одна из причин — утечка из отрасли квалифицированных специалистов, светлых голов в разрушительные 90-е. Да, это так. Но все же главная беда — в спешке, в отсутствии тщательной проработки проекта. То неимоверно затягивали первый этап, то устроили аврал...
Напоминаю моему собеседнику, что сроки-то установлены указом президента. Причем проектировщики были объективно поставлены в трудное положение: сначала речь шла о проектировании комплекса для другой ракеты, которая называлась «Русь». Но потом от нее отказались, и надо было делать другой старт.
— Вот и надо было прийти в Кремль и честно признать: не получается, не успеваем, в интересах дела необходимо внести коррективы, — заводится обычно невозмутимый Бальмонт. — Так нет же, боятся слово поперек сказать: вдруг не понравятся возражения. А я вот вспоминаю, как директор головного отраслевого института ЦНИИмаш, авторитет в ракетно-космической сфере Юрий Мозжорин жестко перечил даже руководителям ЦК КПСС, если был уверен в своей правоте. Для него главными были интересы дела. Сейчас, увы, другой подход. Скажем, нынешней осенью на Восточном даже неспециалисту было ясно: к запуску ракеты в декабре 2015-го космодром не готов, многие важные объекты будут введены лишь в 2016-м. Нужно переносить запуск. Но нет, все-таки вели речь о возможности запуска беспилотного «Союза-2» в конце нынешнего года. Хорошо, что президент, вникнув в ситуацию, сам отложил запуск: «Если сделаете это ко Дню космонавтики 2016-го, то хорошо. Если нет, то штурмовщина не нужна. Сроки можно будет еще перенести». «К середине апреля сделаем», — тут же отрапортовал вице-премьер Дмитрий Рогозин.
А что за спешка? Почему именно к апрелю? Где расчеты, анализ и выводы компетентных специалистов? Путин ведь не настаивал на 12 апреля. Правда, на нынешней неделе Рогозин уже не был столь категоричен: «Мы ориентируемся, конечно, на середину весны, но окончательное решение за государственной комиссией». И все-таки упорно вице-премьер ориентируется на середину весны, хотя решения специалистов еще нет.
Бальмонт недоумевает: как можно сознательно идти на серьезный риск при запуске ракеты? Неудача даже при беспилотном старте будет иметь тяжелые последствия. Надо бы усвоить уроки из собственной истории. В СССР неоправданный риск, стремление угодить руководству страны и сделать подарок к красной дате дважды приводили к трагедиям космического масштаба.
24 октября 1960 года, когда на Байконуре готовили к первому испытательному запуску межконтинентальную баллистическую ракету Р-16, были обнаружены дефекты. Некоторые конструкторы предлагали отложить старт. Но решили запускать ракету к приближающейся годовщине Октябрьской революции. Дефекты исправляли прямо на старте, отступили от утвержденных предстартовых правил: Страшный взрыв топлива в баках унес 126 жизней, в том числе и ракетного главкома маршала Неделина. А 23 апреля 1967 года с Байконура запустили новый корабль «Союз» с космонавтом Владимиром Комаровым. Корабль был «сырой», надо было бы провести еще пару непилотируемых запусков. Но опять-таки спешили, хотели новой космической победой отметить Первомай в год 50-летия революции. Космонавт погиб при приземлении — не вышел посадочный парашют...
— Печальный, трагический опыт учит: спешка абсолютно недопустима в космонавтике, — заключает Борис Бальмонт. — Сегодня у штурвала космичеcкой отрасли новые люди. И я хотел бы им сказать: не торопитесь — риск чрезвычайно велик. В этой сфере неприемлем горлопанный стиль управления: вот вам дата - кровь из носа, а сделать надо. Это создает нервозную атмосферу, а прока никакого. Я, между прочим, даже в советские времена выступал против трехсменки на наших предприятиях, хотя меня в этом мало поддерживали. Но сегодня все эти «давай-давай» от небольшого ума и компетентности...