Известный джазмен рассказал корреспонденту «Труда» о программе «Клуб «Шаболовка, 37»
С музыкой на нашем ТВ напряженно — если иметь в виду не попсу, не то, чем обычно заполняются дворцы спорта, а музыку, ради которой любители и знатоки ходят в консерваторию. Или, допустим, в джазовый клуб. Кстати, я из числа последних, поклонник джаза. И вот на днях, по привычке щелкая пультом и ни на что особенное не рассчитывая, увидел вдруг на канале «Культура» засветившуюся надпись: «Клуб «Шаболовка, 37». И... оторваться от экрана было невозможно. В программе звучал высококлассный джаз, музыканты непринужденно общались, шутили. Ведущий, известный джазмен Вадим Эйленкриг, не только расспрашивал гостей, но и сам брал в руки трубу и играл вместе с ними. Как такое чудо оказалось возможно на нашем ТВ?
— «Клуб «Шаболовка, 37» — это ваша, Вадим, придумка, или «Культура» позвала на уже готовый проект?
— Можно сказать, мы шли навстречу друг другу. У меня давно созрела идея такой программы, а у канала, в свою очередь, сформировался на нее запрос. Устроили вместе мозговой штурм — и его результат вы видите на экране. Замечу, что, в отличие от большинства музыкальных программ нашего ТВ, это не чужая франшиза, а оригинальная отечественная идея.
— Моменты, когда вы перед камерой берете трубу и играете, обозначены в сценарии?
— Как правило, это импровизация. Если все запланировано, рассчитано заранее, какой же это джаз?
— У вас собственный, оригинальный стиль ведения программы. Как он сложился? Или у кого-то подсмотрели?
— Специально не учился ни у кого, но наблюдал за многими. И, конечно, напомню, что мой папа Симон Эйленкриг был одним из знаменитых конферансье «Москонцерта». Я с малолетства ходил на его концерты, так что в каком-то смысле отец и есть мой главный учитель. Надеюсь, я не компрометирую семейную марку: в этом году телеканал «Культура» выдвинул нашу программу и меня как ведущего на соискание ТЭФИ. Соревнования, правда, я в своей номинации не выиграл, но главное ведь не победа, а участие, не так ли?
— Ну да, этот олимпийский лозунг для нас сегодня как никогда актуален. К тому же наверняка благодаря программе в телеэфире вас стали чаще приглашать на корпоративы?
— В этом недостатка не было и нет. Кстати, я не разделяю скептического отношения некоторых моих коллег к такому виду работы. Играть для подгулявшей шпаны, поверьте, ни разу не приходилось. Джазменов зовут туда, где публика интеллигентная. Но все-таки главная часть моих выступлений — в больших залах и клубах.
— В каждом выпуске программы к вам в гости приходят несколько исполнителей и коллективов. Вы сами их выбираете?
— Бывает и так. Но вообще-то у нас превосходные музыкальные редакторы, Андрей Бяхин и Галина Урманова. Они музыку не только слышат — чувствуют! А вообще-то к участникам программы особые требования. Не всякий виртуоз способен быть ярким собеседником, а здесь и это важно.
— Кто из гостей особенно вас удивил?
— Талантливы все, но мне хочется выделить имя пианиста Бориса Березовского. Он известен как виртуоз-классик — изумительно исполняет романтиков, импрессионистов. Но оказалось, что он еще и смелый экспериментатор! Блестяще играл у нас джаз, импровизировал, смешивал его с классикой. И рассказывал о музыке очень интересно.
— Как думаете, почему у нас качественную музыку можно найти только в резервации под названием «канал «Культура»?
— Наверное, потому что количество людей, которые хотят слушать хорошую, глубокую музыку, как и читать настоящую литературу, во все эпохи не так уж велико. Они в численном меньшинстве. Не думаю, что наше время в этом отношении какое-то особенно неблагополучное. Массовая культура и культура подлинная, глубокая всегда отстояли достаточно далеко друг от друга. Наша задача — предлагать зрителю жанры, которые едва ли ему встретятся в обыденной жизни. А дальше... Мастерство настоящего музыканта и артиста обладает гипнотической и не сиюминутной силой, оно способно захватить зрителя надолго, порой и навсегда.
— Ничем, говорите, наше время не отличается? Но я не могу себе представить, чтобы лет 40 назад многотысячную публику собирала певица, свое главное «артистическое» образование получившая в программе «Дом-2»...
— Ну 40 лет назад и саму программу «Дом-2» нельзя было себе представить в эфире. Надо учитывать вот что: мы живем в эпоху интернета, когда каждый может выложить в общий доступ что угодно, и, если это вдруг нравится публике, исполнитель мгновенно становится популярным. Надолго ли — другой вопрос, но свои «пять минут славы» он получит. В такой демократичности есть и плюс, и большой минус. Потому что не всегда то, что нравится большинству, есть образец высокого вкуса. Но такова новая данность, в которой нам, профессиональным музыкантам, надо учиться жить, конкурировать и доказывать, что мы можем предложить гораздо более качественную музыку. А вообще-то снижение общего уровня — тенденция мировая. Посмотрите, например, кто пришел на смену Уитни Хьюстон или Майклу Джексону — звездам доинтернетной эпохи. Согласитесь, сравнение не в пользу нынешних кумиров.
— А как у нас с творческой молодежью?
— Смею заверить, она в порядке. Я заведую кафедрой джазовой музыки и импровизации в Государственной классической академии имени Маймонида. Среди моих студентов-трубачей много по-настоящему талантливых, эти ребята пашут с утра до ночи. А сколько юных талантов встречаю во время гастролей по России, где обычно даю мастер-классы! Еще я принимаю участие в работе жюри конкурса «Щелкунчик», так там порой такое увидишь и услышишь! Смотришь — перед тобой маленький ребенок, а играет не хуже выпускника консерватории.
— В детстве вы, как многие, учились играть на фортепиано — и вдруг сменили рояль на трубу, а классику на джаз. Как такое вышло?
— У меня было типичное детство будущего классического музыканта. То есть, можно сказать, никакого детства не было. Начиная с четырех лет я по три-четыре часа в день проводил за инструментом, а мои друзья по двору в это время играли в казаков-разбойников или гоняли шайбу. Но я благодарен своим родителям — не будь у меня с ранних лет серьезной базы, я бы не стал профессиональным музыкантом. Вот только, скажу вам по секрету, пианино я до сих пор недолюбливаю. И когда у меня появилась возможность освоить второй инструмент, я сразу же ею воспользовался. Впрочем, ничто из фортепианной науки не пропало, весь накопленный опыт я перенес на трубу. И на джаз переключился примерно тогда же.
— А ведь было еще и такое: вы забросили музыку и занялись бизнесом...
— В 90-е прокормиться музыкой стало практически невозможно. Студенческая стипендия стремилась к нулю, а сидеть на шее у родителей не хотелось. В то время открывались возможности, которых прежде не было. Профессия челнока показалась мне романтичной. Свобода! Покупаешь билет, летишь в Турцию, общаешься, выбираешь товары, торгуешься, привозишь в Москву, продаешь... Весело, азартно. Лет пять я так жил.
— А как вернулись в музыку?
— Я оканчивал Университет культуры, должен был получить диплом, свое будущее связывал с бизнесом. Но как-то дождливым вечером мы ехали с другом на машине. Было довольно поздно, огни фонарей размыты в лобовом стекле: И вдруг в радиоприемнике зазвучал саксофон. Не помню, кто играл, но это было пронзительно до слез. Там было все: страсть, любовь, страдание, полет, обреченность: Тот саксофон меня заворожил. И я представил: даже если разбогатею, лет через двадцать услышу такую музыку — и никогда себе не прощу, что я для нее посторонний. В общем, позвонил родителям и сообщил им, что ухожу из бизнеса и снова некоторое время буду нуждаться в их поддержке...
— Здорово! Хорошая история. А что дальше?
— А дальше музыка. В прошлом году по предложению филармонии мы впервые провели фестиваль биг-бендов. Захотелось показать современное звучание джазового оркестра. Ведь оно совсем не такое, как во времена Гленна Миллера или Дюка Эллингтона — намного разнообразнее. В программе были такие непохожие коллективы, как биг-бенд Игоря Бутмана — флагман этого жанра в России, Эстонский биг-бенд, группа Николая Моисеенко, мой оркестр... И участники, и публика остались довольны. Сейчас уже совершенно точно известно, что в следующем году фестиваль повторится. Ну а еще дальше загадывать не буду. Пусть жизнь — самый главный джазмен — сымпровизирует, а я подыграю.