.jpg)
В Москве открылась выставка «Наталья Нестерова. Памяти мастера». В этих работах так много сказано и о нас сегодняшних
Художница ушла из жизни в августе в Нью-Йорке, где подолгу жила в последние 30 лет, совмещая работу в заокеанской мастерской с преподаванием в московском ГИТИСе и массой выставок. К счастью, ещё до спекуляций об «отмене русской культуры» живопись Нестеровой увидели на двух континентах, а ее картины пополнили коллекции крупных музеев не только России, но и зарубежья, например немецкого Музея Людвига или Музея Гуггенхайма в США. Сейчас полсотни ее работ выставлены в московском зале РОСИЗО.
Истинная русская интеллигентка, при всей славе Наташа (так она просила себя называть вопреки возрасту) оставалась человеком закрытым и скромным. На попытки выведать тайны ее арт-вселенной отвечала воспоминаниями о родителях-архитекторах и главном своем учителе — дедушке, окончившем Московское училище живописи, ваяния и зодчества еще до революции. Впрочем, однокашник Роберта Фалька художник Николай Нестеров вряд ли мог представить, каким дерзким мастером станет белокурая девочка, какой железный характер таит ее манера держаться в тени. Теперь она, завершив земной путь, перешла из сонма «прижизненных классиков» (профессор РАТИ, лауреат Госпремии РФ и премии «Триумф», академик РАХ) во всеобщую историю искусства. Думать о Нестеровой в таком ключе печально, хотя сомнений в значимости ее фигуры не было еще с начала 1970-х, когда недавняя выпускница Суриковского института заявила о себе. За полвека ее творчество обрело характер столь масштабный и убедительный, что в его оценке едины традиционалисты и сторонники новейших течений.
Вдумчивый интроверт Нестерова сумела отразить различные грани человеческой натуры. В итоге ее картины переросли рамки конкретной страны или эпохи. В мегатему человечности вписан библейский цикл, где мощь образов достигает экспрессии Джотто. Вспоминается и кино — советское, мировое: Феллини, Пазолини, Антониони... Трагическое мироощущение, предчувствие катаклизмов — и карнавал, пиршество, гедонизм, за которыми автор наблюдает с горькой усмешкой, но никогда — с осуждением.
Первая посмертная экспозиция Нестеровой вобрала 50 холстов из фондов РОСИЗО, частных коллекций, а также из семьи автора: немало показано впервые. Сын привез даже кисточки и тюбики краски. С палитрой Наташу разлучила лишь тяжкая болезнь, одолев ее в тот же трагический для российского искусства год, что унес таких мэтров, как скульптор Леонид Баранов и график Олег Кудряшов.
Вероятно, РОСИЗО, быстро устроив выставку, оказался самым оперативным музеем в родном городе знаменитой художницы. Впрочем, знаменитой ли? Если ее имя — словно пароль в кругу профессионалов от коллег до коллекционеров и ученых, это совсем не означает признания среди масс. Современное искусство в современной же России, как правило, не любят и не ценят, надменно от него отворачиваясь — хорошо еще, если со словами «не понимаю». А то нередко звучит и самонадеянное: «И я так могу». Думаю, изучать феномен массового зрителя в России — задача для социологов и психологов. Сама же Нестерова «исследовала» соотечественников художественными методами, как явствует из полотен, неплохо познав особенности национального менталитета. Того самого, благодаря которому москвичи, как правило, равнодушно пробегают мимо дома в арбатском переулке, не подозревая, что здесь находилась мастерская выдающегося художника, да и о нем самом вряд ли догадываясь. В точности как персонажи картин Нестеровой, зачастую безвольные и апатичные, хотя и житейски ловкие, тянущиеся к наслаждениям, но чуждые красоте природы. Конечно, это свойственно не только россиянам: картины мастера складываются в гигантский панорамный портрет современника в целом, в анализ человека глобального. Однако в основе этого философского метода — пристальное внимание к окружающим, вылившееся в интереснейшие живописные метаморфозы. Это театр одного художника, загадочный и глубокий мир со сложной системой шифров. Трагизм и ожидание воли рока здесь уживаются с юмором и карнавалом — всё как в жизни, но и в настоящем искусстве, всегда неоднозначном и охраняющем тайну своего рождения.
Один из «грехов» современных художников — нежелание следовать принципу «как на фото». Наш человек приучен искать в картине реализм, что бы за этим словом ни скрывалось, и шарахаться от метафор, аллегорий, обобщений. Разумеется, не все зрители таковы, но сколь многих приходится убеждать в ценности живописи, далекой от механического копирования реальности. Именно такова манера Нестеровой: вскоре после института она «выпала» из парадигмы соцреализма, требуемой от советского художника, и ступила на путь реализма магического, обогащенного элементами экспрессионизма, сюрреализма и примитивизма, с налетом метафизики, абсурдизма и сатиры.
.jpg)
Неблагодарное это занятие — подбирать стилевые определения для тех из советских художников, которые задолго до гибели СССР стали взламывать официальный канон. Не всегда они сами могли объяснить словесно то, что творят кистью и резцом. Хотя отлично понимали, что подняли бунт. Иногда начальство творческих союзов мирилось с бунтарями — в такой обстановке осенью 1981 года в новом, только что отстроенном Центральном доме художника на Крымском Валу открылась «Выставка 23-х художников». Сегодня почти все они, включая и Нестерову — легенды позднесоветского искусства, а в ту пору герои «левого МОСХа» (МОСХ — Московское отделение Союза художников СССР, некогда могущественного творческого объединения, порождения советской идеологии). Эта группа молодежи не желала прославлять стройки коммунизма, хотя и соглашалась порой выполнять госзаказ. Сюжеты они предпочитали брать из литературы, из простых житейских реалий, из окружающего ландшафта, при этом говоря без пафоса и вне всякой госидеологии о частном человеке, не желающем позировать в комбинезоне космонавта или строителя БАМа, но отстаивавшем свою индивидуальность. Эти люди ходили по пустынной Москве, не похожей на столицу «самого передового государства», тихо пели под гитару что-то из Окуджавы, всем своим видом разрушая идейные стереотипы. И далеко не каждый был ангелом, о чем художники умели сказать. Так рождалось современное искусство, не стремившееся «сделать красиво» или воспеть режим, но ставившее в центре картины мира «маленького» человека со всеми его трудностями и слабостями. Новаторски смелый подход Нестеровой и ее товарищей лучше оценит тот, кто помнит километры беспроблемных полотен с изображением радостных советских трудящихся на ежегодных выставках в Манеже, проходивших вплоть до развала СССР.
Прошло больше сорока лет с того памятного выступления художников, когда зрители, хоть немного причастные к эволюции искусства, выносили с «Выставки 23-х» изумление необычностью высказывания каждого из участников, чудо освобождения, предчувствие перемен. И перемены в самом деле произошли, не только в искусстве. Но — чуть позже, так что лишь немногие смогли связать прежнее художественное потрясение с резко изменившимся политическим ландшафтом. Это вообще нечастое явление, когда зрителям и даже критикам сразу ясно, что таится внутри рамок холста. Поэтому сегодня, видя привычные знатокам персонажи Нестеровой, которые отвернулись друг от друга и от белого света, я пытаюсь отгадать, как удалось ей еще тогда, сорок лет назад, так точно поставить диагноз всей стране с ее проявившейся нынче в полную силу апатией, безволием и разобщением, с равнодушием к дальним и ближним?