Надежда Бабкина: «Я наконец-то стала бабкой»

Надежда на своем юбилейном вечере поразила всех тем, как молодо выглядит и поет

И сама Надежда на своем юбилейном вечере поразила всех тем, как молодо выглядит и поет.

— В вас действительно потрясающая энергия — собрать вместе кубанских казаков, чеченских танцовщиков, бурятский ансамбль, конечно же вашу «Русскую песню»… Это чего-то да стоит.

— Спасибо, но одна я бы такое не потянула. Помогли и министерство культуры, и Юрий Михайлович Лужков, и губернаторы. Ну и просто дружба с теми звездными артистами, которых я пригласила в программу.

— Не знал, что среди ваших друзей, например, Инна Чурикова.

— Очень даже давно стали подругами, на Каннском фестивале. Там к показу советских фильмов был приурочен концерт нашего ансамбля под открытым небом прямо на фестивальной лестнице. Море за спиной шумит, перед глазами пальмы и платаны — здорово! Народу собралось немерено, машины застыли, вся набережная Круазетт встала на полтора часа, пока шла наша программа. Инна Михайловна тоже там была и говорила потом, что почувствовала гордость за свою страну: стоит вся эта шикарная публика и не шелохнется, увлеченная представлением. Вот это классно, вот это уважение к России! И сейчас она ко мне приехала, спела.

— Извините за нескромный вопрос — вы вашим звездным гостям ничего не платили?

— Конечно, я же говорю — это человеческая дружба.Точно так же как когда-то Соня Ротару меня на свой праздник позвала. А теперь я сама ей позвонила. Она говорит: «У тебя юбилей? Знаю, что это такое, на своей шкуре испытала. Обязательно приеду, если только у тебя дата до моего тура в Германии». Я отвечаю: все в порядке, концерт до тура…

— Злые журналистские языки утверждают, будто София Михайловна чуть ли не с 1975 года выступает только под фонограмму.

— Ну не знаю, не верю. У нее шикарный голос. Мы как-никак репетировали вместе, прежде чем что-то для зрителей сделать. У нас с ней, кстати, тембры сливаются просто сказочно. Хотя голоса совсем разные: у нее позиция связок высоконькая, тоненькая, а у меня ниже. Я ей говорю: давай, Сонь, я к тебе пристроюсь, и будет замечательно. Ей понравилось, говорит: «Слушай, у нас так круто получается!.." У меня далеко не со всеми голосами так выходит. С тенорами, как правило, слияние хорошее, с баритонами сложнее. Вот с Тамарой Гвердцители, как ни странно, при всей разнице голосов, тоже звучалихорошо.

— В Интернете писали, будто Иосифу Кобзону на концерте нехорошо стало, давление поднялось, даже скорую вызывали.

— Понятия не имею — все время работала на сцене. По-моему, у нас все было на мази, не слыхала, чтобы кому-то плохо стало. Скорую мы вызывали, да. Потому, что она обязательно должна во время концерта дежурить — мало ли что, да у меня, извините, Таня, невестка, последние дни беременности дохаживала.

— Говорят, все благополучно?

— Через шесть дней родила сына. 4 килограмма, 54 сантиметра! У нас в роду все крупные. Так что Бабкина наконец-то стала бабкой!

— Поздравляю, вы теперь во главе большого семейства. А лидерство, можно сказать, у вас в крови: папа — председатель колхоза, мама учительница, притом из семьи фабрикантов.

— Ну скорее из казаков.

— А пишут, что в ее роду кто-то владел мануфактурой в Москве и домом на Малой Бронной. Но после революции всего этого лишился.

— Да,был у нас такой. Слыхала из разговоров. Но что это за дом, не знаю. Никто не мог мне его показать, даи вряд ли он еще стоит. И зачем мне это сейчас ворошить, кто мне его отдаст… У меня был случай — выступала в Югославии, за кулисами подошли люди и на плохом русском языке говорят: мы Бабкины, точно знаем, что ты наша родня, вот у нас документы на несколько домов в Краснодаре, Екатеринбурге, мы их тебе отдаем… Ну что я могла с этими документами сделать? Приду и скажу — отдавайте мои дома? Смешно.

— А вдруг хозяин дома был бы рад — сама Бабкина претендует у него поселиться. Он мог бы и не отдавать, а выгодно сдать, как своей…

— Ну правильно, а на скандале со мной сделать себе рекламу. На кой-мне это надо? У меня чего, силы для этого есть, время? Я лучше какую-нибудь песню выучу дополнительно. Если это было когда-то в нашем роду — слава Богу, значит, прикасались мы и к этому. Но жить надо здесь и сейчас.

— Вы сказали о казацких корнях.

— Да, отец воспитывал меня в строгих казацких нравах. Но все равно его любовь меня постоянно сопровождала. Не сюсюканьями, а тем, что я развивалась, что-то делала, копошилась, ошибки совершала — а он был рядом. И когда надо было меня защитить, он подымался. Была, например, серьезная ситуация во время учебы в музыкальном училище. Стали меня ругать за то, что неправильно себя веду, не в правильного человека влюбилась. Давай меня в парторганизацию вызывать. Тогда приехал папа, выгнал меня с педагогического совета: «Вон отсюда уходи!» И я слышала только из-за двери, как он не то что кричал, а очень громко, значимо так говорил, отстаивал позицию отца как воспитателя собственной дочери: «Я лучше вас знаю, какая моя дочь, и вы не смеете ее так ранить, публично унижать…» Но меня он, конечно, наказал после этого. Только не так, чтобы все видели и слышали. Посадил в машину, привез домой и сказал: «Будешь сидеть дома три дня, пока не обдумаешь свои поступки. Чтобы впредь меня вот так не вызывалии тебя не полоскали».

— И правда сурово. Это еще на родине, в Астрахани?

— Конечно. А папа с мамой в другом месте-то и не жили. По деревням области мотались да в самой Астрахани. Вообще хочу в который раз поклониться родителям, светлой их памяти за то, как они меня растили. Детство у меня было потрясающее, роскошное. Всего было достаточно — и в загривок я получала, но еще больше было радостей. Были игрушки, были подружки. С девчонками и мальчишками мы играли в казака-разбойника, в прятки, по садам лазили, бегали купаться. Ездили в лагеря. В школьных кружках чего-то творили, нас учили печь какие-то пирожки, мы ими мальчишек угощали, а мальчишки нам выпиливали лобзиком полочки диковинные, и мы вешали их у себя в спаленке. И вот это постоянное делание внутренне растило личность. И хулиганили мы — детвора же. Помню, учительница Мария Михайловна нам говорила: вы негодяи, из вас толк не выйдет, вы будете шпаной уличной, посмотрите, как вы себя ведете… Ау нас был просто фантастический выброс энергии. И из моих друзей один стал главврачом санэпидстанции, другая — заслуженной учительницей, третья — заслуженным воспитателем дошкольников с ограниченными возможностями… Я вот стала народной артисткой. Т. е. из всей моей компании, которую называли шантрапой, получились очень качественные люди. Знающие жизнь, но видевшие и детство. Сегодня у маленьких детей детства нет. Их сразу пихают в специальные школы, в артисты, заставляют заниматься лицемерием, враньем… А мы были настоящие, естественные. Если я пела песни, так не оттого, что мне за это премию какую-нибудь дадут, а просто я это искренне любила. И пела хоть в поле, хоть в школе, хоть дома около печки, хоть в клубе на танцплощадке… И другим это нравилось, мне кричали: давай, Надька, спой чего-нибудь. Надька становилась и кайф ловила оттого что ей это крикнули — «Надя, спой»…. И когда я попала в Москву, у меня не было ни секунды сомнения или трусости: ой я боюсь, ой я тут пропаду. Вот ни секунды! Хотя и никакого плана действий не было, никто мне его не дал- куда ехать, как пристроиться. Вот просто выброс такой. Меня в жизни Бог вел и мое внутреннее убеждение. Когда ты понимаешь, что надо себя реализовывать, начинаешь стремиться туда, где больше народа, где все кипит, суета какая-то. И в этой суете ты находишь себе ложбинку, в нее становишься и двигаешься. Для меня это была Москва.

— Помните ваши первые деньги?

— Которые заработала на сцене? Это в кинотеатре «Родина», как солистка Оркестра кинофикации. А еще были важные для меня деньги — я из Москвы приехала на каникулы домой, и отец сказал: «Зарабатывай себе на обратную дорогу». И отправил меня в поле, на пойму вместе со школьниками собирать помидоры, мы получали по 10 копеек за ящик, норма — 12 ящиков, а что сверх нормы — уже по 20 копеек. Так что к труду я приучена любому.

— А могла ваша жизнь пойти по каком-то другом руслу?

— Ну конечно, я могла бы быть вовсе не народницей. Когда начала учиться в Гнесинском институте, могла вильнутьв любую другую сторону. Тогда было засилье ВИА, а кто-то и джазом увлекался. Я сама под пластинку Эллы Фитцджеральд пела — один в один, не отличишь. Даже не понимая, о чем она поет… Но так случилось, что народная тема меня притянула, удивила, потащила за собой.

— Ни разу не пожалели об избранной специальности?

— Никогда, вот ни на секунду. Я не утверждаю, что моя жизнь легка, что в ней все так шоколадно. В моем творческом центре «Русская песня» много коллективов, огромное количество людей, я должна думать о них, заниматься с певцами, музыкантами, придумывать новые программы. Ноя бесконечно счастлива и все время говорю: Господи, спасибо тебе большое… Потому что народный жанр — он без возраста.

— Еще недавно считалось, что он в основном для бабушек-дедушек, а молодежь им не интересуется.

— Да что вы, у меня в коллективах одна молодежь, им по 19–20 лет. Наоборот, бабушки и дедушки — это сейчас большая экзотика.

— Вот вы одновременно художественный руководитель и директор. Но это же вещи взаимоисключающие — творчество и администрирование.

— Власть должна быть в одних руках, и хозяин должен быть один. Зачем мне чужие люди, с которыми я буду конфликтовать? А помощников у меня предостаточно. Есть главный инженер, есть специалист по электричеству… Я с ними в прекрасных рабочих отношениях и в их профессиональные дела не лезу.

— Вы и член совета по казачеству при президенте.

— Совсем недавно меня туда включили. И уже было одно мое довольно-таки мощное выступление там — о фестивале «Песни России», в центре которого я предлагаю поставить культуру казачества как ярко сложенный и очень сильный островок традиций. При этом окружить этот островок всем этническим разнообразием нашей огромной страны, чтобы он обрел общенациональный масштаб. Тема очень серьезная, глобальная для патриотического воспитания россиян: мужчин — как защитников Отечества, женщин — как хранительниц семейного уклада.

— Вы сама имеете звание казачьего атамана.

— Это давно уж было, вручили мне грамоту полковника казачьих войск.

— Дома вы тоже атаман?

— Да я везде атаман. Хотя если стою у плиты, какой я там атаман? Я сначала женщина. А потом все остальное.

— Разве у вас нет кухарки?

— Есть, ноиногда хочется сделать что-то самой. Например, очень люблю готовить тыкву, запеченную с яблоком. Тыкву в моих родных краях уважают, делают из нее кашу с пшеном, с рисом. А я вот соединяю тыкву с яблоком, добавляю соевого молока, получается очень хорошо, как суп-пюре. Очень вкусно и полезно, тем более в пост.

— Наверняка у такой сильной женщины не очень легко строятся отношения с мужчинами. Долго ли храните обиды?

— Да нет, все быстро заканчивалось на уровне крика, хлопанья дверью — и никаких возвратов. Если так произошло, что ж поделаешь, значит суждено. Но я по жизни не одна,мне хорошо. Меня в этом варианте все устраивает, и самое главное — я могу этому человеку подчиниться. Допустим, надо перестроить дачу — он перестраивает, более того, говорит мне: «Не показывайся там, будет готово — посмотришь, дом получится замечательный…» Ладно, я туда даже носа не кажу. Знаете, само ощущение, что в доме есть мужчина, что видны какие-то его дела, придает спокойствия. И я уже никому не мешаю со своими порывами, негодованием и т. д. Наоборот, он ко мне подойдет: «А что случилось? А давай поговорим. А чем тебе помочь? Как ты себя чувствуешь? Что нужно сделать?» Или: «Я тебя не достаю, ты занята, вся в программах, даже не пристаю к тебе с разговорами». Вот когда есть такое понимание, не надо и лишних слов.

— Это вы о Евгении Горе, молодом певце и вашем друге?

— Конечно. А чего, седьмой год мы вместе, ну наверное есть что-то такое, что нас держит, правда?

— В Интернете, разумеется, всячески смакуют то, что вы старше на 30 лет.

— Да пусть пишут, я на это внимания не обращаю. Сначала обращала, а потом подумала — на фиг расстраиваться. Зачем я должна ковыряться в том, что унижает мое достоинство, не царское это дело.

— К теме достоинства: у вашего предыдущего супруга была такая важная фамилия — Заседателев.

— И сын мой Заседателев.

— А вы отчего ее не взяли — она бы вам очень подошла.

— Мне Бабкина больше подходит.

— Потому что вы под ней прославились?

— Нет, просто подходит. Потому что это фамилия твердая, продвигающая по жизни. И информационно хороша. Бабушкины сундуки содержат колоссальную информацию о жизни. К ним хорошо притулиться и на них ехать дальше по жизни.

— А с бывшим супругом сохранили отношения?

— Ничего против него не имею, он живет своей жизнью, но общаемся мы крайне мало.

— По профессии он кто?

— Барабанщик, работал с Бруновым, Лещенко, джазовым пианистом Леней Чижиком. Чем сейчас занимается, не знаю. Вот сын Данила с ним общается, и слава Богу.

— У вас с Евгением был яркий дуэт — песня Игоря Крутого и Риммы Казаковой «Ты меня любишь». Отчего на юбилейном концерте ее не спели?

— А мы с Женькой решили дуэты больше не петь. Мне хочется, чтобы он самостоятельно начал двигаться, и он хочет того же. Чтобы как раз прекратили в Интернете всякую дребедень писать, будто он движется только как протеже Нади Бабкиной. Народ никак не поймет, в чем дело, им обязательно надо какой-то курьез выискать в отношениях. Да, у Жени характер сложный, он же Овен, т. е. жесткий достаточно парнишка. Но счастье-то совершенно не в этом. А в том, что он очень талантливый парень, написал мне песню «Я русская», которая стала финалом концерта. Прекрасно спел свою песню «Вишня белая», я здесь вообще здесь ни при чем.

— Если возвращаться к концерту, то вы там спели и «Шумел камыш».

— Да, с Алексом Новиковым, который играл импровизацию на саксофоне.

— А как у вас в жизни с этим делом обстоит?

— В смысле?

— Ну, с выпивкой.

— Какая тут связь?

— Да как-то эта песня традиционно в русском сознании ассоциируется с темой пьяного стола.

— Ассоциируется много чего — и «Ой мороз, мороз», и «То не вечер». Но на самом деле эти песни — высочайшие примеры народной лирики. В этом-то и вся штука — сделать музыку, которая «ассоциируется», настоящим искусством, перед которым замрут все. Вот это круто.

— А все-таки по теме напитков — что из крепкого любите?

— Вообще не пью, у меня минеральная вода на столе. Даже самой удивительно. Иногда вот думаю — концерт отработаю и напьюсь. Тут принесли мне казаки настоящего самогону, ломового. Все налили, выпили по чуть-чуть, а я стою и смотрю на них. Так и опустила стопку нетронутой, а выпила стакан минеральной. Потом вовсе разошлась: давайте-ка мне чаю с молоком!

— Может, в этой трезвенности — секрет того, как потрясающе вы выглядите?

— Да нет, в другом секрет.Надо в фитнес-салоны ходить. Вот перед вашим приходом мне звонят: приезжай, сделаем тебе ванну… Надо следить за собой. Пока ты в тонусе, как говорится, продолжение следует.

— Так приземленно? А принято считать, что главное — любовь в душе…

— Любовь любовью, от наших чувств зависит внутренняя моторика-то, что тебя из глубины зажигает. Но сама по себе любовь не избавит от отеков в ногах или боли в спине. Или даже просто от морщин на лбу. Значит, надо этим заниматься,делать массажи, маски.

 

— И сколько, допустим, часов в неделю это занимает?

— Не знаю. Вот сейчас побегу после вас на ночь глядя на гидромассаж. А твердого расписания не могу составить. Завтра тоже, может, схожу. Если удастся, потому что вечером опять репетиция, концерт.

— А диета?

— Характер питания, конечно, важен. Не ем жареного, цельной картошки. Вместо нее налегаю на сельдерей, картофельное пюре. Или можно сделать сельдереево-яблочный суп-пюре — шикарно! Рыбу можно — все на пару, протертое.

— А на отдых — куда? Наверное, в какое-нибудь экзотическое Гоа для смены обстановки?

— Да зачем? Пока ты долетишь, пока в отель устроишься, пройдут сутки. Пока акклиматизируешься — еще три дня. Я уж лучше лишние три дня посплю. Вот это для меня главное — просто поваляться. Так чтоб поспала, открыла глаза, пошла попила чай, приняла душ и опять легла.

— Значит, едете в Подмосковье?

— В Подмосковье не могу, там Женька дом строит. Остается понежиться в квартире. А что, через дорогу тот же фитнес, сходила поплавала,и опять домой. Зато за два дня прихожу в себя.

— Ну и квартира, наверное, не крохотная, поди метров 200.

— Примерно. Но это не апогей, у Буйновых 500. Большая квартира — большие хлопоты. Смотришь — тут убрано, а там нет. И не всеми этими площадями пользуешься. Человеку надо столько, сколько он может освоить.

— Вы же говорили, вам по хозяйству помогают?

— Бесспорно, но и сама копаюсь. Особенно когда дарят цветы. Их всегда дарят много, а в эти дни особенно.Розы, например, надо уложить в ванну, чтобы они напивались воды. А перед тем каждую сострогать. Поухаживать, практически — поговорить с ней. А для других цветов ванна не подходит, им нужны вазы с широким горлышком. Нет под рукой вазы — ставлю в ведро. У меня когда какое-нибудь событие, домашним сразу говорю: доставайте ведра, вазы — все, во что можно воду налить. Приношу цветы и ставлю. В такое время года я обожаю тюльпаны просто нереально. Мне их корзинами приносят. Но вообще люблю любые цветы. Что значит — кому-то одни цветы нравятся, а другие не нравятся? Я любому букетику рада. Это же живое. Сейчас вот из Ирландии шесть часов везла розы. Мне говорят: ты что, в такую даль их попрешь? Да, попру. Это же люди дарили. Довезла, кинула в ванну. И представляете, неделю они стояли.

— На вашем концерте какое-то чудовищное количество цветов надарили Софии Ротару. Она их все вам отдала.

— Ая потом сказала своим ребятам — обязательно все вернуть Соне. Это же ей от ее поклонников. А я свои букеты взяла. Половина в моем театре, половина у меня дома. Не только в квартире — на лестнице,у Танечки, в студии. Обязательно угостила цветами режиссера, постановщика, балетмейстера, всех своих девочек. Это очень важно.

— У вас в программе были и «Бурановские бабушки», которых теперь, после отбора на «Евровидение», все знают.

— А я их знала задолго до «Евровидения». Кстати, если б их отобрали для финала в Норвегии, уж в десятку они бы точно там вошли, потому что представляют собой национальную колористику. Но продюсеры, которые заседали в московском жюри, по-моему, ничего этого не понимают. Они сидели и хихикали. Ну, эту тему можно даже не обсуждать. Потому что там люди, у которых под руками кнопка формирования музыкальных вкусов в стране. Ну они и формируют их под себя. Для меня это продолжение позора нашей страны на Олимпиаде. Звенья одной цепи. Вот то, что сказала Роднина в своем известном заявлении о нашей деградации в спорте, я полностью повторяю по отношению к эстрадной песне. У нас культуры на массовом уровне нет в стране, она из общения изгнана, само слово культура из лексикона убрано. И произошло это лишь потому, что мы забыли, в какой стране живем. Перестали сами себя уважать. И то, что показали, — безобразие.

— Вы имеете в виду победу Петра Налича?

— А при чем здесь Налич? Какое он отношение имеет к искусству? Дворовый мальчик непонятного происхождения. Еще как самодеятельность — я бы поняла. Хотя, наверное, все «Евровидение» — самодеятельность. Когда Александр Рыбак пел — тоже ни одной живой ноты.

— Ну Дима Билан все-таки не самодеятельность.

— Дима Билан на этом шоу первый раз за много лет спел качественно. Я была порадована, говорю — молодец! Потрясающе спел. По крайней мере на фоне других. А все остальное — безобразие, слушать невозможно.

— Вернемся к теме ваших странствий.

Да, скоро вот в Корею поедем.

— А какая точка на карте ваших путешествий оказалась самой экзотичной?

— Южная Африка, мыс Доброй Надежды.

— Что за фестиваль?

— Это был не фестиваль, мы туда просто отдыхатьездили. Очень манящее место. Я все время удивлялась, при чем здесь Добрая Надежда, там ни один корабль не смог пристать, постоянно они разбивались об этот мыс. И все равно эта надежда их манила, тащила за собой навстречу гибели. Вот такое противоречие. Когда там стоишь, ощущение силищи неимоверной. Это ведь слияние двух океанов, постоянно — огромные волны, ветра, которые все сносят долой. И шум нереальный, просто кипит под тобой вода. Роскошно и страшно! Я видела двух китов, которые как бы прощальным заходом взмахнули хвостами, а потом уплыли к этому мысу,где они рождают китят. И так у них тысячелетиями заведено. Почему туда — непонятно. Но все так одно к одному: силища океана, силища ветра — и киты, самые могучие создания, и именно здесь зарождается у них новая жизнь… Супер!

— А сыграло для вас какую-то роль, что это по сутимыс вашего имени?

— Понятное дело! Я всегда говорю, что каждый из нас отрабатывает свое имя по жизни. Даже если об этом не задумывается. Папа не зря настаивал: у нас будет только Надя! Другого имени не признавал. Помню, девочкой мне оно не очень нравилось: Надька, ну что это такое… Только потом, в более сознательном возрасте стала понимать, что это имя очень важное. И теперь могу сказать, что руководствуюсь глубочайшей верой, наполняю себя божественной любовью, а движет меня вперед надежда.

— Не может быть, чтобы у мыса Доброй Надежды вам не захотелось спеть.

— Да, на причале там аборигены играли на ударных инструментах. Я к ним подошла, стала петь, и они подхватили мой тон, ритмику, но играли в своей африканской теме. Это было классно! Народ сразу подсобрался… Вообще где бы я ни оказывалась, не помню, чтобы публика приняла нас плохо или равнодушно.

— Но пишут, что во время гастролей в Эстонии вы будто бы поддержали перенос Бронзового солдата.

— Я??? Когда, где?

— Это в «МК Эстония» было примерно год назад, в Интернете висит текст. Там, правда, стиль какой-то мудреный, не ваш: «Народ должен акцептировать решения своего правительства».

— Акцептировать? Первый раз такое слово слышу.

— Ну в смысле — «принимать».

— Не знаю, чего они там напечатали, я только сказала, что не участвую в их политических дебатах, не моего это ума дела, так как не знаю подоплеки. А уважение к памятнику у меня было, есть и будет всегда. Как к истории вообще.

— Ну значит журналист ухватил половину вашей мысли, сформулировал по-своему…

— Журналисты имеют такую привычку. И честно говоря, у меня уже начинается синдром, как у Аллы Борисовны, которая не хочет общаться с прессой. Молодец Алла, правильно делает. Чтобы не оправдываться потом, что ты не верблюд.

— Есть ли на Западе такие же хорошие друзья, как в России?

— Ну с Сантаной мы работали в одном концерте, даже музицировали вместе. Это давно, на заре туманной юности. А дружбы какие могут быть, мы что, друг к другу в гости ездили? Мы жили в Советском Союзе, они в Америке… А на кой-они мне все нужны. У меня самодостаточное движение. Есть у меня нужда зацепиться за что-то или кого-то? Никакой нужды. А друзей хватает в России. Все остальное — так, хорошие отношения, на которых можно не заморачиваться. Сейчас вот с Аль Бано в Кремлевском дворце спела в его концерте «Ромашки спрятались». Нормально, не первый раз встречаемся. Красиво пообщались: на сцене огромный вазон с цветами, он из этого вазона выхватывает громадную охапку роз и дает их мне. Так эти розы потом у меня дома стояли лучше всех.

— У Людмилы Зыкиной была легенда, что она когда-то встречалась с «Битлз». Не очень понятно, было это на самом деле, или обозналась она, или разыграли ее. Кстати, года три назад тема розыгрыша и у вас возникла, я даже звонил вам по этому поводу, но вы меня тогда послали на одно короткое слово.

— Ха-ха-ха, бывает, извините. А что за история, не помню.

— Прошел слух, будто в передаче «Розыгрыш» вас попросили погулять с собачкой, а потом вдруг оказалось, что это собака президента, вас окружили БТРы, вертолеты…

— А-а, слыхала. Но конечно никакого такого розыгрыша на самом деле не было. Наверное, передаче понадобился пиар, и они вот такую сказку придумали. Я в это время была где-то далеко, на гастролях. Кажется, на Северном Кавказе.

— Среди множества ваших званий — народная артистка Чеченской республики. Реально там выступали?

— И не один раз. Впервые приехала вообще во время боевых действий, в 94-м.

— Можете описать?

— Нет. Без комментариев. Это очень страшно.

— А вот Кобзон охотно рассказывает, как выступал перед публикой, в которой оказался сам Басаев. И как он потом этому Басаеву сказал, чтоб тот прекращал свои злые дела.

— Кобзон и на «Норд-Осте» вел переговоры… Чечня, Афган, где мы с ансамблем тоже были, — темы более политические, мужские.

-То есть вы туда попали не по своей воле? Или по своей?

— Ну как по своей. По своей — когда ты знаешь, на что идешь. А когда тебе говорят одно, прилетаешь и постфактум видишь совсем другое…

— Вы когда-нибудь в жизни крупно проигрывали?

— Я не игрок.

— Нет, в широком смысле — имею в виду крупную неудачу, поражение, потерю…

— Нет ничего хуже потери близких. Когда я теряла брата, папу, маму, вот это были удары страшные. Они меня полностью обесточивали.

— А что выводило из этого состояния?

— Время. И окружение друзей. Должны рядом звучать родные голоса.

— Тогда еще раз вернусь к программе вашего юбилейного концерта. В ней значился и Никита Михалков, правда, по техническим причинам не приехавший — его самолет опоздал. Он тоже из числа ваших друзей?

— Ну не сказать, что прямо чай пить ходим друг к другу, но отношусь к нему с глубоким уважением.

— Не смущает его сложная репутация? Многие в Союзе кино его не любят, при нем там конфликты расцвели.

— Ну и что. А для меня его позиция и рассуждения очень правильные. Молодец, во всемего поддерживаю. А зависть всегда окружает самодостаточных людей. Особенно в последнее время в нашей стране не любят ярких личностей. Делают все, чтобы их уничтожить. Но Господь правду знает, свернуть гору невозможно. А потом, послушайте, как он поет — слеза прошибает! Для меня это показатель человека, и очень большой. А все остальное можно отмести.