Константин Чудовский: В мире невозможно отменить ни русскую музыку, ни русских музыкантов

Дирижер Государственного Кремлевского оркестра убедился в этом на опыте – своем и друзей-коллег

В эти дни зрители телеканала «Россия-Культура» с увлечением наблюдают за финальными этапами популярного конкурса «Большая опера». Россыпь молодых оперных звезд, харизма всемирно знаменитого ведущего — бас-баритона Ильдара Абдразакова... А еще, судя по письмам на телеканал, радует аудиторию в нынешнем сезоне прекрасно вписавшийся в «партитуру» шоу симфонический коллектив — Государственный Кремлевский оркестр под управлением маэстро Константина Чудовского. Как возник оркестр, чем родствен, а чем отличается от давно завоевавших место под солнцем знаменитых собратьев, какие заветы несет музыкантам и слушателям его лидер — ученик великого Геннадия Рождественского, хорошо известный также публике Большого театра, екатеринбургского Урал Опера Балета, оперных театров половины Европы и даже Чили?

— Константин, несколько слов об истоках Кремлевского оркестра...

— Наш коллектив и опытен, и совсем молод одновременно. Дело в том, что в основе его — Государственный духовой оркестр России, существующий более полувека. Но несколько лет назад из Управления делами президента РФ поступило предложение — создать на этой базе универсальный оркестровый коллектив. Так сказать, четыре в одном: симфонический и духовой составы, ансамбль солистов и эстрадно-джазовая группа. Главная задача — исполнение всей мировой, но прежде всего отечественной музыки для самой широкой аудитории страны, а также для тех, кто служит Родине за ее пределами.

— Но в Москве и так уже с десяток симфонических оркестров, не говоря о театральных коллективах. Откуда вы взяли еще как минимум сотню высококлассных музыкантов?

— Во-первых, наши музыкальные вузы продолжают исправно работать. Во-вторых, дружески «поделились» старшие коллективы. Например, поддержать группу альтов взялись мастера из Большого театра. Музыкантов мы набрали замечательных, там все сплошь молодежь. Не в арифметическом смысле слова, некоторым и за 60, а по отношению к делу, по творческому горению. Допустим, концертмейстер первых скрипок Константин Казначеев может провести половину программы за своим пультом, а когда объявят Концерт Чайковского или Хачатуряна, выйдет вперед и выступит уже в качестве солиста. Поверьте, это очень красиво. А одну из виолончелисток параллельно уже звали в проекты Берлинской филармонии.

С концертмейстером первых скрипок Константином Казначеевым

— Даже в пору печально известной «политики отмены»?

— Да это сплошь и рядом преувеличение — о якобы плохом отношении к нашим музыкантам на Западе. Ну имели место несколько случаев такого рода сразу после февраля 2022-го. Но в том же году сезон Ла Скала открылся «Борисом Годуновым» с Ильдаром Абдразаковым в заглавной роли. А в 2023-м главный итальянский театр стартовал 7 декабря «Доном Карлосом» с тем же Ильдаром и Анной Нетребко. В мире невозможно отменить ни русскую музыку, ни русских музыкантов. Хотя бы по той очевидной причине, что у нас учат лучше, чем где-либо. Поверьте, могу сравнить. Моя семья, где к тому моменту двое детей уже занимались музыкой, шесть лет прожила в Вене. Сейчас они в России — и совершили здесь грандиозный скачок в музыкальном развитии.

— Вернемся к Кремлевскому оркестру. А он как стартовал?

— Организационно все оформилось в 2019 году, но из-за пандемии и прочих драматических событий свой первый концерт мы дали лишь в 2022-м. Как ни удивительно, им стало выступление симфонического коллектива в прифронтовом Мариуполе. Хотя, с другой стороны, это прямое выполнение той государственной задачи, о которой я сказал выше. Впечатление потрясающее. Сначала нас военным бортом доставили в Ростов-на-Дону, оттуда машинами — на берег Азовского моря. Разрушения очень тяжелые: допустим, в половине здания живут, а другой половины попросту нет, одни руины.

Незадолго до нашего приезда был взорван драматический театр, и организаторам пришлось прямо перед его останками строить для нас открытую сцену, в партер поставили 400 стульев... А пришли, представьте, полторы тысячи человек! Именно пришли — пешком, с разных концов города, поскольку транспорт не работал. Без мобильной связи, с риском попасть под комендантский час. Играли мы не развлекательный репертуар, а Четвертую симфонию Чайковского. И буквально по ходу исполнения я видел, как из глаз публики уходила печаль, в них загоралась надежда, радость, сопереживание красоте. Не сочтите за самохвальство, но невольно возникла ассоциация с симфоническими концертами в блокадном Ленинграде, комок подкатил к горлу...

Послушать Чайковского в исполнении Кремлевского оркестра пришли полторы тысячи мариупольцев

Парой дней позже я открывал сезон в Большом театре. Потрясающая, любимая «Пиковая дама» того же Петра Ильича — но я все время ловил себя на том, что будто продолжаю дирижировать там, Мариуполе.

— Вы сказали о русской музыкальной школе, а я знаю, что вас учил один из ее столпов — великий Геннадий Рождественский.

— Геннадий Николаевич — отдельная часть моей жизни. Хотя было бы несправедливо не вспомнить и других моих учителей. Например, Валентину Аркадьевну Богдановскую, это дирижерско-хоровое отделение Гнесинского училища. На каких-то курсах повышения квалификации меня попросили продемонстрировать технику рук. Я продирижировал несколько тактов без музыки — и комиссия оживилась: о-о, сцена коронации из «Бориса Годунова»! Вот как учила Валентина Аркадьевна — музыка «звучала» прямо из рук... Потом, уже в Московской консерватории, был замечательный хоровой дирижер Борис Иванович Куликов — я рад, что сейчас перед Рахманиновским залом установили его бюст. Дальше, в Геликон-опере, со мной много занимался Владимир Александрович Понькин. Собственно, к нему я и шел опять в Московскую консерваторию, чтобы выучиться уже симфоническому дирижированию. И вдруг после приемного экзамена мне сообщают: вас отобрал в свой класс Рождественский, да еще с прицелом на участие в юбилейном концерте его 75-летия. Я в недоумении: как так? И Владимир Александрович говорит: ты не понимаешь своего счастья...

Подражать Геннадию Николаевичу было бесполезно. Некоторые студенты копировали в нем все от жеста до улыбки — и никакого результата. Потому что этот жест, эту улыбку еще надо было насытить громадным музыкальным, человеческим содержанием. Видите, у меня на столе книги, среди них вот этот огромный том — итог всей профессиональной жизни Геннадия Николаевича: дирижерский разбор 533 партитур 93 композиторов от Гайдна до Шостаковича. По сути — основа мировой симфонической классики сквозь призму опыта великого дирижера. Когда нужно что-то разучить, я открываю эту дирижерскую энциклопедию — и получаю четкие рекомендации, словно привет от учителя. 26 сентября 2023 года, когда Кремлевский оркестр открывал в Большом зале Московской консерватории свой второй концертный сезон, я начал программу с Праздничной увертюры Шостаковича — в память о Рождественском: именно ее он поручил мне дирижировать в том юбилейном концерте, где, к слову, я был единственный студент-дирижер, все остальные, включая самого Геннадия Николаевича — мастера.

— А как вы оказались в Чили?

— В опере Сантьяго решили ставить «Бориса Годунова», и вдруг заболевает дирижер-постановщик. До премьеры всего несколько месяцев. А я к тому времени уже дирижировал «Бориса» в Геликоне. И вот представляете, у нас большой тур по России с оперой Давида Тухманова «Царица», и приходит приглашение из Сантьяго... Я сперва ответил в точности по классическому кино: да у меня елки, то бишь «Царица»...

— Интересно, как выглядел ваш чилийский «Борис Годунов».

— Он был не столько чилийский, сколько русский. Потрясающая команда солистов — Алексей Тихомиров, Максим Пастер, Алексей Антонов, петербургский эстонец Айн Ангер, много работавший в России украинец Александр Телига... И в оркестре на всех концертмейстерских позициях — наши, человек десять. Забавно было наблюдать, как аргентинский режиссер Уго де Ана и итальянский певец Роберто Скандьюцци постигали образ Бориса, просматривая фильм... «Иван Грозный» Эйзенштейна. Пришлось объяснять им, что это очень разные цари. В итоге постановка получила приз чилийской критики как самое яркое музыкальное событие 2011 года. А мне предложили стать главным дирижером театра.

А потом, среди череды перелетов между Сантьяго, Веной, Лиможем, Реймсом, Лионом, Софией, Бейрутом, Маскатом (это Оман), приходит приглашение в Урал Опера Балет. А у меня к тому времени врожденная привязанность к России переросла в страшную ностальгию. И хотя в тот момент я не очень представлял себе, что такое Екатеринбург — согласился.И не прогадал! Был поражен мировым уровнем солистов, репертуара: там «Пиковая дама», «Царская невеста», «Лебединое озеро» — абсолютно академические в лучшем смысле слова постановки. С другой стороны — активное, как нигде, обращение к опере ХХ и XXIвеков. С третьей — смелое привлечение современных отечественных композиторов. Работа в этом театре очень расширила кругозор. Что, кстати, сильно помогло сейчас в «Большой опере» с ее 40 претендентами и огромным репертуаром.

Работа на уральской сцене очень обогатила репертуар дирижера. Фото из открытых источников

— Кто из этого конкурса особо впечатлил?

— Эфиры еще идут, поэтому скажу одно: оркестр полюбил конкурсантов, переживал за каждого, и когда кто-то не проходил в следующий тур, музыканты роптали. А сейчас мы со спектаклем Большого театра «Царская невеста» приехали на гастроли в Минск, и было так приятно встретить там Дарью Горожанко — изумительное белорусское меццо-сопрано. Она после второго тура выбыла из соревнования — ну так представьте себе уровень тех, кто остался.

Этот конкурс — трамплин, его участников весь мир смотрит. Оркестр после каждого выпуска получает письма и звонки из Волгограда, Крыма, Чили — вообразите, какой поток приходит к самим вокалистам. Уверен, со многими из участников конкурса мы будем потом работать на тех же сценах Большого театра, Урал Опера Балета, за границей.

Кремлевский оркестр и его дирижер горячо переживали за всех конкурсантов

— Как вы при столь серьезной нагрузке поддерживаете физическую форму?

— Отвечу такой историей. Принято считать, что у Мравинского был очень экономный жест. Так вот, все его партитуры, особенно те, что он дирижировал в молодости или в среднем возрасте, были мокрые от пота.... Дирижерская работа — очень энергозатратная. А у такого темпераментного представителя профессии, как я, вдвойне. Такую мускулатуру себе накачиваешь, какую в спортзале не наработать... А хобби мое — языки. Это еще от родителей-филологов. Но и ремесло к тому толкает: трудно дирижировать, особенно наизусть (я предпочитаю не листать ноты во время исполнения), если не понимаешь, о чем поют. Так я выучил итальянский, немецкий, французский, испанский, английский. Плюс в школе три года учил китайский. И уже из чисто культурологического интереса — греческий и иврит.

Дирижерская профессия — очень энергозатратная

— Семья у вас, насколько понял, тоже музыкальна?

— Угадали! Жена Елизавета — певица, ученица Дмитрия Бертмана, мы с ней десять лет проработали вместе в Геликон-опере, но сейчас, когда детей уже четверо, она не поет. Старшая дочка Мария — балетная. Дальше по порядку: Татьяна — пианистка-арфистка, Серафима — скрипачка, Василию пока четыре года, но и у него, боюсь, шансов избежать музыки немного.

— Скоро Новый год. Как собираетесь его встретить?

— Как обычно. Вечером 31 декабря — «Щелкунчик» в Урал Опера Балете. Так, кстати, было и в Сантьяго, только там в это время на улице +40, и очень забавно сочетались Вальс снежных хлопьев на сцене с шортами и шлепанцами в зрительном зале... А потом еду за город — в пандемию снял для семьи дом, да так мы к нему и прикипели. И посреди уральского леса после новогоднего спектакля присяду вместе с родными к камину. Может ли быть на свете большее счастье?