.jpg)
Она танцевала, выступала в цирке, была мастером спорта СССР, а сегодня снимает кино
Уже первый фильм принес ей известность. Это была захватывающая документальная драма «Форсаж» о летчиках палубной авиации, принесшая ей множество фестивальных наград и любовь зрителей. Потом были картины «Костя Цзю. Быть первым», «Улыбка Гагарина», «Владимир Высоцкий и Марина Влади. Последний поцелуй», «Страсти по Солоницыну», «Кто такой этот Кустурица?», «Свидетели любви», которые вывели Наталию Гугуеву в первый ряд мастеров документального кино. И вот после столь впечатляющего пути длиною в 20 лет Наталия вновь дебютирует — на сей раз в игровом кино. Она готовится к постановке фильма «Туман» по своему сценарию. Если позволит ситуация с эпидемией коронавируса, то съемки начнутся уже в августе.
— Наталия, легко отважились на новый дебют?
— Это не так страшно, как можно подумать, глядя на ситуацию со стороны. Я ведь «игровик» по образованию. Училась во ВГИКе в сценарной мастерской Валентина Черных. В тот год режиссерский курс набирал Сергей Соловьев, я и к нему поступала. Но он сказал, что если меня возьмут на сценарный факультет, то нужно идти туда. Главное — постичь логику драматургического построения фильма. А в режиссуру, если есть характер и будет большое желание, можно прийти и самостоятельно. Я его послушалась. Во время учебы бегала еще на занятия к Аркадию Инину, сидела на лекциях в режиссерских мастерских. Схожий путь проделали многие ныне известные режиссеры, например, Леша Федорченко, который тоже закончил сценарную мастерскую у Черныха.
В 1998 году я защитила диплом игровым сценарием из жизни цирковых артистов. Тема была мне хорошо знакома, так как я несколько лет проработала в цирке, гастролируя по России и за границей. Леша загорелся поставить по моему диплому фильм. Параллельно сценарием увлекся режиссер Андрей Малюков, который был рецензентом моей дипломной работы. Но тут грянул финансовый кризис, сценарий так и остался не поставленным.
Сама я в то время собирала материал для игрового сценария об авиации. Погрузившись с головой в тему, влюбилась в реальных людей — летчиков палубной авиации, о которых раньше ничего не знала. Так возник документальный фильм «Форсаж», который я сняла в качестве автора сценария и режиссера. И меня затянуло в неигровое кино. Теперь я возвращаюсь к тому, с чего начинала. Не бросая документальное кино, которое по-прежнему люблю.
— О чем будет ваш первый игровой фильм?
— Не хотелось бы заранее рассекречивать сюжет. Скажу только, что это психологический триллер с элементами притчи. История, которая происходит на труднодоступной северной метеостанции, практически, на необитаемом острове. В основе ее лежат сложные — на разрыв аорты — отношения мужчины и женщины, родителей и ребенка. Тема, которая меня очень волнует. Сейчас заканчиваю работу над документальным проектом «Семья», в котором тоже звучат эти мотивы.
— Вы собираетесь снимать на Кольском полуострове — приблизительно в тех же местах, где снимался знаменитый «Левиафан». Не боитесь ступать по следам Звягинцева?
— Не боюсь. Наберусь наглости сказать, что история, которая описана в «Левиафане», могла произойти и в другом месте. Для меня же природа Кольского полуострова станет одним из персонажей фильма. Она с самого начала взаимодействует с героями. Когда они находятся в конфликтной ситуации, в озлобленном состоянии, мстят друг другу, то и природа отвечает им тем же, затягивает в болота и топи, подстерегает в каменных ущельях, запутывает в сопках. Обрушивает на них шторма и циклоны. А когда люди испытывают друг к другу любовь, сочувствие, сострадание, то и природа начинает помогать им, дает подсказки и выходы из ловушек. И туман, хотя бы на время, рассеивается. Говорю это не только в метафорическом смысле. Мои родители — геологи, которые подолгу жили и работали в горах наедине с природой. И они испытали подобное на собственном опыте.
Так что Кольский полуостров с его суровой, изменчивой природой, то синим, то свинцовым морем мне позарез нужен. Жалею только, что из-за ограниченного бюджета фильма не сможем пожить на Кольском с актерами несколько недель до начала съемок. А это было бы правильно — сначала войти актерам в эту суровую северную жизнь, найти контакт с местной природой. Там ведь все другое: из-за постоянного ветра, неустойчивых камней под ногами люди иначе двигаются, иначе разговаривают, из них уходит спешка, суетность. Поэтому планирую занять в одной из начальных сцен фильма местных жителей, чтобы актеры могли напитаться от них северной энергетикой, особой пластикой бытового поведения.
.jpg)
— Пример ваших родителей-геологов не подвиг вас унаследовать их профессию?
— Родители мною много занимались и развивали меня в самых разных направлениях. Папа отдал меня в шахматную школу, когда я еще не умела читать. И сегодня я благодарна ему за это, потому что шахматы, как и школа с математическим уклоном, которую я закончила с золотой медалью, дали мне жесткую логику, умение видеть целое. Для меня основа режиссуры — это умение удерживать целое. Чувствовать его, не давать теряться даже в очень ярких, но уводящих в сторону деталях. Умение пожертвовать чем-то важным, как, например, крупной фигурой в шахматах, ради главной цели, ради победы.
Мама больше напирала на искусство: отдала меня в музыкальную школу, где я осваивала фортепиано, потом в художественную гимнастику, где со временем я стала Мастером спорта СССР. Я была живая девочка, мне были интересны и математика, и экономика, и танцы, и рисование, и сочинение рассказов, и цирк, и пластическая драма, и много чего другого. При этом я поступила в металлургический институт, потом перевелась в московский институт нефти и газа имени Губкина. До 20 лет ездила на соревнования, работала в хореографических коллективах и в театре пластической драмы — у меня 11 лет балетного стажа. Уже учась во ВГИКе, в который я поступила в 28 лет, к неудовольствию Черныха, срывалась порой на гастроли.
Все эти поиски и навыки, как мне кажется, естественным образом привели меня в режиссуру. Как мне говорят коллеги и друзья, мозги у меня мужские, а интуиция — женская. И это, по их словам, позволяет мне в фильмах, с одной стороны, держать жесткую сюжетную конструкцию, с другой — наполнять пространство экрана чувственным, эмоциональным женским опытом. Надеюсь, это хотя бы отчасти так.
.jpg)
— Вы сняли более десяти документальных фильмов. О летчиках и космонавтах, артистах и спортсменах и даже о христианских новомучениках. Что объединяет для вас эти разные работы?
— Всегда трудно, мучительно работаю. Делаю фильм с той мерой тщательности, на какую только способна. К концу работы выматываюсь так, что если бы не было отклика от зрителей (а я в этом плане человек счастливый, мои фильмы показывают не только на фестивалях, но и на федеральных телеканалах с многомиллионной аудиторией), то кажется, что не подняла бы себя на новый фильм. Но всякий раз опять собираюсь с силами и вдохновением. И здесь мне важно переключиться либо на новый для себя жанр, либо на новую, неожиданную тему, как это было в случае с фильмом «Свидетели любви» о новомучениках, освоить новые приемы и принципы работы. Например, до «Свидетелей любви» я никогда не работала так плотно с историческим материалом, с архивной хроникой.
Но есть в моих картинах и нечто общее. Заметила, что инстинктивно ищу героев для своих фильмов на сломе судьбы, когда они должны сделать непростой для себя выбор. Так повелось еще с первого моего фильма «Форсаж», который рассказывал о дислоцированном в Крыму подразделении военных летчиков-истребителей в эпоху распада СССР. Тогда перед каждым из них во всей остроте встали вопросы: «Можно ли давать присягу во второй раз, не придется ли воевать с Россией, если того потребуют интересы Украины»? Как показало время, вопросы эти были отнюдь не риторического толка. Об этом был мой недавний фильм «Форсаж. Возвращение», которым я завершила тот давний уже сюжет. Но и герои других моих фильмов, совсем не военных, тоже в большинстве своем переживают ситуацию нравственного выбора, пусть и не такую драматичную, как летчики из «Форсажа».
— Вы сняли фильм о Владимире Высоцком. Что для вас было главным в этой фигуре?
— Высоцкий для меня (да и не только для меня) — однозначно гений, который в своих стихах, песнях, ролях не только сполна выразил себя, но и отразил эпоху, в которую ему выпало жить. Уверена, что он погиб не от наркотиков, не от болезни своей, а от бешеной скорости, с которой писал, играл, пел. От того, что к концу жизни у него уже не было тормозов. На это наложилась еще и сильная любовь к Марине Влади, с которой он часто и подолгу жил в разлуке. Эта страсть тоже сжигала его. В итоге Высоцкий пронесся по небосклону жизни, как метеорит, и просто сгорел. Что-то похожее бывает в жизни любого человека, когда тебя просто «несет», и ты не можешь остановиться. Было это и со мной — как раз в тот период, когда я работала над фильмом про Высоцкого и Влади. Я переживала подобные страсти, может не столь сокрушительные и гибельные, как у моего героя, но все же...
— Один из последних ваших фильмов посвящен всемирно известному кинорежиссеру Эмире Кустурице, с которым у вас была возможность общаться лично. Каким он вам открылся при более близком знакомстве? Таким же, как в своих фильмах, или другим?
— По фильмам он мне казался более эпатажным, более, что ли, светским, защищенным всемирной славой, артистической бравадой, внешней неприступностью. На деле он оказался деликатным, тонким, ранимым, чрезвычайно стеснительным в отношениях с женщинами, что меня просто поразило. Эти тонкие чувства, столь присущие ему, как мне кажется, не всегда находят выход в его фильмах, особенно последних. Мы говорили об этом с Кустурицей, но он боится делиться ими с публикой, считая, что, будучи выраженными на экране, они потеряют свою хрупкость.
.jpg)
Еще меня удивило его постоянное желание выпасть из всех расписаний и графиков. Он чрезвычайно занят, на его внимание ежедневно претендуют десятки, сотни людей, которые загоняют его в жесткие рамки обязательных дел и поступков. А он хочет просто жить. Встать поутру, не спеша выпить кофе, подумать о чем-то своем, поехать к мосту на Дрине, посидеть там, глядя на воду.
Внутренне он такой же мощный и свободный художник, как и Высоцкий. Человек таких же гигантских объемов. И мне казалось, что он тоже может позволить себе жить без ограничений, без берегов, в свободном творческом парении. Выяснилось, что его внешне бурная жизнь, тем не менее, зиждется на железобетонных ценностных основах. Это жена, с которой они вместе с 14 лет — как познакомились в юности, так и живут с тех пор вместе. Это их дети. Их дом. Это христианская вера. И эти мощные моральные, нравственные сваи удерживают его, чтобы не сгореть на ветру жизни, как сгорел Высоцкий.