Разговор со счастливым человеком Иосифом Райхельгаузом накануне его 75-летия
Выходец из простой одесской семьи (отец — водитель, мама — стенографистка), он сумел покорить столицу и 33 года назад основал театр, считающийся сейчас в Москве одним из ведущих, — «Школу современной пьесы». Преподает в ГИТИСе, ставит спектакли, в знаменитых вузах читает лекции, пишет книги. А на днях Иосиф Райхельгауз представил премьеру в своем театре под названием «Ангелы вышли покурить».
— Часто ли в вашей жизни ангелы «выходили покурить», оставляя вас один на один с обстоятельствами?
— Понимаю, что в устройстве Вселенной есть нечто разумное, но постигнуть этого нам не дано. И все-таки я убежден, что не Бог, а человек — автор своей судьбы. Каждый из нас достоин той жизни, которую ведет: квартиры, зарплаты, мужа, жены, детей: Был такой момент, когда врачи объявили, что жить мне осталось полтора-два месяца. Я оказался в израильской клинике. Меня резали пять раз, я много дней лежал без сознания. Но прошло уже более пяти лет, меня периодически проверяют и говорят, что признаков болезни нет. Я все это описал в документальной повести «Протоколы сионских медсестер».
— Может ли театр что-то изменить к лучшему в обществе?
— Конечно. Для меня, например, перестройка и 90-е — счастливейшее время в истории нашей страны. Увы, оно уже далеко позади. Но своим возникновением тот период во многом обязан Театру на Таганке Юрия Любимова, «Современнику» Олега Ефремова, БДТ Георгия Товстоногова: Вообще русская театральная культура до сих пор переживала взлет, она на самых передовых мировых позициях. И печально, что сегодня дана установка на борьбу с ее носителями, страну покидают выдающиеся люди. Проигрываем от этого все мы. Сотрудничать с выдающимся режиссером Римасом Туминасом почтут за честь лучшие театры мира. Точно так же, как они уже не одно десятилетие работают с моим другом и однокурсником Анатолием Васильевым, которого лишили театра на Сретенке...
А страна у нас очень талантливая — я много лет преподаю в ГИТИСе, и в каждом наборе молодые люди все одареннее.
— Какие спектакли вы бы назвали поворотными в своем творчестве?
— Две мои постановки в «Современнике» в начале 70-х: «Из записок Лопатина» и «А поутру они проснулись» — я был первым, кто сочинил спектакль по этой шукшинской вещи, уже после этого ее стали инсценировать сотни театров СССР. Приведу в этом ряду и постановку по пьесе Семена Злотникова «Сцены у фонтана» в Театре на Таганке. К сожалению, ее сразу же запретили, и зрители спектакль не увидели. Я там впервые попробовал совместить разные жанры: психологическую драму, эксцентрику, оперу, балет, клоунаду. Потом повторил этот опыт в «А чой-то ты во фраке?» в «Школе современной пьесы».
Мог бы назвать вам еще четыре-пять принципиально важных из более чем сотни моих спектаклей. Из последних мне особенно дорога постановка «Фаина. Эшелон» по дневниковым записям моей мамы. Оформляла спектакль ее внучка и моя дочь Мария Трегубова, признанный сценограф. Горжусь, что ей еще нет 40 лет, а она в этом году уже набирает аспирантов в ГИТИСе. Маму в «Эшелоне» играет Елена Санаева, в финале плачут все зрители, и я вместе с ними.
— Марк Захаров говорил: «Не поворачивайтесь к актерам спиной: могут загрызть, а потом будут искренне рыдать над бездыханным телом». Вы с этим согласны?
— Нет, хотя очень уважаю Марка Анатольевича. У «Школы современной пьесы» уникальная труппа. Она не очень многочисленна — в других театрах в три-четыре раза больше артистов, зато большая часть труппы — мои друзья. Это народные артистки Елена Санаева и моя однокурсница Ирочка Алферова, Таня Веденеева, тоже учившаяся в ГИТИСе, правда, несколькими курсами младше, тогда я за ней, что называется, бегал: И, конечно, Таня Васильева, Саша Галибин, Юра Чернов, Володя Шульга. В следующем году у меня выпуск в ГИТИСе, и я опять кого-то возьму к себе в театр, который уже сейчас — сливки всех мастерских.
— СМИ писали о ваших конфликтах с Татьяной Васильевой и Маратом Башаровым. Это правда?
— Поясню. Башаров — очень хороший артист. Главную роль в спектакле «Ангелы вышли покурить» я начинал репетировать именно с ним. А потом в феврале театр отправился на гастроли на Кипр, и Башаров почему-то на них не приехал, тем самым здорово нас подставив. За это тягчайшее производственное преступление я Марата уволил, после чего мы с ним ни разу не встречались и не разговаривали.
Что касается Тани Васильевой, то она моя подруга, очень талантливая, мы с ней и спектаклей много сделали, и творческие вечера проводили. На какие-то темы у нас разные взгляды, но мы с Таней сейчас нормально общаемся, на днях она просила меня найти для нее новую пьесу.
— Больно, когда актеры уходят из театра? Вот как, например, Любовь Полищук?
— Люба — выдающаяся актриса, вместе со мной и Альбертом Филозовым бывшая среди создателей «Школы современной пьесы». Театр она покинула незадолго до смерти, ей было уже тяжело играть. Чтобы Люба могла набраться сил перед танцами во втором акте спектакля «А чой-то ты во фраке?», мы делали антракты длиннее.
— Про дочь, Марию Трегубову, вы уже рассказали. А еще у вас известные ученики-режиссеры Денис Азаров, Марат Гацалов... Поделитесь секретами воспитания талантов.
— Просто думаю, что молодые люди всегда правы. Не нужно заставлять их понимать вас — нужно попытаться понять их. Что такое воспитывать детей, не совсем понимаю, но стараюсь проводить с ними как можно больше времени. Сейчас у дочки Маши растет моя внучка Соня, ей семь лет. Мы сотрудничаем в журнале «Русский пионер»: я пишу статьи, а она рисует к ним картинки. И общаюсь я с ней так же, как с ее папой Алексеем Трегубовым — главным художником моего театра. Думаю, что детей воспитывает пример их родителей. Мои дочери смотрели, как я работаю, видели, как живет их мама — очень духовный человек. Она часто ходит в храм, и дети вслед за ней тоже.
— Какая у вас самая счастливая черта характера?
— Оптимизм. Я всегда верил, что смогу сделать будущее светлым, и вел окружающих за собой. На меня рассчитывало огромное количество людей. Я не признаю слова «невозможно», это знают моя семья, ученики и соратники в театре. Конечно, если говорить о моей жизни в целом, мне грех жаловаться. Практически все, о чем я мечтал когда-то, осуществилось. Правда, сейчас мой оптимизм, наверное, впервые в жизни подвергся серьезному испытанию. Трагические события последних месяцев пугают, путают планы. Понимаю, что уже многого в жизни не смогу и не успею. Например, увидеть какие-то чудесные уголки мира, хотя объездил более 80 стран. Очень хочу снять кино о своей юности, но съемки должны проходить в Одессе, а значит, вряд ли я и это успею. Да и главный мост моего детства — через реку Днестр, там, где она впадает в Черное море, недавно разбомбили...