В Третьяковской галерее открылась выставка, посвященная выдающемуся живописцу ХХ века Юрию Пименову
... Теплый солнечный день. Центр Москвы. Мимо Большого театра дама ведет кабриолет. Мы не видим ее лица — художник словно примостился позади, как на видео, фиксируя все, что проносится мимо: черные машины, красные трамваи, толчею пешеходов, бывший дворец Благородного собрания, ставший Домом Союзов и местом съездов ударников труда, высящееся скалой свежевыстроенное здание Госплана (где теперь Госдума)... Знаменитая картина Юрия Пименова «Новая Москва» стала одним из символов эпохи, а в эти дни — центром выставки в Третьяковке, посвященной выдающемуся живописцу ХХ века.
Все на этом полотне немного размыто — струи только что прошедшего дождя сбили фокус, сообщив изображению импрессионистскую манеру без детальной прорисовки. Но мы различаем и две гвоздики на ветровом стекле, и цветочный принт платья водительницы, и модную в 30-е стрижку. Все так просто, безыскусно — и символично. Это ветер перемен взвихрил непокрытые каштановые волосы: отныне женщина свободна, она может даже сесть за руль авто — наглядная манифестация равноправия! Вокруг Москва, на глазах меняющая облик, и главное в ней не то, что мы видим, а то, что таится за горизонтом, куда едет машина.
Невольно вспоминаешь финальные кадры фильма «Светлый путь», где автомобиль с Орловой взмывает в облака. Однако картина Пименова ближе к реальности, естественнее бравурной киноленты Александрова. Не потому ли ощущаешь: пусть это миг давно ушедшей довоенной жизни, но холст созвучен и нам. По-летнему светел, несмотря на все противоречия эпохи. Может, еще и потому, что художник открыто связывает свои творческие поиски с образом женщины. Далеко позади осталось его увлечение героикой заводских цехов, так остро прозвучавшей в полотне «Даешь тяжелую индустрию!», что его в 1928 году показали на XVI биеннале в Венеции. А вскоре эта промверсия репинских «Бурлаков» попала в Третьяковку. Пименову не было и тридцати, он сам не знал, как вскоре «повернет стиль». И кто мог вообразить, что почти век спустя главный музей национального искусства будет гордиться, что в его собрании почти 140 работ Пименова, и держать ряд его полотен в постоянной экспозиции?
«Новая Москва» — одна из эмблем советской живописи. Даже если бы Пименов создал только эту картину, непременно вошел бы в историю искусства. Не раз ее возили за рубеж на престижные выставки: от Венецианской биеннале — 1956 до недавних мегапроектов «Коммунизм — фабрика мечты» во Франкфурте и «Россия!» в Нью-Йорке. Сейчас эта песнь о сбывшейся мечте — хит выставки, открывшей сезон в Третьяковской галерее.
Удивительно, но у лауреата Ленинской и Сталинских премий, народного художника и орденоносца до сих пор не было «персоналки» в Третьяковке. Нынешняя вобрала почти 60 лет его трудов и прослеживает искания мастера на примере 170 произведений, включая 85 картин. Помимо крупнейших столичных музеев и собрания Большого театра экспонаты прибыли из госмузеев и частных коллекций многих городов России, а также из Белоруссии и Латвии.
Те же московские дали с высотками, уже ставшими будничной реальностью, видны за окном в иной по настроению, нежели «Новая Москва», картине «Ожидание». С возрастом автор увлекся натюрмортами, часто яркими, привычно мажорными, реже — почти монохромными. Портреты современников сменялись зарисовками «мертвой натуры». Так возникла серия «Вещи людей». Сквозь них порой легче передать все грани мироощущения, не всегда пронизанного оптимизмом, а ведь пессимизм советским мастерам было велено держать при себе, не вынося на публику.
Это уже в 1959-м, в период оттепели, можно было касаться различных тем, и вид телефона со снятой, ждущей собеседника трубкой у окна, за которым расстилается пасмурная заснеженная Москва, будит целую гамму ассоциаций. А впрочем, мудрый живописец и здесь добавляет отсвет солнца, позолотивший подоконник... Отметим заодно излюбленные мотивы художника, называвшего себя реалистическим импрессионистом: дождь, туман, дороги, включая водные — реки и моря, а еще стекла, как и вообще прозрачность. И окна, и город в целом, и новостройки — все довольно зыбкое и динамичное, чуждое тяжеловесности и пресловутой стабильности, зато таящее потенциал художественных эффектов.
Может быть, именно способность радоваться жизни в снегопад и дождь, какой-то внутренний свет, отраженный его персонажами, и позволил Пименову органично вписаться в новую эпоху, стать в ней, в отличие от арт-генералов, вровень с молодыми авторами. Вновь он работает на стыке «формализма» и соцреализма, соединяя свои находки с приемами старых мастеров, выявляя дар тонкой стилизации. Кажется, будто хиты серии 1960-х «Новые кварталы» — «Лирическое новоселье» или «Свадьба на завтрашней улице» — написаны дерзким приверженцем «сурового стиля», а не убеленным сединами академиком.
Начав свой путь студентом легендарного ВХУТЕМАСа, учеником Владимира Фаворского и последователем немецкого экспрессионизма, Пименов окончил его как прижизненный классик, один из столпов соцреализма, каноны которого сам закладывал, но не следовал им фанатично. Кому-то покажется странным резкий переход от трагизма бытия, звучавшего в раннем холсте «Инвалиды войны», к мажорности, массово охватившей советское искусство и у многих натужно-конъюнктурной. Понять причины несложно («Жить стало лучше, жить стало веселее», и попробуй не согласиться), но не для такой искренней души, как Пименов. Однако все станет яснее, если прочитать хотя бы историю создания «Новой Москвы» под неусыпным оком оргкомитета выставки «Индустрия социализма». Нам и не представить, в какие тиски попадал советский художник, если хотел видеть свои картины не только в мастерской (да и мастерскую давали только членам творческих союзов). Тем ценнее, что и в таких условиях холсты, рисунки, плакаты Пименова излучают неподдельную радость жизни, восхищение новизной, артистизм вкупе с тонким вкусом, почти никогда не переходя грань «невыносимой легкости бытия».
Отдельный сюжет и нестандартный шаг кураторов — воссоздание утраченных работ Пименова. За солнечной его живописью скрыта настоящая драма: он не только кардинально переосмыслил свой ранний период, отказавшись от пластических и образных находок, но и старался вычеркнуть его из биографии и истории искусства. Поэтому в 1930-е уничтожил более десятка своих картин, даже тех, что уже находились в музеях. Договариваясь с хранителями, заменял прежние холсты такими, что лучше отвечали изменившейся стилистике эпохи. Восемь из этих живописных работ авторам выставки удалось воспроизвести на металле: к счастью, в 1920-е годы фотографии и репродукции работ Пименова публиковались в журналах и каталогах выставок.
А чтобы реконструировать монументальное полотно «Физкультурный парад», созданное бригадой Пименова для международной выставки 1939 года в Нью-Йорке, понадобилась целая мультимедийная инсталляция. И это тоже символично: произведение классика органично живет в самом современном из возможных воспроизведений.