.jpg)
Театр Наций ответил тем, кто считает, что «в СССР было лучше»
Знаменитый кинодраматург Геннадий Шпаликов, самой известной работой которого можно назвать фильм «Я шагаю по Москве», покончил с собой в 1974 году. Незадолго до смерти он написал сценарий «Прыг-скок, обвалился потолок», который так и не был экранизирован. Зато сейчас режиссер Марина Брусникина поставила по нему спектакль в Театре Наций.
Казалось бы, зачем ворошить старое? Где мы, а где 1970-е годы? И чем сегодня может быть интересна драма одной рядовой семьи того времени? Да хотя бы тем, что советская эпоха в нашей стране еще не до конца отрефлексирована. Все чаще слышатся возгласы, что при СССР жилось лучше, и часть молодежи принимает это на веру... Марина Брусникина чудесным образом возвращает зрителей в те далекие и одновременно все еще близкие для многих годы. Делая это удивительно деликатно: и образы героев, и костюмы с декорациями (спасибо художнице Полине Бахтиной) свободны от фальши.
Героиня спектакля, красивая и уверенная в себе москвичка Анна (Дарья Калмыкова) — дворник и по совместительству слесарь в бассейне. Работой своей она довольна, окружающие ее уважают. Гордится Анна и семьей — похожей на нее 11-летней дочкой Ксеней (Александра Урсуляк ничего специально не делает «по-детски», она играет сам характер девочки, и ей веришь) и мужем Юрием (Артем Быстров), слесарем, приносящим в дом «побольше инженера». Кажется, жизнь удалась, а скоро радости будет еще больше: мама и дочь побеждают в районной эстафете по плаванию, и у них берут интервью для телепередачи. Женщина искренне надеется, что после этого Ксеню заметят и пригласят сниматься в каком-нибудь фильме. На мгновение кажется, что так и случится — сколько похожих случаев описано в советской прессе!
Но все оборачивается по-другому. Дома Анну с дочерью ждет подвыпившая компания — Юрий загулял вместе с соседями, и отказывается прекращать пирушку. Чтобы припугнуть его, жена вызывает милиционеров, и нетрезвый глава семейства случайно ввязывается с ними в драку. Которую сам быстро и прекращает, но его все равно арестовывают. Написавшая заявление на мужа женщина хочет взять его обратно, но безуспешно: рычаги государственной машины уже закрутились, Юрия осуждают на год.
Тут понимаешь, что с машиной этой не все в порядке, и догадываешься, почему сценарий Шпаликова в свое время не утвердили. Ведь за решеткой оказывается человек, который, как выкрикивает на суде его дочь Ксеня, никого не убил, не покалечил, ни у кого ничего не украл. И даже злосчастной пирушки бы не было, если бы соседи не обманули Юрия с деньгами за работу в их гараже и не выставили взамен бутылку. Отдельный вопрос, так и остающийся без ответа — почему столь работящие муж (вовсе не алкоголик) и жена живут так скромно несмотря на то, что она вкалывает на двух работах, а он, видимо, хватается за любую подработку.
На суде оказывается, что Юрий характером очень похож на свою супругу — так же не умеет подыгрывать и приспосабливаться к обстоятельствам. Себе он просит «самое строгое наказание» и отвергает помощь друзей, готовых взять его на поруки. Отец-фронтовик (прекрасная работа отнюдь не пожилого Рустама Ахмадеева) тоже советует сыну «ни о какой милости не просить». И это уже похоже на отношения с врагом, а не с «самым гуманным судом в мире»...
Семья разлучается, Ксеня отправляется в школу-интернат. Приближается Новый год, и Юрий, соскучившись по жене и желая купить дочке елку, на день сбегает домой из мест заключения. И хотя потом он сам идет в милицию, ясно, что его ждет новый срок. Счастье героев оказывается так же хрупко, как фарфоровая тарелка — одно неловкое движение, и она уже разбита. Виноваты ли в этом система, неумение супругов услышать друг друга, или это просто рок, как в античной трагедии, остается не ясным. Как и то, удастся ли Анне и Юрию эту тарелку счастья склеить и воссоединиться снова. Сам драматург, как известно, кризиса в своей жизни не пережил, сделав жену вдовой, а 11-летнюю дочь сиротой. Многие считают, что сценарий «Прыг-скок, обвалился потолок» — вещь в чем-то автобиографичная. Но актуальность свою она не потеряла до сих пор — все случившееся в ней вполне могло бы произойти и в наше время.