К страстям по золоту Рейна Владимир Юровский отнесся со спокойной иронией
В Московской филармонии представили концертную версию «Золота Рейна» в исполнении известных оперных солистов и Госоркестра России имени Светланова под управлением Владимира Юровского. При минимализме, а порой наивности визуальных приемов представление оставило впечатление вдумчивого и даже интеллигентного внедрения в образный и интонационный мир Рихарда Вагнера.
Начальное движение рейнских волн, знаменитые 136 тактов перехлестывающих друг друга восходящих мотивов на неизменной мажорной гармонии были прозрачны, аккуратны и почти камерны. Сдержанное звучание оркестра не оглушало и не подавляло мощью, не требовало безусловного подчинения и поклонения, но давало пространство слушательскому воображению. Сам Юровский, казалось, отстранен от драмы, которая разыгрывается за его спиной.
Драма эта решалась погружением зала в каскад световых эффектов и необычно активными для концертного исполнения передвижениями артистов по сцене, балконам и центральному проходу партера (режиссер – Ася Чащинская, художник по свету Андрей Костюченко). Голубоватое мерцание — это, конечно, отблеск самого Рейна, красным высвечивалась ярость и страсть, желтый колорит подчеркивал тему кольца и золота. Довольно милыми, но неубедительными выглядели театр теней в сцене волшебных превращений Альбериха и золотые бумажки формата А4, изображавшие несметные сокровища.
Отдельного упоминания стоят костюмы. Черные концертные платья русалок (Надежда Гулицкая, Ксения Антонова, Александра Кадурина), глубокое декольте Эрды (шведка Анна Ларссон), светский фрак Вотана, пиджачок в китайском вкусе Логе, фальшивый стеклярус Фрики и каскад воланов на платье Фрейи не только выглядели почти опереточно, но совсем не вязались друг с другом и наводили на мысль, что все взято из театрального подбора, без мысли о какой-то специальной концепции. С другой стороны, это же помогло трактовать действие как историю живых людей, на которых свалилась крайне неприятная житейская передряга, а отнюдь не пафосных неуязвимых героев германского эпоса.
Ровный уверенный тон Вотана (датчанин Йохан Ройтер), решающего вполне рядовую бизнес-проблему – получить побольше, заплатить поменьше, а по возможности и надуть контрагента – контрастировал с растерянной интонацией Фрики (Александра Дурсенева). Необузданный Фазольт (Вадим Кравец) и жадный Фафнер (американец Эндрю Харрис) являли собой ансамбль двух базовых человеческих стремлений — к любви и богатству. Альберих Сергея Лейферкуса выглядел не властным гномом, а скорее туповатым и неудачливым коммерсантом средней руки, применившим устаревшую модель производства, а потому разорившимся в современных условиях рынка. Предмет страсти Фазольта— Фрея в уверенном исполнении Любови Петровой поразительно напоминала милую Ирину Муравьеву из советского фильма «Самая обаятельная и привлекательная». Иронический колорит происходящего подчеркнул фарсовыми вокальными и актерскими красками харизматичный Всеволод Гривнов (дух огня Логе).
И все вместе никоим образом не напоминало сцену из жизни богов – скорее захватывающую буржуазную драму из жизни среднего класса, за которой было не утомительно следить и даже хотелось сопереживать героям.
Тем интереснее контраст этой эмоциональной драмы с ясным, сдержанным и легким (в партитуре Вагнера!) звуком оркестра, в котором даже наковальни гремят интеллигентно и почти танцевально. Этот суховато-отстраненный стиль Юровского можно трактовать как признание неотвратимости и механистичности хода истории, которой подчинены люди и боги, музыканты и дирижер, артисты и зрители – то есть все мы. Не зря в финале оперы свет божественного замка Валгаллы ровно заливает и сцену, и зал с рукоплещущей публикой.